Страница 45 из 101
Знал только одно: нужно идти на восток. Где-то там далеко, за горами и лесами, за множеством больших и малых рек, находится мой родной, степной край.
В полдень, усталый, голодный, я остановился около какого-то небольшого озера. На берегу нашёл несколько сухих рыб, съел их и, едва добравшись до кустов орешника, заснул.
Проснулся перед заходом солнца. Решил искупаться. Купался долго, с наслаждением. Когда вылез из воды на берег, то на месте, где лежала моя одежда, валялась только палка. Одежду кто-то унёс.
Дважды обошёл вокруг озера, присматривался, прислушивался, но нигде никого. Нашёл лишь рыбачью рваную сеть да несколько мелких, сухих рыбок.
Надвигалась ночь. С горных ущелий повеяло холодом…"
Старик Яков не спал. Он незаметно наблюдал за склонившимся над книгой Арсеном и улыбался: молодец хлопец, тянется к знаниям, — значит, будет из него толк.
Скоро исполнится тридцать лет, как Яков Щербина очутился здесь, в городке Торе. Построил вблизи крепости и солёного озера избу, вырастил сад, завёл пасеку. И вот лечит он теперь людей от разных болезней и учит грамоте подростков. Не поэтому ль и называют его в народе "колдуном". Колдун — слово нехорошее. Но когда люди говорят так о Якове Щербине, то произносят это слово тепло, уважительно. Яков долго искал, кому можно было бы передать свои знания, приобретённые им за долгие годы, и кто помог бы ему вести записи, потому что сам он уже писать не может, зрение его стало слабым. А ему так хочется, чтобы внуки и правнуки знали, что делается сейчас в их крае. Кроме того, он обязан сдержать данное когда-то своему избавителю Кошуцкому слово — рассказать людям о том, что слышал от него и что знает сам.
Арсен, кажется, как раз тот, кого он искал. Мальчик сообразительный, старательный, прилежный в науке. Он не только научился уже читать и писать, а даже и сам пробует излагать на бумаге свои мысли.
…Кончив читать, Арсен долго не мог прийти в себя. Так вот он, оказывается, каков, дедушка "колдун"… А что же с ним было дальше? Он взглянул на полочку с книгами. Их там было несколько, все в кожаных переплётах. Но в какой же из них продолжение?.. Не удержался, подошёл, развернул одну, другую, третью…
— Так на чём там окончилось? — спросил тихо Щербина.
Арсен вздрогнул. Быстро поставил на место книги.
— "Надвигалась ночь. С горных ущелий повеяло холодом…" — поспешно сказал он и смущённо опустил глаза.
— Да-да, я оказался раздетым… А сетями не нагреешься…
— А что ж было дальше? — не утерпел Арсен.
— Было очень досадно, — уклонился от прямого ответа Щербина. — Но как бы ни было тебе трудно, а спасение надо искать. И я тоже начал искать выход… Но об этом в другой раз, а сейчас давай продолжим наши записи.
Арсен сел за стол, взял перо и приготовился писать.
Яков встал с подмостки, сел тоже рядом на скамью и о чём-то задумался. Потом тряхнул головой, посмотрел в окно, полюбовался игрой ряби на воде озера, перевёл взгляд на бумагу, что лежала на столе, и не спеша заговорил:
— Из поколения в поколение передаётся-пересказывается такое:
"Шатры кочевников стояли на берегу солёного озера. А вокруг простиралась степь. Три дня и три ночи нужно было мчать быстроногим лошадям на восток, чтобы добраться до великой реки Дона. А потом столько же надо было ехать до ещё большей реки Итиль. А если мчаться на запад, то тоже только через три дня доберёшься до реки Славуты. Три дня и три ночи пути было и до моря — бескрайней, вечно неспокойной горькой воды на юге.
Степь и степь. Кругом, куда ни глянешь, степь.
На этом привольном просторе днём и ночью паслись лошади, верблюды, ослы, овечьи отары. У шатров пылали огни, пеклись травяные коржи и мясо. Пищу смою кочевники поливали рапой из озера, и она становилась вкусной, ароматной.
По вскоре люди и животные вытоптали всю траву.
И в один прекрасный день на рассвете вождь кочевников дал знак-приказ снимать шатры и двигаться дальше, на новое место.
