Страница 13 из 14
- В комнату, не сюда.
- Понял, понял. Я просто глянуть.
В столовой, казалось, уже наступили сумерки. Старая яблоня росла напротив окна, заслоняя свет; ветки мерно покачивались, шевелились, как узловатые пальцы. Отец задумчиво вышагивал вдоль стола. Заметив Ясеня, приостановился и хмыкнул. Выдержал паузу, потом, наконец, сказал утвердительно:
- На поле ездил.
- Ездил.
- Понятно.
Ясень несколько удивился. Он ожидал, что реакция будет более бурной.
- Решил старика позлить напоследок?
Вопрос был, в общем-то, риторический, и Ясень только пожал плечами.
- Дурак, - сказал отец. - Сколько раз говорил - не трогай его. Он такие вещи не забывает. Думаешь, дедушка безобидный, только и может, что травку собирать, да Мирку хворостиной лупить? Жаль, ты его лет двадцать назад не видел...
Отец замолчал и нахмурился, как будто вспомнил что-то малоприятное. Потом махнул рукой:
- Ладно. Здоровый лоб уже, сам теперь разбирайся. Все равно ведь стоишь и не слушаешь ни хрена. Только и ждешь, как бы завтра побыстрей наступило. Готов себя показать, герой?
- Готов, - сказал Ясень, внутренне подобравшись.
- Уверен?
- Проверь.
Они застыли, впившись друг в друга взглядом, но это длилось всего секунду. Потом отец ухмыльнулся и сказал:
- Проверю, а как же. Ну-ка...
Он шагнул к шкафчику и достал бутылку красного рома. Плеснул в два стакана.
- Света без пепла.
Жидкость обожгла горло. Ясень едва не закашлялся, но сдержался. Родитель одобрительно хмыкнул.
- Вижу, вижу, наш человек, - он быстро разлил еще по одной. - Веришь ли, Ясь, завидую тебе белой завистью...
Ясень верил. Он и сам порой удивлялся, как отец с его буйным нравом столько лет продержался в этой дыре. Будь его воля, глава семьи до сих пор носился бы с клинком наголо от моря до моря, сшибаясь с дикарями на побережье и с бунтовщиками в предгорьях. Да и семьи никакой бы не было, скорее всего. Но судьба распорядилась иначе.
Бравый вахмистр королевских драгун был ранен в битве у Багровых Утесов. Это произошло на глазах у юного короля. Его величество, который и сам предпочитал помахать мечом, вместо того, чтобы читать отчеты о налогах и урожаях, лично повесил вахмистру медаль на шею и пожаловал потомственное дворянство. Перед драгуном открывались блестящие перспективы, но ранение оказалось слишком серьезным. Несколько месяцев он вообще едва мог подняться. Потом кое-как оправился, но при ходьбе заметно хромал, и, что самое страшное, не мог больше долго удерживаться в седле.
В конце концов, он вернулся в родной городок посреди степи, где в него сразу вцепился пожилой бургомистр, которому позарез был нужен новый начальник стражи.
Много раз отставной драгун потом проклинал тот день, когда согласился на уговоры. Впрочем, были и положительные моменты. Местные барышни млели и таяли при виде пурпурно-алой медали на широкой груди героя. Вот и дочка купца - самого богатого в городе! - тоже не устояла...
- Я тебе так скажу, - отец оглянулся на дверь и понизил голос, словно боялся, что их подслушают, - к Волкам иди, к Ястребам, к кому хочешь. Только в это болото не возвращайся. Понял, дурень?
Одним глотком он выдул ром из стакана. В эту минуту дверь отворилась, и матушка шагнула через порог. Взглянула на мужа и сказала:
- Ага.
В этом слове было столько оттенков, что отец покраснел и поспешно сунул бутылку в шкафчик. Пчелка, вошедшая вслед за матушкой, хихикнула, но тут же опомнилась и сделала невинное личико. Старая Веста водрузила в центр стола огромное блюдо. Пирог исходил аппетитным паром и едва не лопался от начинки. Принцип у матушки был простой - чем больше мяса, тем лучше. В противном случае отец не преминет съязвить на тему того, что его кормят тестом и травкой, как последнего смерда, и что у него в полку даже лошади питались разнообразнее...
- А мелкого позвать? - спросила Пчелка.
- Не надо, - сказала матушка. - Спит твой братик, я к нему заходила только что. Потом пирога ему отнесешь.
- Как он, кстати? - спросил Ясень. - Выздоравливать собирается?
