Последнее убийство (Сборник)

— Нет, не говорил. Я же помню.

— Ну, я пробыл в Стоддарде два года. А ты думала...— Но губы Марион уже сложились для поцелуя, который разрешил все сомнения.

Через несколько минут он посмотрел на часы.

— Я, пожалуй, пойду,— сказал он,— Надо немного поспать.

Обдумывая разговор с Марион, он пришел к выводу, что Лео как-то узнал, что он учился в Стоддарде. Это не представляло реальной опасности. Нет! Беспокойство, возможно. О, Иисус! Но опасности нет, нет. Разве есть закон против богатых?

Но почему так поздно? Если Лео хотел помешать ему, почему он не сделал этого раньше? Почему сегодня? Конечно же, дело в этом объявлении в «Таймсе»! Кто-то видел его, кто-то, кто был в Стоддарде. Сын какого-нибудь друга Лео. «Мой сын и ваш будущий зять вместе учились в Стоддарде». Лео и сложил два и два. Дороти, Эллен, Марион. Авантюрист. Он сказал Марион, отсюда и ссора.

Проклятье! Если бы только было можно упомянуть о Стоддарде с самого начала! Это плохо. Лео мог начать подозревать его и сказать об этом Марион. Но почему разговор зашел только сегодня?

Что может сделать Лео со своими подозрениями? У них могут быть только подозрения. У старика не может быть доказательств, что он знал Дороти. А разве Марион не обрадовалась, когда он сказал ей, что не знал Дороти? Может быть, Лео скрывает часть информации от Марион? Ну нет, он бы сразу выложил перед ней все доказательства. Значит, у Лео нет ничего определенного. Откуда у него может быть уверенность? Откуда? Разве теперешние дети в Стоддарде помнят Дороти? Возможно. Но сейчас Рождество. Все на каникулах. Все разъехались, а свадьба через четыре дня. Лео не решится предложить Марион отсрочку.

Надо сидеть и сжать кулаки. Еще недолго. Вторник, среда, четверг, пятница, а потом суббота. Что ж, если случиться худшее, так у него есть деньги. Это все, что сможет доказать Лео. Он не сможет доказать, что Дороти не совершила самоубийство. Он не сможет достать со дна Миссисипи пистолет, который уже наверняка занесло двадцатью футами ила.

А если все пойдет по плану, то свадьба состоится. Что тогда сможет доказать Лео, даже если весь Стоддард все вспомнит? Развод? Ну, это не так-то легко сделать! Даже если Марион захочет... А потом что? Может быть, Лео захочет купить его?

Надо подумать. Сколько заплатит Лео, чтобы спасти дочь от авантюриста? Много, наверное.

Но не так много, как может дать Марион в один прекрасный день.

Хлеб сейчас или булку потом?

Вернувшись к себе, он позвонил матери.

— Надеюсь, я не разбудил тебя. Я вернулся от Марион.

— О, дорогой мой, я так рада за вас! Марион чудесная девушка! Просто чудесная!

— Спасибо, ма!

— И мистер Кингшип такой чудесный человек, такой приятный! Ты обратил внимание на его руки?

— А что такое?

— Такие ухоженные!

Он засмеялся.

— Бад,— она понизила голос,— они, должно быть, богатые, очень богатые...

— Кажется, да, мама.

— Эти апартаменты! Как в кино! Боже мой!

Он рассказал ей о доме на Саттон Террас.

— Подожди, пока ты его еще не видела. В четверг он отведет меня туда, чтобы познакомить с обстановкой.

— Бад, а как обстоят дела с твоей идеей?

— С какой идеей?

— Из-за которой ты бросил учебу.

— Ах, эта! — вспомнил он.— Она провалилась.

Мать была разочарована.

— Ты вспомни тюбики с пастой для бритья.

— Что ты хочешь сказать?

— Их выбрасывают, когда кончается паста?

— Да.

— Так вот то же самое сделали со мной.

— О!—она глубоко вздохнула.— Ты никому не говорил об этом?

— Нет.

— Ничего не поделаешь, раз так случилось. Идея... Закончив разговор, он улегся в постель.

Черт с ним, с этим Лео и его подозрениями! Все будет в порядке.

Иесус, единственное, что ему надо, увидеть, как она принесет ему деньги.

 Глава 10

Поезд миновал Стампорт, Бриджпорт, Нью-Хэвен, Нью-Лондон. Он шел все дальше и дальше на восток. В одном из тамбуров, прижимаясь к окну, стоял Гордон Гант.