В последний раз люди полили пишу солёной озёрной водой, наполнили ею кожаные сумы-бурдюки и отъехали.
На новом месте они расположились среди редких перелесков. И опять потекла обычная лагерная жизнь: воины упражнялись с мечами и луками, дозорные стояли на страже, пастухи стерегли скот, доили кобылиц. А около шатров пылали костры. Кочевники пили хмельной напиток — кумыс. Пели песни, жарили свежее и вяленое мясо, а когда ели его, то поливали рапой из бурдюков.
Не отливал рапы из своего бурдюка только один хитрый, смекалистый пастух Хатар. Он заметил, что рапа на огне густеет, а пролитая на раскалённые угли или на горячую землю, она превращается в белый мелкий песок. Песок этот такой же солёный, как и рапа.
И Хатар додумался: он ежедневно выносил из лагеря свой бурдюк и клал его на солнцепёке, чтобы солнце выпивало из него влагу.
Шли дни. Кочевники отъезжали всё дальше и дальше от солёного озера. Рапу в лагерь доставляли специально выделенные для этого воины. Сначала на дорогу у них уходило полдня, потом день, затем два, а со временем и пять дней…
Хатар с нетерпением ждал чуда. Он ежедневно молил солнце скорее выпить из его бурдюка воду. Бурдюк заметно уменьшался. И на его стенках начала оседать уже белая пыльца.
Хатар забыл о еде, обо всём, чем жил до этого. Он всё ждал чуда… Он верил в него!
А жидкость густела, вскоре она стала голубоватой, серой, но, как казалось нетерпеливому пастуху, сгущалась очень медленно. Можно было бы подогреть её на огне. Но те, кто заметят, подумают: вот чудак — и отберут ещё бурдюк с рапою. Нет, пусть лучше пьёт солнце.
В лагере пошли слухи:
"Хатар — колдун".
"Хатар что-то замышляет".
"Хатар прячет почему-то свой бурдюк".
За рапой с пустыми бурдюками снова поехали всадники. По пошёл уже пятый день, а они всё не возвращались.
Исчез и Хатар.
Его нашли в степи. Хатар сидел в траве над раскрытым бюрдюком. Пастух вёл себя странно: он молил солнце, чтобы сильнее припекало. Заявил, что скоро будет чудо…
В лагере заговорили, что Хатар утратил разум.
Рапы уже не было для пищи даже кагану — вождю. И он приказал разыскать пастуха и отобрать у него бурдюк с рапой.
Узнав про такой приказ, Хатар спрятался. Найти его не смогли.
Разгневанный вождь опять приказал найти пастуха живого или мёртвого и отнять у него бурдюк.
Воины бросились исполнять волю повелителя и нашли Хатара.
Он сидел на степной могиле, чтобы быть ближе к солнцу, поднимал вверх руки и молил светило… Увидев людей. Хагар намерился бежать, но стрела догнала его.
— (Смотрите, что получилось из рапы?!
— Сухая!
— Сухая!.. — зашумели воины. Они пробовали белый песок на вкус и с удивлением рассматривали его.
Затем осторожно подняли бурдюк и понесли в лагерь.
А окаменевший пастух Хатар остался на степной могиле. Обожжённый солнцем, овеянный ветрами, омытый дождями, с призывным взглядом в небо — он стоит там и поныне…"
Арсен дописал последние слова и, не выпуская из рук пера, посмотрел на замолчавшего старика Якова.
— На сегодня, наверное, хватит, — уловив любопытный взгляд мальчика, сказал Щербина. — Сейчас попо-лудпюем, отдохнём и займёмся с тобою счётом и кириллицей. Да, — вздохнул Щербина, — разумные люди, скажу тебе, были те болгары Кирилл и Мефодий. Разумные… Дали, видишь ли, нам, славянам, удобное и отличное от других аз, буки, веди…
— А когда ж будет рассказано, — напомнил Арсен, — о том, что случилось после того, как "надвигалась ночь. С горных ущелий повеяло холодом…"?
Яков грустно улыбнулся, подошёл к полочке с книгами, вытащил из стопки большую тетрадь.
— Здесь только наброски, — сказал он. — Придётся тебе всё переписывать.
В это время перед окнами промелькнули две фигуры. Затем скрипнула дверь.
"Это кто-то опять за лекарством пришёл", — догадался Арсен.