- Ночью пропотел, лучше стало. Только слабый совсем.
- Правильно, пусть спит. Быстрей поправится, - глубокомысленно заметил отец. Он явно был рад, что разговор ушел от бутылки в шкафчике. Матушка понимающе усмехнулась.
- Садись уже, лекарь...
А Ясень вдруг ощутил, что его самого неодолимо тянет ко сну. Разумных объяснений этому не было. Ведь не с двух же стаканчиков развезло? Но веки наливались свинцом, и глаза слипались. Вокруг сгустился лиловый сумрак, фигуры домочадцев сделались плоскими, а голоса звучали глухо и неразборчиво, словно из-за двери.
Ясень с трудом улавливал, как Пчелка в лицах пересказывает сцену на поле, смешно копируя интонации ведуна. И как отец посмеивается в усы, а матушка качает головой осуждающе, но даже на ее губах иногда мелькает улыбка. А потом старая Веста говорит, что фиалковый цвет в этом году удался на славу, она уж такого и не припомнит. И вообще, по такой погоде ходить на поле - чистое удовольствие. А вот когда она, Веста, впервые собирала фиолетовые огни (шутка ли, два больших цикла с тех пор сменилось) стоил собачий холод, потому что дело было зимой, и цветы проросли на проталине посреди ледяной равнины, и мороз обжигал лицо, выцарапывал последние остатки тепла, и уже не слушались пальцы...
- Ясень!
Кто-то звал его с другого края снежного поля, но голос терялся, не мог пробиться сквозь завывание вьюги.
- Ясень, слышишь меня?..
Он с трудом поднял взгляд и не сразу сообразил, где находится. Все сидящие за столом уставились на него - Пчелка даже рот приоткрыла. В ушах звенело, словно рядом только что ударили в колокол.
- Да, - сказал он. - Я слышу.
- Заснул, что ли? Зовем, зовем, а ты - ноль внимания.
- Все в порядке, - Ясень потер глаза. - Просто устал немного. Пойду, прилягу на пару часов, пожалуй.
Путь до кровати показался ему нестерпимо долгим. Голова кружилась, ноги стали ватными, но все-таки он добрался. Рухнул головой на подушку, и сон поглотил его, как трясина поглощает брошенный камень.
Он уже не видел, как матушка зашла в комнату и осторожно присела рядом. Потом заглянула Пчелка и, помолчав, сказала:
- Я у Весты спросила, что с ним такое. Она говорит, это дева-судьба его наказала. Ну, то есть, не наказала, а так... Вроде как по носу щелкнула, чтобы не слишком нагличал. А вообще, она - ну, дева, в смысле - любит таких, которые не боятся. Присматривает, мол, за ними, оберегает...
- Все их любят, - вздохнула матушка. - Только и жизнь у них - не аллея, камнем мощеная, а тропка горная, по-над пропастью. Чуть зазеваешься да споткнешься, и костей уже не собрать. Сколько раз ему говорила - думай головой, не лезь на рожон, но ведь, сама понимаешь, без толку...
Тихо было в каменном доме, только хныкал за окном ветер.
- Ладно, - матушка поднялась. - Ты венок-то приготовила?
- Нет еще.
- Ну, пойдем.
Они вернулись на кухню, и Пчелка принялась бережно ворошить цветы на столе. У некоторых фиалок стебли были неестественно длинные - можно легко связать в узелок. Пчелка отбирала их, прикладывала друг к другу, переплетала. То, что возникало в ее руках, было похоже на зеленую косу с множеством фиолетовых брошек.
Закончив, она с удивлением обнаружила, что в кухне стало светлее. Выглянула в окно. Тучи поредели - впервые за много дней; в просветах между ними синело небо. Солнечный луч небрежно мазнул по крышам.
- Матушка, солнце! - Пчелка засмеялась, закружилась от восторга по кухне.
- Куда ж без него сегодня?
- А я боялась, что дождь пойдет!
- Глупышка. Сплести успела?
- Да, вот смотри!
- Ух, красота! Ну, беги тогда. Смотри, не забудь только...
Матушка нагнулась к ней и что-то прошептала на ухо. Пчелка зарделась, прыснула. Схватила цветы и выскочила на улицу. Увидела стайку сверстниц, догнала, защебетала с ними наперебой. Смех-колокольчик звенел хрустально и чисто. Девушки шагали к окраине, перекинув через плечо фиолетово-зеленые "косы".