Страница 24 из 84
Кабинет директора был просторным и величественным, как, впрочем, и соседняя с ним гостиная, где на видном месте висели две акварели Тёрнера. Обе комнаты были заставлены многочисленными столами и столиками, заполнены всевозможными безделушками, а ноги утопали в роскошных коврах. Передо мной стоял стул, на который ложились ученики, когда их пороли. Стул этот был обит желто-синей декоративной тканью и сохранился еще со времен отца. «Ты его надолго запомнишь», — говаривал отец.
— Он поднялся по пожарной лестнице на четыре ступеньки, а потом расстегнул брюки…
— Довольно, Декурси! — резко оборвал его мистер Сперм, который вообще с нами не церемонился. Говорил он по-английски в нос, очень отрывисто. Если верить Дов-Уайту, он был из простых, и, хотя в целом говорил правильно, некоторые звуки выдавали его низкое происхождение.
— …Понимаете, сэр, мы оказались в затруднительном положении, потому что не сразу поняли, что происходит. Мы услышали… этот звук, сэр, и потом — окно ведь было открыто, и он к нему прислонился…
— Декурси, замолчи, сделай милость. — В голосе директора опять послышались резкие, нетерпеливые нотки. Мистер Сперм явно пребывал в нерешительности: он стиснул маленькие кулачки, собираясь постучать по столу побелевшими от натуги костяшками пальцев, но в последний момент передумал. Вспыльчив он был ничуть не меньше, чем Маньяк Мак, однако положение директора лишало его возможности распускать руки по любому поводу. Дать выход своему гневу он мог, лишь прибегнув к формальной процедуре наказания на обитом желто-синей материей стуле, и, словно бы призывая самого себя быть выдержанным, он заговорил нараспев, как читал проповеди в церкви.
— А мистер Мак утверждает, что на ночь он закрыл окно, так как шел проливной дождь.
— Да, сэр.
— Стало быть, то, что говорите вы, — выдумка.
— Мы не хотели подходить слишком близко, сэр. Ведь мы волновались только за жизнь мистера Мака.
— Понятно. — Гнев директора несколько спал, голос стал тише. — Я согласен с тем, что вы сказали про кражу школьного имущества, но думаю, этот субъект был нетрезв. На пожарную лестницу он полез потому, что не отвечал за свои поступки. Пьянство погубит эту страну.
— И мы тоже решили, что у него был нетрезвый вид, сэр. Правда, Квинтон, я говорил тебе?
— Мы все говорили.
— Думаю, что было темно и в своих предположениях вы вполне могли ошибиться.
— Весьма вероятно, сэр, — согласился Ринг. — Может, нам и показалось. Что же касается звука, то это могло быть все что угодно. Например, птичка…
— Птичка?!
— Помнится, есть такая птица, сэр, которая издает похожий звук… Когда летает, сэр…
— В нашем возрасте, сэр, так страшно видеть пьяного, — сказал Декурси. — Он чуть было с лестницы не упал, сэр.
— И все-таки нечего было распускать сплетни. Почему вы не разбудили старосту? Не пришли прямо ко мне?
Ринг пустился было в объяснения, но Декурси его перебил:
— Мы собирались, сэр, честное слово. Квинтон порывался вас разбудить, но Ринг сказал, что вы будете недовольны. За завтраком мы решили немедленно известить вас, но, к сожалению, кто-то из учеников, наверно, подслушал наш разговор.
— Хотя мы старались говорить шепотом, сэр.
— А ты что скажешь, Квинтон? Ты что-то помалкиваешь.
— Мне очень стыдно, сэр.
— А каково, по-твоему, сейчас мистеру Маку?
— Но ведь о безопасности мистера Мака мы и…
— Знаю, знаю, дружок. — Костяшки пальцев опять забарабанили по столу. На лиловом лице вновь изобразилась внутренняя борьба, и вновь возобладал христианский дух. — Когда я впервые пришел сюда, Квинтон, церковь не была еще средоточием школьной жизни. В то время гадкие истории вроде той, свидетелем которой ты поневоле стал, случались нередко. Школу терроризировали хулиганы.
— Да, сэр.
— Хулиганы тащили новичков в горы и там били по ногам прутьями. А одному мальчику раскаленной кочергой выжгли на теле клеймо.
— Мы слышали об этом, сэр. Спасибо, сэр, за все, что вы для нас сделали.
— Надо будет поручить Уилтширу Мейджеру перед обедом в присутствии сестры-хозяйки и служанок объявить, что этот человек в состоянии опьянения поднялся по пожарной лестнице и тут же спустился вниз. Да, пьянство — это бич. Еще слава богу, что мы все не сгорели во сне.