Около шести часов поезд прибыл в Провиденс. На вокзале Гант выяснил несколько вопросов в справочном бюро. Потом, взглянув на часы, покинул вокзал. Он зашел в кафе и наскоро перекусил. Кофе и пирог — таков его рождественский обед. Потом в аптеке он купил катушку липкой ленты. Вернувшись на вокзал, он стал читать какую-то бульварную газетенку. Без десяти семь он снова вышел с вокзала и направился к автобусной остановке. На голубом автобусе была проведена широкая желтая полоса и на ней написано: _«Менассет —Сомерсет — Фалл Ривер»_.

В двадцать минут восьмого автобус остановился на Майн-стрит в Менассете и высадил нескольких пассажиров. Среди них был и Гордон Гант. Быстро оглядевшись, он зашел в телефонную будку и, просмотрев телефонный справочник, набрал номер. Десять раз он набирал номер, и десять раз не было ответа. Тогда он повесил трубку.

Дом был серым и убогим, всего один этаж. Окна замерзли, и на них нарос слой снега. Гант внимательно огляделся. До дома было всего несколько футов, но снег не тронут.

Он дошел до конца квартала и повернул обратно. Он внимательно рассматривал окружающие дома. Во многих домах окна были закрыты, но где-то он видел, как семьи сидели за праздничным столом. В конце квартала он опять повернул назад. Поравнявшись с серым домом, он резко свернул за угол. Высокий забор отделял этот дом от другого. Гант направился к небольшому крыльцу. Дверь и окно. Рядом металлический ящик для мусора. Он подергал дверь, она была заперта. Окно тоже было закрыто. Гант огляделся, достал из кармана липкую ленту и начал разматывать ее. Разматывая ленту, он наклеивал ее на стекло. Через несколько минут все стекло было закрыто лентой и тогда он резко ударил по стеклу рукой в перчатке. Легкий звук известил о том, что стекло разбито. Осколки, однако, не посыпались, они остались висеть на липкой ленте. Гант осторожно собрал стекла с лентой и бесшумно опустил их на дно мусорного ящика. Откинуть защелку на окне было нетрудно. Он достал из кармана фонарь и посветил в окно. У окна стояло кресло. Он сунул руку в окно и отодвинул кресло. Потом залез внутрь.

Узкий лучик фонаря осветил кухню.

Гант мягко двинулся дальше по полу, покрытому линолеумом.

Он зашел в гостиную. Толстые, обитые плюшем кресла. Мрачные тени из окна. Фотографии Бада на стенах. Бад — младенец, Бад — в коротких штанишках, Бад — в школе, Бад — в университете. Кругом Бад, всюду его улыбающееся лицо.

Из гостиной Гант прошел в холл. Первой комнатой оказалась спальня. Бутылка лосьона, пустой туалетный столик, только фото Бада осталось на месте. Затем шла ванная. Здесь не было ничего интересного.

Третьей была комната Бада. Она напоминала комнату второразрядного отеля. Гант вошел в нее.

Он осмотрел обложки книг на полках. Учебники и новые романы. Ничего похожего на дневники. Он сел за стол и стал осматривать ящики. Там было много бумаг, бювары, номера «Лайфа» и «Нью-Йоркера», какие-то заметки, дорожная карта. Ни писем, ни календарей, ни адресных книг. Ничего. Он встал и подошел к комоду. Половина ящиков была пуста. В других были летние вещи, плавки, пара вязаных носков, целлулоидные воротнички, галстуки. Никаких бумаг.

Он небрежно раскрыл дверь чулана. И на полу, в углу, увидел небольшую коробку. Он взял ее и поставил на стол. Она была закрыта. Он покачал ее и по звуку определил, что в ней бумаги. Он попытался открыть ее лезвием ножа. Ничего не вышло, Тогда он взял на кухне отвертку, но его снова постигла неудача. Он завернул коробку в газету, надеясь, что в ней нет важных бумаг миссис Корлис.

На кухне он нашел кусок фанеры. Выбравшись из окна, он вставил фанеру вместо выбитого стекла. Он понимал, что снег скоро заметет все следы и издали трудно будет определить, что в окне выбито стекло.

Вскоре на улице можно было увидеть высокого молодого человека, который быстро удалялся, держа подмышкой какой-то сверток.