Страница 56 из 81
размышлять, как Шерлок Холмс: где вы можете быть в
зимний, хоть и воскресный, но серый день? На всякий
случай справился у Фирсоиовых — не заходила и не зво¬
нила. И чувство подсказало мне пойти сюда, и оно не
обмануло: вы здесь, передо мной. Судьба, Татьяна Ива¬
новна !
— Вы, видно, частый гость здесь, — заметила Таня.
— Не гость, а свой человек, — поправил он. — Чело¬
веку необходима духовная пища, быть может, в большей
степени, чем пища физическая, кухонная. — Иван Мат¬
веевич нетерпеливо похлопал записной книжечкой о ла¬
донь левой руки; Антона он не замечал, хотя тот стоял
рядом с Таней.
И когда кузнец отошел, Семиёнов спросил Таню шут¬
ливо:
— Уж не увлечены ли вы, Татьяна Ивановна? Или
это благодеяние богатого, который делится щедростью
душевной с более бедным? Это должно льстить самолю¬
бию женщины. Вы случайно встретились здесь?
— Нет, он просил проводить его.
— Может быть, вы и в балет его поведете?
— Может быть.
— Вот как! Я частенько стал видеть вас вместе —
это наводит меня на некоторые размышления, — преду¬
предил Иван Матвеевич и погрозил ей пальцем. — Раз
бирается ли кузнец в живописи?
— Трудно сказать: он здесь впервые, — ответила Та¬
ня. — Но при виде каждой картины сильно и как-то по-
детски переживает. Это интересно наблюдать.
Семиёнов придвинулся к Тане, взял ее под руку и
спросил, понизив голос:
— Когда мы увидимся еще?
Таня нахмурилась.
— Мы видимся с вами каждый день, Иван Матвее¬
вич, — ответила она уклончиво.
— Встречи на работе не в счет, — возразил Семиё¬
нов. — На работе мы другие люди, и я не вижу в вас
той женщины, какую вижу, скажем, сейчас. Встречи на¬
едине, Татьяна Ивановна, обновляют чувства. Да и об¬
становку менять полезно...
— Телефон мой вы знаете — звоните.
Семиёнов усмехнулся, скрывая обиду.
— Звоните, когда меня дома не будет, да? Вы не¬
уловимы, как ветер.
Антон стоял неподалеку от них, смотрел на какую-то
картину и ничего не видел, будто ее застлал туман. Как
было хорошо пять минут назад и как тоскливо, пусто
сейчас! И надо же было появиться здесь этому Семиё-
нову!.. Конечно, ей интереснее с ним, он «свой человек»
здесь. А он, Карнилин, только грачей и может объяс¬
нить. «Пусть они остаются, а я уйду», — решил Антон,
приблизился к ним и проговорил, виновато улыбаясь:
— В голове у меня винегрет, Таня. В глазах рябит,
в рисках застучало, честное слово. Я уйду. Я совсем за¬
был, что у меня уроки не приготовлены. В другой раз
лучше приду...
— Я тоже иду, — поспешно отозвалась Таня. Они
простились с Иваном Матвеевичем и вышли.
Серые зимние сумерки сеяли сухой и мелкий снег,
с реки в переулок дул холодный ветер, с шуршанием
гнал по мостовой змеи поземки. В тусклом небе за ре¬
кой зажглись красные звезды. Антон поднял воротник,
сунул руки в карманы пальто.
— Спасибо, Таня, что вы согласились пойти со мной.
Один я когда бы еще собрался!
Таня прятала лицо в воротник котиковой шубки, вид¬
нелись лишь одни глаза.
— А бы не соглашались! — упрекнула она, проси¬
яв. — Ибэн Матвеевич спрашивает, не поведу ли я вас
в балет.
Антон приостановился.
— Он так сказал? Ишь ты! Значит, он считает, что
балет не для нас? А мы пойдем, Таня, обязательно пой¬
дем!
