Страница 43 из 85
Далее следует длинный перечень кровавых преступлений, в которых обвиняются подсудимые. Матвиенко, Беляков и Никифоров в 1942–1943 годах принимали участие в пяти массовых расстрелах узников Яновского лагеря смерти во Львове, В те же годы Зайцев в концлагере Собибор, а Поденок и Тихоновский в лагере Белжец на территории Польши истребляли людей в душегубках. Вместе с другими вахманами и гитлеровцами они заставляли обреченных раздеваться и по специальным проходам, огороженным колючей проволокой, гнали в газовые камеры. Больных и немощных узников, не способных двигаться, убивали. Зайцев лично застрелил 23 человека, а Поденок и Тихоновский — свыше 30 человек каждый.
С марта 1942 года по март 1943 года обвиняемые являлись соучастниками удушения в газовых камерах в лагере Собибор свыше 50 тысяч граждан и в лагере Белжец — более 60 тысяч человек.
Таков счет, предъявленный народом этим изменникам. Почти 25 лет скрывали они свое подлинное лицо. Органы государственной безопасности разоблачили опасных преступников, и они предстали перед судом военного трибунала,
Дают показания обвиняемые, один за другим проходят свидетели. Среди них — бывшие узники фашистских концлагерей, чудом оставшиеся в живых. Это советские граждане Эдмунд Зайдель, Алексей Вайцен, польские граждане Станислава Гоголовска, Леопольд Циммерман и другие. Они помнят подсудимых не такими, какими они выглядят теперь, — постаревшими и внешне безобидными, а молодыми, сытыми, самодовольными, наглыми, с немецкими автоматами и пистолетами в руках. Да вот и на столе суда среди множества других документов их фотографии тех дней: черные эсэсовские мундиры со свастикой, изображением черепа и скрещенных костей на рукавах, лихо заломленные пилотки. Конечно, тогда никто из них не думал, что придется расплачиваться за совершенные преступления.
Подсудимый Матвиенко хмуро смотрит себе под ноги, нервно теребит пуговицу на пиджаке.
— Немцы внушали нам, — глухо говорит он, — что Гитлер непобедим, что мы должны убивать заключенных во имя победы Германии. Я поддался этим внушениям и вместе с Беляковым, Никифоровым, другими вахманами расстреливал ни в чем не повинных людей.
Показания дает бывший узник Яновского лагеря смерти Эдмунд Зайдель. Этот невысокий, хрупкого сложения человек с грустными, глубоко запавшими глазами был на краю гибели по меньшей мере трижды.
— Первый раз гитлеровцы схватили меня во Львове в сентябре сорок второго года, — говорит он. — Я родился в этом городе, учился здесь в школе, потом стал работать на заводе. Тогда, осенью сорок второго, мне едва исполнилось двадцать. Ничего не объясняя, немцы бросили меня в темный, сырой подвал. Когда стемнело, вывели во двор, вместе с пятью другими задержанными поставили к стенке и открыли огонь из автоматов. Те пятеро, обливаясь кровью, замертво свалились на землю. Но я остался жив: пули прошили стену рядом с моей головой.
Эсэсовский офицер Ляйбингер, руководивший расстрелом, почему-то не стал добивать Зайделя, заставил его вырыть яму, закопать расстрелянных, после чего отправил в Яновский концлагерь, который был создан оккупантами на окраине Львова. Здесь содержались в заключении русские и поляки, чехи и евреи, французы и итальянцы, люди многих других национальностей.
Свидетель говорит тихим, ровным голосом, но чувствуется, что глубокое волнение переполняет его. И без того бледное лицо Зайделя еще больше бледнеет.
— Это был настоящий ад, — продолжает он, — своего рода замкнутый круг за колючей проволокой, из которого не было выхода. Но и здесь, в нечеловеческих условиях, люди не теряли веру в победу справедливости. Заключенные жили, боролись и умирали, но сломить их дух фашистам не удалось.
Каждое утро гитлеровцы и прислуживавшие им вахманы устраивали проверки. Слабых и больных узников тут же перед строем расстреливали, остальных отправляли на работу. В пути следования в каменоломню и обратно их заставляли нести тяжелые камни, связки кирпичей, бревна. На языке нацистов это называлось «приемом витаминов». Если узник нес кирпичи, значит, он принимал витамин «С». Если дерево, доски — витамин «Д» и так далее. Такой метод применялся для того, чтобы физически истощать и без того обессилевших людей, а затем пристреливать. Малейшей оплошности узника было достаточно, чтобы уничтожить его. Однажды комендант лагеря выстрелом из пистолета убил напарника Зайделя, когда они несли на плечах бревно. Напарник в дороге оступился, захромал и тут же за это поплатился жизнью.