— Сгорели, сэр? — отозвался Ринг. — Сгорели?! — испуганно повторил он, но тут вмешался Декурси:
— Потому-то мы так и волновались, сэр. Ринг хотел даже ударить его клюшкой — ведь у него могли быть с собой спички!
Когда до Ринга дошло, к чему клонит Декурси, на его лице заиграла понимающая улыбка.
— А может, — непринужденно добавил он, — этот тип был настолько пьян, сэр, что он решил, будто пожар уже начался, и пытался затушить его таким способом, сэр.
— Фу, какая мерзость, Ринг! Мы же договорились, что ничего такого и в помине не было. И почему ты так гадко хихикаешь? Что тут смешного? Квинтон, ты понял шутку Ринга?
— Нет, сэр.
— Мне в жизни не доводилось видеть более глупого мальчика, чем ты, Ринг. Непроходимый тупица.
— Я просто хотел…
— Скажи, у тебя есть призвание, Ринг?
— «Призвание», сэр?
— Кем ты собираешься стать, когда вырастешь?
— У моего отца лимонадная фабрика в Дублине, сэр.
— Я знаю, что твой отец делает лимонад. А чем займешься ты?
— Тем же, сэр.
— В таком случае, Ринг, я твой лимонад пить не стал бы.
— Он совсем не так уж плох, сэр.
— Не дерзи мне, Ринг, а то я тебя накажу. — Тут лиловое лицо директора повернулось ко мне, и он, на этот раз несколько более снисходительно, спросил: — А у тебя какое призвание, Квинтон? Будешь ветеринаром?
— Вы, кажется, спутали меня с Данревеном, сэр.
— Ах да, верно. У тебя ведь мельница, а? Под Фермоем?
— Да, сэр.
— Не дружи с кем попало, Квинтон. Как говорится, семь раз отмерь… Декурси?
— Сэр?
— Какое призвание у тебя, Декурси?
— Театр, сэр.
Мистер Сперм качнул головой:
— А ты никогда не думал о том, чтобы стать школьным учителем, Декурси?
— Я вряд ли гожусь для этого, сэр.
— Кто знает, кто знает. Помни, Декурси, долг — превыше всего. Что ж, я рад, что у нас состоялся этот разговор.
— И мы тоже, сэр.
— Итак, Уилтшир Мейджер сделает объявление, содержание которого мы с вами только что обговорили. Дов-Уайту извольте передать, чтобы он вас наказал за выход из спальни в ночное время. Извинитесь перед мистером Маком и постарайтесь загладить свою вину. Извольте извиниться перед моей супругой. Когда Уилтшир Мейджер будет зачитывать объявление, извольте встать рядом и, когда он кончит, извиниться перед ним за доставленные хлопоты. Извинитесь также перед сестрой-хозяйкой и младшей сестрой, совсем еще молоденькой девушкой, которую наверняка вогнали в краску ваши гнусные сплетни. Придется извиниться и перед служанками, среди них тоже есть молодые женщины, а также перед дежурным старостой. Говорить будешь ты, Квинтон. А ты, Ринг, передашь Дов-Уайту, чтобы он наказал тебя еще и за дерзость. Ну-с, будем считать, что инцидент исчерпан. Я рад, что мы обо всем договорились.
Когда мы выходили, маленькая синяя лампочка над дверью, которую мистер Сперм зажигал, не вставая из-за стола, потухла. Когда лампочка горела, это означало, что директор занят и заходить в кабинет строго воспрещается. Обыкновенно лампочка загоралась, если за дверью секли розгами или же шли занятия закона божьего, которые мистер Сперм любил проводить у себя в кабинете. Радуясь, что легко отделались, мы бросились бежать по длинной галерее, соединявшей дом директора со зданием школы. Ведь мы боялись, что директор даже не станет нас слушать, и настраивались, несмотря на воскресный день, на серьезный нагоняй.
— Он сказал, чтобы вы нас наказали, — доложил Ринг, входя в комнату Дов-Уайта.
— Это еще за что?
— За то, что мы стали свидетелями гнусного поступка, сэр. Пьянство — это бич, сэр.
Поставив на огонь воду и заварив чай, Дов-Уайт сказал, что со времени основания школы в 1843 году не было, пожалуй, более отрадного события, чем то, что произошло этой ночью, и это при том, что наказан Маньяк был человеком, от которого сам Дов-Уайт нас так предостерегал. Тут в комнату вошел мальчик и объявил, что нас вызывает мистер Мак. «Только этого не хватало!» — вырвалось у Ринга, и мы поплелись в кабинет учителя математики.