...Антон и Таня все сильнее привязывались друг к
другу. Он попрежнему был почтителен и робок с нею,
покорно следовал ее советам,, смущался своей неловко¬
сти. И все чаще улавливала она в его взгляде сдержан¬
ное, какое-то благоговейное восхищение ею, которое го¬
ворило об искренней силе его чувства. Это возвышало
ее в собственных глазах и пугало. Она видела, какие
нераскрытые богатства таятся в его душе, и понимала,
что наступит момент, и перед нею встанет во весь рост
человек, могучий, цельный, широкого размаха, и зара¬
нее страшилась этого человека — страшилась и ревнова¬
ла. Она подозревала, что любовь Антона к Люсе Кост-
роминой, первая и пылкая его любогь, не прошла. В том,
что Антон и Люся избегали друг друга, а находясь вме¬
сте, смущались, Таня улавливала что-то недосказанное,
затаенное — и тревожилась. Но временами она отмеча¬
ла неподдельное равнодушие Антона к девушке, и это
ее успокаивало.
И сегодня в Большом театре, когда потухли хру¬
стальные люстры и зазвучала музыка, Таня доверчиво
вложила свою руку в руку Антона.
Вот он, любимый Антоном знакомый вальс, не раз
слышанный им по радио!.. Сколько живописных красок,
сколько веселья! И какие красивые, плавные, ритмичные
движения!.. Эти подчиненные музыкальному ритму дви¬
жения были близки и понятны Антону: у молота во вре¬
мя работы им руководил тот же неуловимый внутренний
музыкальный ритм; он усмехнулся этому непрошенному
сравнению.
Но вот пролетела последняя стая лебедей, и музыка
смолкла.
В антракте Таня показывала Антону театр; они
прошлись по фойе, в буфете купили мороженое.
И снова вздрогнул и медленно разошелся по сторо¬
нам занавес. Теперь всю сцену — берег озера, залитый
таинственным светом луны, — заполнили танцовщицы в
белых воздушных одеждах — лебеди.
Все колыхалось, плыло, рябило в глазах. Ослепитель¬
ная пестрота сцены, музыка, тусклая позолота много¬
ярусного зала, едва внятное благоухание духов, исходив¬
шее от волос Тани, нежное пожатие ее руки — все это
сливалось воедино и наполняло душу ощущением пол¬
ного, почти осязаемого счастья.
Напряжение, с которым Антон начал смотреть балет,
улеглось. На душе его было спокойно и по-весеннему
светло. Но вот опять ему представилась кузница, вся в
зарницах вспышек, в синем дыму, в стройном гуле мо¬
лотов; промелькнули знакомые лица кузнецов. Он мыс¬
ленно отмахнулся, досадливо поморщившись. Никуда,
видно, не скрыться от нее! Даже опасливо покосился на
Таню, точно она могла догадаться, что он, глядя на ба¬
лет, думает о своей кузнице.
По окончании представления Антон усиленно хлопал
в ладоши: любовь победила зло,
— Вот мы с вами и в балете побывали, — сказала
Таня, выходя из зала. — Понравилось?
— Да.
— Все поняли?
Он усмехнулся:
— Нет.
Таня обиженно приостановилась:
— И вы молчали?
— Что тут понимать? Сказка! Разбирать игру арти¬
стов, восхищаться техникой танца я не стану — не
умею. — Помолчав, он взял ее иод руку и сказал. —
Бывает летом: духота, жара, зной, воздух горячий, лип¬
кий, все томится—дождя бы!.. И вдруг ударит ливень,
сразу все посвежеет, зазеленеет и дышится легче. То,
что мы видели, — для меня это дождь, честное слово!
Смотри, отдыхай, восхищайся и думай! — Он рассмеял¬
ся простодушно. — Лезет мне в голову кузница, да и
только! — Вставая в очередь к вешалке, он наклонился
к Тане, шепнул: — И опять я благодарю вас. Побольше
бы таких дождей — и урожай был бы отличный, честное
слово!
Они оделись, спустились по ступенькам лестницы,
прошли в сквер. Антон окинул взглядом театр — мощные
колонны, скачущих коней над ними, запорошенных сне¬
гом. Снег валил густо, улицы были заполнены белой ки¬
пящей массой; свет фонарей тонул в ней, расплываясь
матовыми пятнами. В шелестящей мгле торопливыми
тенями стремились люди, двигались машины и троллей¬
бусы. Город сделался каким-то седым, сказочно-древниы;
и весело думалось о заснеженных лесах, о дедушке Мо¬
розе с белой бородой, с красным, накаленным стужей
носом.
— Вот это снег!.. — протянул Антон, глядя на Таню.