Для развлечения эсэсовцы устраивали так называемые «бега смерти». Становились в два ряда, лицом друг к другу, и по образовавшемуся коридору заставляли бежать заключенных, подставляли им подножку и тех, кто спотыкался или падал, на месте убивали.
Рядом с бараками они построили две виселицы — для тех, кто не выдерживал установленного в лагере порядка и хотел покончить жизнь самоубийством. Каждое утро на них находили повесившихся и повешенных. Вахманы Матвиенко, Беляков, Никифоров и другие ревностно служили оккупантам. Зайдель не раз видел, как они убивали узников. Никифоров, будучи пьяным, застрелил заключенного, который плохо себя почувствовал и не смог работать. В другой раз, тоже в нетрезвом состоянии, он стрелял в группу узников, стоявших во дворе, и убил одного из них.
Присутствующие в зале с негодованием смотрят на подсудимого Никифорова, тот прячет, отводит в сторону глаза. Только вчера о утверждал на суде, что действовал по приказу эсэсовцев, расстреливал людей чуть ли не под угрозой смерти. Сегодня свидетели опровергают эти показания как вымышленные.
— Мы понимали, — рассказывает Зайдель, — что нас, заключенных, все равно рано или поздно расстреляют, поэтому готовились к побегу. Но эсэсовцы, очевидно, стали догадываться об этом: пятнадцатого марта сорок третьего года они посадили нас в кузов грузовой автомашины и повезли на расстрел в «долину смерти». В дороге, когда еще ехали по городу, кто-то из нашей группы крикнул: «Бежим!» Мы одновременно рванулись с мест, выпрыгнули из кузова и бросились врассыпную. Вахманы открыли стрельбу. Нас было двенадцать. Только мне удалось спастись, остальные были убиты.
В мае 1943 года Зайделя снова задержали и в числе сотен других узников погрузили в эшелон для отправки в концлагерь. Перед отправкой всех раздели донага и одежду сложили в одну кучу. Было ясно, что она узникам больше не потребуется.
— Во время погрузки на станции, — показал далее Зайдель, — я видел вахманов Белякова и Матвиенко; они срывали с заключенных одежду, избивали их прикладами, загоняли в вагоны. Когда я пытался пронести с собой брюки, вахман наставил мне в грудь дуло автомата. В этот момент кто-то закричал, рука вахмана дрогнула, и выстрел угодил в моего соседа.
В дороге узники погибали от удушья и жажды. Лезвием ножа, который Зайделю удалось незаметно провести в руке, он проделал в стене вагона отверстие, вылез через него на буфера и на ходу прыгнул под откос. Вахманы сразу же открыли огонь, но промахнулись. Трое суток бродил он, голый, по окрестным лесам, пока ему удалось встретить женщину, которая дала ему одежду. Однако злоключения Зайделя на этом не кончились. Его снова задержали и бросили в лагерь. Во время массового расстрела, когда все узники были уничтожены, ему удалось спрятаться в канализационном люке. Несколько суток он просидел под землей, а затем до прихода советских войск скрывался у знакомых,
Такова горькая судьба человека, выступавшего в суде военного трибунала в качестве свидетеля тяжких преступлений, совершенных подсудимыми. Они, как и другие предатели, действовали под руководством гитлеровских офицеров, осуществлявших планомерное истребление населения оккупированных стран.
Вот что рассказала суду Станислава Гоголовска, польская журналистка, в прошлом тоже узница Яновского лагеря.
— Первый комендант лагеря Фриц Гебауэр тяжелой нагайкой сбивал попавшегося ему на глаза узника на землю, становился ему ногой на горло и душил. Таким образом погибли многие заключенные. По его приказанию был брошен в котел с кипящей водой узник Бруно Бранштеттер. Гебауэр находил наслаждение в том, что топил в бочке с водой детей. Сменивший Гебауэра эсэсовец Густав Вильхауз ничем не отличался от своего предшественника. Я видела, как он и его жена Отиллия для забавы убивали заключенных в присутствии своей малолетней дочери. Та хлопала в ладоши, восторженно кричала: «Папа, еще, еще!» В день, когда Гитлеру исполнилось пятьдесят четыре года, Вильхауз отобрал пятьдесят четыре узника и лично расстрелял их. Так герр комендант отпраздновал день рождения своего фюрера. Третий, и последний, комендант лагеря Варцок стал известен таким нововведением, как подвешивание узников вниз головой. Помощник коменданта Рокито цинично похвалялся, что он до завтрака каждый день убивает десять человек заключенных, иначе, дескать, у него нет аппетита.