Страница 41 из 81
парень!» — и пошел помогать Елизавете Дмитриевне.
Утомленный волнениями этого дня, Антон сел на оп¬
летенную корнями землю, обхватил колени, замер. Все
звуки, тревожившие его весь день, отхлынули прочь, без¬
молвие заколдовало лес. От воды потянуло запахом тины
и сырой травы. Солнце, склоняясь ниже, коснулось тем¬
ной зубчатой линии и, точно проткнутое острыми пиками
елей, растеклось вокруг багряными потоками света, и
стволы берез за рекой покраснели, словно внутри них за¬
жглись волшебные светильники. В черной воде реки от¬
ражались облака, будто медленно плыли розовые льдины.
Эпическое спокойствие леса, тишина, багровые потоки
заката, ароматы влажной земли — все это вливалось в
душу Антона, подчеркивало силу его чувств и остроту
мыслей.
Когда он подумал, вернется Таня сюда или, проводив
Семиёнова, останется дома, то улыбнулся: придет она
или нет, это неважно, в будущем все равно они будут
вместе, без нее — он твердо верил в это — не будет у
него удачи, покоя и счастья.
Вскоре вернулся Алексей Кузьмич, собранный, озабо¬
ченный; беспокойство и тревога стерли с его лица добро¬
душную, праздничную улыбку. Хлестнув себя по ноге
прутиком, сломал его, отбросил и, оглянувшись в сумрак,
спросил Антона кратко и отрывисто:
— Где Елизавета Дмитриевна?
— Посуду моет.
—Лиза! — позвал он нетерпеливо.
Из-за берега сначала показался Володя Безводов с
Игорьком на плечах, за ними Елизавета Дмитриевна с
посудой. Она уложила все в корзинку, прикрыла поло¬
тенцем, удовлетворенно распрямилась и сказала:
— Теперь можно домой. Нагулялись. — Взглянув в
каменное лицо мужа, спросила в предчувствии чего-то
недоброго: — Что-нибудь случилось?
За лесом пылал кроваво-красный закат, деревья зло¬
веще оплетались сумерками, над головами, со свистом
рассекая крыльями воздух, пролетела какая-то ночная
птица. Алексей Кузьмич обвел всех строгим взглядом,
выдержал паузу и сказал:
— В Корее началась война, ребята. Вот дела-то ка¬
кие...
Володя подался к нему:
— Откуда вы узнали?
— Сейчас по радио сообщили. Лисынмановцы и аме¬
риканцы из Южной Кореи напали на Северную Корею.
Елизавета Дмитриевна изменилась в лице; она обняла
вдруг примолкнувшего сына й проговорила взволнованно:
— Мы тут играли, песни пели, пили вино... А в это
время где-то дети гибнут, горят дома, льется кровь,.. —
И еще сильнее прижав ребенка к груди, как бы заслоняя
его от опасности, громко, тревожно простонала:—Что
же это будет, Алеша? ..
— Тише, успокойся, — сказал Алексей Кузьмич.—
Борьба будет...
Антон был потрясен этой внезапной вестью. Он сидел
у сосны, явственно представляя себе далекие корейские
селения, объятые пламенем пожара. Он почти видел
скользящие зловещие тени самолетов, точно трауром по¬
крывшие землю, полные ужаса глаза детей, слышал раз¬
дирающее душу завывание пикировщиков, плач женщин
и мужественные лица защитников свободной Кореи.
Над вершинами деревьев неярко и стыдливо замерца¬
ли звезды, и Антон с ощутимой болью вспомнил эти же
звезды, только более крупные, горевшие в черном зимнем
небе, как голубые фонари. Это было в ночь под Новый
год. Он приехал из ремесленного училища домой на
праздник. В углу стояла елка, небогато, но любовно уб¬
ранная руками матери, на самых верхних веточках висе¬
ли три конфетки — для дочки и двух сыновей. Мать
только что зажгла свечки, когда соседская девочка пере¬
дала ей письмо. Это было извещение о гибели отца. Бу¬
мажка затрепетала в ее пальцах. Она прочитала первые
фразы: «...за освобождение Будапешта... с гитлеровскими
разбойниками... смертью героя...», и побледневшее лицо
ее осунулось, постарело, перекосилось судорогой, расши¬
ренные глаза как бы провалились вглубь от невыразимой
муки; открытым ртом беззвучно глотала она воздух
словно не в силах закричать, потом неверными шагами
подвинулась к Антону и, навалившись на его плечо, да¬
вясь слезами, вдруг заголосила отчаянно, истошно, со
щемящей тоской.
