Страница 65 из 102
— Что у вас еще?
— Интересная новость, товарищ полковник. Вы, конечно, знаете, что в нашем городе на гастролях была труппа артистов Вышнегорского драмтеатра. Один из артистов — Адам Петрович Горбань — внезапно заболел и в тот же день покинул город на самолете. Вместо того чтобы лечь в постель, больной — на самолет. Ни в одну из поликлиник не обращался. Да и товарищей не просил проводить, хотя кое-какие вещи у него были.
— Чудаки бывают всякие, откалывают и не такие номера. Может, разобиделся на коллег?
— Товарищ полковник, подозрительное совпадение: Горбань улетел через сутки после кражи у Берсеневой. Примерно в то же время исчез и Мерзон.
— Гогоберидзе! Срочно соберите сведения об образе жизни Горбаня в нашем городе: где жил, с кем встречался… Короче, все об артисте. Вы, Саметов, первым же рейсом — в Вышнегорск.
Вышнегорск встретил Саметова снежными бурями.
Внезапно накрывая этот северный город, они так же неожиданно обрываются. И тогда сквозь стремительно несущиеся рваные тучи проглядывает ослепительно белое негреющее солнце.
У выхода с летного поля капитана встретил белокурый молодой человек в кожанке, отрекомендовавшийся лейтенантом Зайцевым.
— Прошу, — гостеприимно распахнул он дверцу машины.
«Волга» рванула с места, разбрызгивая мокрый снег.
— Что сделано?
— Горбаня в городе нет. С работы уволился неделю назад, рассчитался с хозяйкой. Сейчас один из сотрудников в паспортном столе проверяет, что сообщил Горбань о своем предполагаемом местожительстве. Он успел выписаться.
— Сделаем так. Ты поедешь туда, где жил Горбань, и сделаешь обыск. Санкция прокурора есть. Все, что он оставил — опечатай и привези. Поговори с хозяйкой, с соседями. Забеги в кассу аэрофлота, узнай, куда он взял билет.
Но прежде подбрось меня к драмтеатру. Потом заедешь за мной. Согласен? И возьми еще кого-нибудь. Один не успеешь. Ну, да тебе на месте виднее.
Постучав в дверь с табличкой «Отдел кадров», Саметов встретился с испуганным взглядом пышнотелой дамы неопределенного возраста. Она без надобности стала перекладывать бумаги с места на место, забыв предложить гостю стул.
— Будьте любезны, покажите личные дела артистов как работающих, так и уволившихся, ну, скажем, в течение последнего месяца.
Не ответив ни слова, женщина нехотя достала из разных шкафов несколько десятков скоросшивателей. Личного дела Горбаня среди них не оказалось.
— Все ли дела, которые я просил, здесь? — Капитан положил руку на кипу папок.
— Здесь не хватает по меньшей мере одного личного дела. И вы знаете, о чьем деле идет речь. Я могу назвать фамилию сам. Но мне хотелось бы услышать это от вас.
— Ну, и что из того? Подумаешь, забыла завести личное дело! Преступление какое, — осмелела дама.
— Вы все-таки не сказали, чье дело отсутствует.
В ожидании ответа Саметов по привычке окинул кабинет. Его профессиональный взгляд отметил разницу в чистоте стекол единственного в кабинете окна. Как бы между прочим, он подошел к нему. Два больших стекла в двойных рамах были без замазки. Они-то и сверкали чистотой.
В лапках свежевыкрашенной решетки блестели шляпки недавно вбитых гвоздей. Теперь догадка его перешла в уверенность: Горбань — это Аристархов. Уничтожает за собой все следы. И, видимо, не догадывается, что, уничтожая одни следы, он оставляет другие…
Повернувшись ко все еще молчавшей женщине, капитан произнес:
— Вы не хотите рассказать правду? Ну, что ж, тогда я обойдусь без вашей помощи, но тем хуже для вас. Вот как дело обстоит: примерно с неделю назад вы, как обычно, утром пришли на работу. Сняли с двери мастичную печать, открыли дверь и в испуге бросились к директору.
На мебели, полу валялись разные документы, папки. Из разбитого окна несло холодом. Ну, что, продолжать дальше?
Изумленно глядя на Саметова, женщина смогла лишь произнести:
— Откуда вы знаете?
— Скажите лучше, почему не сообщили в милицию?
