Страница 44 из 85
Подсудимый Матвиенко, дополняя показания Гоголовской, показывает, что комендант Вильхауз и его жена, кроме того, не раз стреляли в узников с балкона своего дома.
Действия таких извергов, как Вильхауз, не только не пресекались, но и находили у высших фашистских начальников одобрение. Из материалов дела известно, что Вильхауз получил повышение за отличную службу фюреру и был назначен начальником всех фашистских концлагерей на юге оккупированной Польши.
С каждым днем процесса выясняются все новые доказательства вины обвиняемых.
— В сорок третьем году я содержался в Яновском лагере и был зачислен в рабочую команду, — показывает свидетель Леопольд Циммерман, гражданин Польши. — Мы закапывали трупы убитых в «долине смерти» после массовых расстрелов. Эти вахманы, — свидетель показывает на Белякова, Никифорова, Матвиенко, — много раз расстреливали людей. Они мелкими группами подводили к яме обреченных, заставляли раздеваться и затем убивали из огнестрельного оружия. Так на моих глазах были убиты мои малолетние дети, жена, другие родственники. Прошло столько лет, а я не могу спокойно спать. По ночам мне чудятся крики погибших в Яновском лагере.
Подсудимые Матвиенко, Беляков, Никифоров, свидетели Гоголовска, Зайдель и другие подтверждают, что расстрелы в концлагере производились под звуки оркестра.
— При расстрелах эсэсовцы всегда торопили нас, — признается Матвиенко, — требовали, чтобы мы действовали быстрее. Исполняя эти указания, мы не обращали внимания на плач женщин и детей, их просьбы о пощаде. Во время акций, то есть расстрелов, всегда играла музыка. Оркестр состоял из заключенных.
Сохранилась фотография лагерного оркестра, она приобщена к материалам уголовного дела. В числе оркестрантов — профессор Львовской государственной консерватории Штрикс, дирижер оперы Мунд и другие известные на Украине музыканты. Всего их было сорок человек, смертников-оркестрантов.
История этой фотографии так же трагична, как и история многих других документов, имеющихся в деле. Вот что рассказывает об этом свидетель Анна Пойцер, ныне проживающая во Львовской области:
— Во время оккупации города мне пришлось работать в Яновском лагере посудомойкой на солдатской кухне. Немецкие офицеры и вахманы каждый день убивали заключенных во дворе лагеря. Однажды на кухню зашел эсэсовец и сказал, чтобы я помыла нож, лезвие которого было в крови. Я испугалась и оттолкнула его руку. Тогда он схватил меня и лезвием ножа стал водить по моему горлу. Я вынуждена была вымыть нож.
В канцелярии лагеря, рассказывает Пойцер, работал заключенный Штрайсберг, с которым она была знакома еще до оккупации. Как-то он сказал, что вряд ли кто из узников останется в живых и что надо было бы сфотографировать и сохранить до прихода наших снимки, показывающие злодеяния гитлеровцев. Как и все заключенные, Штрайсберг верил, что расплата близка. Пойцер удалось принести из города и передать ему фотоаппарат и пленку. Штрайсберг сделал несколько снимков эсэсовцев и узников. Так появилась и фотография оркестра обреченных. Пойцер вынесла ее из лагеря и оставила на хранение у знакомых в городе.
Штрайсберг старался фотографировать так, чтобы не видели посторонние, особенно эсэсовцы и вахманы. Но гитлеровцам все же стало известно об этом. Они повесили Штрайсберга, а потом, потешаясь, бросали в его тело ножами, упражняясь в меткости. После освобождения Львова Советской Армией Пойцер передала фотографию в Комиссию по расследованию фашистских злодеяний.
Из показаний свидетелей Анны Пойцер, Станиславы Гоголовской, Леопольда Циммермана, обвиняемых Матвиенко и Белякова, из имеющихся в деле и проверенных судом военного трибунала официальных документов и заключений Государственной комиссии по расследованию злодеяний гитлеровских оккупантов вырисовывается история создания и гибели лагерного оркестра.
Однажды ночью в дверь квартиры профессора Штрикса настойчиво постучали.
— Здесь живет профессор?