— Сироты! — стонала она, медленно вытягивая из
себя хватающие за душу слова. — Нет у вас больше от¬
ца... Сложил он свою головушку, закрылись его глазынь-
ки... Убили его! Убили. За что они его убили, изверги?..
Он был добрый человек, мухи не обидел...
Испуганно заплакали братишка и сестренка. Антона
тоже душили слезы, туго схватив его за горло. Может
быть, именно в этот миг он почувствовал себя повзро¬
слевшим, старшим в семье, хозяином, и держался, кре¬
пился, ласково гладил вздрагивающие от рыданий плечи
матери, точно унимая ее боль.
— Перестаньте реветь! — крикнул он на ребятишек.
Те примолкли, уткнулись в сарафан матери, захлебыва-
ясь слезами. Она судорожно теребила их головы и шеп¬
тала, словно в беспамятстве:
— Сиротинушки мои... Покинутые...
Посадив уже притихшую мать на лавку, рядом с ел¬
кой, Антон не выдержал и, не желая показывать своих
слез, выбежал на коыльцо, на обжигающий морозный
ветер, уткнулся лбом в столбик, подпиравший навес, и
заплакал, не разжимая зубов; потом, вскинув голову, он
взглянул на усыпанное звездами безучастное и беспри¬
ютное небо и понял, как трудно будет жить без отца в
этом огромном мире, и, стиснув кулаки, выдавил с лютой
недетской злобой:
— Эх, Гитлер!.. Сволочь!..
Война отняла у Антона самого родного человека. Он
рос и учился без отца, добрые люди помогли встать на
ноги, обучили трудной, но почетной профессии, перед ним
открывался широкий и ясный путь в жизнь. И вот над
его счастьем, над его любовью, над мечтой, над этим вот
объятым тишиной и прохладой миром, над самой жизнью
нависла угроза новой войны.
Из темноты леса пахнуло на него холодом, кинжаль¬
ным блеском сверкнул над лесом лунный свет... Подошла
Таня, бесшумно села рядом и обхватила колени руками,
сжалась.
— Этот очаг войны необходимо затушить в самом на¬
чале, не дав ему распространиться по всей земле, — ска¬
зал Алексей Кузьмич. — Это в наших силах...
В ответ на это Антон подался к Фирсонову и глухо,
но отчетливо проговорил:
— Как странно все получается: работаешь, учишься,
намечаешь планы — кончить десятилетку, институт...
Жизнь только начинается. А тут война... Что делать,
Алексей Кузьмич? — Он смотрел в лицо парторга и ждал
ответа.
Алексей Кузьмич сказал просто и решительно:
— Что делать? Работать. Враги страшатся не только
нашего оружия, но еще больше, пожалуй, нашего труда.
Запомни это... Как же нам надо трудиться, если в нем,
в труде-то, заключается вся наша сила?.. — Помолчав
немного, он прибавил: — Пусть это будет и ответом тебе
на наш разговор сегодня утром на пруду.
Возвращались домой затемно. Антон шагал молча и
угрюмо, ощущая в себе еще неясную, неосознанную, но
настоятельную потребность каких-то решительных дейст¬
вий.
7
Придя в цех, как и обещал, задолго до начала ве¬
черней смены, Антон поднялся в партбюро и, постучав,
вошел к секретарю. В комнате находилось несколько
партгруппоргов. Фирсонов отсчитывал и раздавал каж¬
дому белые разграфленные листы. Он сидел за столом
так, будто присел на секунду и не мог оторваться, и от
этого весь его вид выражал нетерпение, озабоченность,
лицо с затвердевшими чертами казалось осунувшимся,
беспокойным, потемневшие глаза глядели пристально и
строго.
Когда партгруппорги, получив листки, разошлись по
участкам, Алексей Кузьмич взглядом пригласил Антона