— Я хотела… Апполлинарий Маркович… — путалась в словах вконец растерявшаяся женщина.
— Скажите вот что: остались ли какие-либо учетные документы на Горбаня?
— Адама Петровича? Как раз его личное дело и пропало. Вместе с учетной карточкой.
— Нет ли фотографии? Иногда их приносят больше, чем нужно.
— Ничего нет.
— Сколько времени работал Горбань в этом драмтеатре?
— Что-то около полугода.
— Откуда прибыл?
— Не могу вспомнить, — виновато подняла глаза женщина. — Ни года рождения, ничего…
Разговор с директором был коротким и безрезультатным.
— У меня только один вопрос: что вы можете сказать о Горбане? О происшествии в отделе кадров будем говорить в следующий раз.
— О Горбане? — переспросил Апполлинарий Маркович, ошеломленный тем, что капитан откуда-то узнал о том неприятном событии. — Милый, обаятельный, очень способный артист. Как он играет! Собирался еще сезон поработать у нас, на ролях положительных героев. Но почему-то раздумал. Я, право, и не спросил. Наверное, есть причины… — скороговоркой зачастил директор.
— И это все?
— А что же еще? — с откровенным недоумением уставился Апполлинарий Маркович на Темирбая.
— Где жил раньше, где учился театральному искусству, куда уехал, ну, в конце концов, холост или женат?
Апполлинарий Маркович лишь в растерянности развел руками…
Сходя с широкой театральной лестницы, капитан заметил подкатившую «Волгу». Из нее призывно махал рукой Зайцев.
— Заедем ко мне. Такой строганинкой угощу — пальчики оближешь. Небось, не пробовал?
— Какие новости?
— Хвалиться нечем. В комнате Горбаня, кроме хозяйской мебели, ничего. Ни хозяйка, ни соседи не знают, откуда он приехал в наш город и куда уехал. Скользкий тип: говорит много, а послушать — ничего существенного.
Билет взял до Баку, с пересадками в нескольких пунктах.
Думаю, на одной из остановок он непременно «опоздал» на самолет. И теперь ищи-свищи его по белу свету. Фотографии-то нет, а уж документы на другую фамилию у такого пройдохи, небось, заранее припасены. Не за что зацепиться…
— Нет, друг, здесь ты ошибаешься. Горбань все-таки оставил след. След в памяти многих знавших его людей. А такой след стереть невозможно.
— Тебя, Саша, завтра ожидает много хлопот. Придется обежать все библиотеки… Потерпи малость, потом все объясню. У тебя, конечно, есть добровольные помощники? Вот и хорошо. Один и за неделю не управишься.
Рано утром Шалву поднял с постели звонок:
— Срочно к полковнику.
Над картой области склонились Даулбаев и Чернин.
— Вот что, Гогоберидзе. Водолазы, «прочесывавшие» дно Камышового озера в поисках трупа Берсеневой, нашли труп другого человека. Немедленно выезжайте. Выясните, имеет ли этот случай какое-либо отношение к делу Берсеневой. Группа районных работников уже там. Учтите, «Москвич» был найден вот здесь, на Толстом мысу. — Острие тонко очиненного карандаша уперлось в карту. «Это километрах в четырех от шоссе, — мысленно отметил Шалва. — Знакомые места. От города километров пятнадцать с лишком».
И вот Шалва на широком песчаном плесе, исхлестанном всеми ветрами.
«Так. Далековато от машины. Километра полтора, не меньше. Тащить на себе такого дядю — дело долгое и нелегкое. Да и опасно. Могут увидеть, когда идешь поверху. Вероятно, убийство произошло здесь».
Так мысленно рассуждал Шалва, разглядывая труп мужчины. Он уже не сомневался, что погибший — это маляр Мерзон Евсей Абрамович и он же Фуртаев Игнат Севостьянович, бежавший из мест заключения. Сообщение об этом поступило из Москвы вчера вечером.
Когда старший лейтенант ознакомился с содержимым рюкзака, привязанного к ногам трупа, у него не оставалось сомнения в причастности Мерзона-Фуртаева к делу Берсеневой. Четыре трафарета, кисточка, баночка с краской, узел вещей с заложенным внутри пустым ларчиком — говорили сами за себя.
— Целый мешок доказательств, — невесело пошутил старший лейтенант.