— Что угодно? — опросил хозяин квартиры, приоткрыв дверь. На лестничной клетке стояли два дюжих эсэсовца, а за их спинами вооруженные вахманы.
— Открывайте смелее, профессор, не стесняйтесь. — Эсэсовец поиграл шнурком, прикрепленным к рукоятке пистолета. — Нам угодно, чтобы вы следовали за нами. С собой можете ничего не брать, скоро вернетесь.
Так профессор музыки попал в лагерь смерти, чтобы никогда из него не выйти. В ту же ночь во Львове было арестовано свыше 60 других известных ученых, преподавателей институтов, работников искусств. Некоторые из них при аресте покончили с собой, отравившись заранее приготовленным ядом (свидетельство документов Государственной комиссии).
Наутро профессора привели к коменданту лагеря Вильхаузу. Там же находился его помощник Рихард Рокито, который до войны подвизался в качестве музыканта в ночных кабаре и ресторанчиках Польши. Этому «любителю» музыки, по утрам натощак убивавшему по десятку узников, и принадлежала «идея» создания оркестра.
Комендант, не удостоив профессора взглядом, распорядился, чтобы он руководил лагерным оркестром.
— Что касается музыки, — Вильхауз перевел взгляд своих серых, бесцветных глаз в угол комнаты, — то я заказал ее другому профессору, композитору, который тоже содержится здесь, в лагере
Когда через несколько дней принесли ноты, профессор Штрикс, просмотрев их, похолодел. Это была траурная, грустная мелодия, более всего похожая на похоронный марш. Такой же, как и он, обреченный на гибель музыкант вложил в нее нестерпимую боль утраты, тоску по свободе.
Состоялось первое исполнение оркестром скорбной мелодии. «Танго смерти» назвали ее узники.
— Правильно, «танго смерти», — злобно усмехались эсэсовцы и вахманы.
И расстрелы стали производиться под траурные звуки оркестра. Изо дня в день, из месяца в месяц в течение двух лет подряд.
Нет возможности описывать подробности массовых убийств. Для этого потребовалось бы написать целую книгу. Сошлемся только на то, что за два года в лагере было загублено более 200 тысяч человеческих жизней.
В тяжелую, тоскливую мелодию, которую исполнял оркестр, врывались резкие пулеметные очереди: «Та-та-та... та-та-та...»
Падали люди — появлялась новая партия. Снова «танго смерти», снова «та-та-та»...
— Помню, что немецкие офицеры и вахманы, в том числе я и Беляков, расстреляли около шестидесяти заключенных французов и большую группу итальянских военнослужащих. Тогда оркестр тоже исполнял «танго смерти».
Это показания Матвиенко. Свидетель Циммерман, однако, уточняет, что итальянцев было около двух тысяч. В приобщенных к делу материалах расследования Государственной комиссией преступлений фашистов в Яновском лагере указаны и фамилии некоторых военнослужащих итальянской армии, отказавшихся служить фашистским режимам Муссолини и Гитлера и за это казненных эсэсовцами. Среди них было пять генералов, более 50 офицеров, в том числе генерал-майоры Менджанини Эрико, Форнароли Альфред, полковник Стефанини Карло.
В ноябре 1943 года Яновский лагерь был ликвидирован. В течение трех дней подвергались уничтожению оставшиеся в живых узники — около 15 тысяч человек. Советские войска успешно наступали. Они форсировали Днепр, овладели Киевом и продолжали продвигаться вперед. Гитлеровцы поспешно заметали следы своих преступлений.
В последний день ликвидации лагеря были казнены и музыканты из оркестра Штрикса.
— На этот раз вахманы — я, Матвиенко и другие — стояли в оцеплении, а эсэсовцы убивали музыкантов выстрелами из пистолетов, — рассказывает подсудимый Беляков.
Был дождливый осенний день. Низко над горизонтом ползли свинцовые тучи. С деревьев падали мокрые, пожелтевшие листья. Профессор Штрикс, осунувшийся, худой, в рваном костюме, смотрел поверх колючей проволоки на крыши домов родного Львова. О чем думал профессор в этот час? Может быть, вспомнил последний концерт в оперном театре?