Страница 21 из 81
неистов, напорист, подбадривал Илью Сарафанова, кря¬
кал, ухал, в короткие передышки пронзительно смеялся:
он все более походил на факира, с огнем и громом вы¬
полняющего свой самый трудный номер.
Однажды на вечере кузнецов во Дворце культуры, си¬
дя в буфете, Камиль увидел появившегося там Фирсоно-
ва, ударил по столу кулаком, приказав приятелям:
— Сиди тихо!
Задевая за углы столов, он неудержимо и косолапо
ринулся к Алексею Кузьмичу, подступив, почти пропел,
широко улыбаясь:
— Ты хитрый человек, хороший человек! Зачем гля¬
дишь строго, секретарь? Давно Камиль не пил пива —
денег нет. Теперь деньги есть — Камиль пиво пьет. За
твое здоровье пьет! Спасибо тебе, секретарь! Теперь, что
скажи — все сделаю по-твоему. Что спроси — все отдам.
Сердце спроси — сердце отдам, на!—Он бухнул себя по
широченной гудящей груди.—Давай выпьем, Кузьмич!
Не хочешь? Тогда целоваться давай за дружбу.
Фирсонов вышел, с добродушным осуждением покачи¬
вая головой и усмехаясь.
...После сигнала Камиль, отшвырнув клещи, сунул ру¬
ку в разбитую половинку окна, схватил горсть снега,
смял, откусил кусок, остальное приложил к пылающим
щекам.
— Скоро буду вызывать Фому твоего на поединок, —
известил он, подмигивая Антону. Подошедший Фома
Прохорович одобрительно кашлянул, ответил:
— Давно пора.
Саляхитдинов отправился мыться, а к Полутенину
Василий Тимофеевич привел молодого парня и сказал:
— Вот тебе, Прохорыч, новый нагревальщик. Учи
его... — Повернулся к Антону, вытянул из нагрудного
кармана книжечку и, заглянув в нее, распорядился: —
А тебя, гляди, парень, освобождаю от работы сроком на
три дня: походи по цеху, поучись — и на молот.
— Мне есть у кого учиться, — с обидой за Фому Про¬
хоровича ответил Антон.
— Делай, что тебе велят.
— Тебе дельно подсказывают, — поддержал Фома
Прохорович. — Есть такие артисты, Антоша, — залю¬
буешься! Дарьин, например, присмотрись-ка к нему.
Новый нагревальщик встал к печи. Познакомив его
с приемами работы, Антон пошел вдоль корпуса, мимо
выстроившихся с обеих сторон огнедышащих, ревущих
громад; красные брызги окалины бились в железные пре¬
дохранительные щиты, сыпались под ноги, на чугунные
рубчатые плиты пола и гасли, превращаясь в синие бле¬
стки.
Оглушительная пушечная пальба не смолкала ни на
минуту, и в железные ящики валились дымящиеся ступи¬
цы, поворотные кулаки, коронные шестерни, шатуны, ва¬
лики, фланцы и множество других поковок — части буду¬
щих машин. Работа людей, стройная и красивая, как
'песня, захватывала и увлекала Антона. В плавных и му¬
жественных движениях кузнецов виделось что-то бога¬
тырское, победное.
Вот самый огромный, агрегат, умно и сложно оплетен¬
ный конвейерами, изогнутыми монорельсами со свесивши¬
мися цепями и крюками. Здесь штампуется, коленчатый
вал — самая громоздкая и тяжелая поковка. Подземные
толчки здесь резче, явственнее, полотнища пламени от
ударов захватывают пространство шире, жарче. Над мас¬
сивной печью неугасимо и метельно вихрится, бьет ввысь
огонь; на одном конце ее загружают длинные холодные
стержни, на другом вынимают их белыми от нагрева.
Двадцать крепких, плечистых парней на трех молотах и
двух прессах'мнут, плющат сталь: обвал, обвал!—сотря¬
сает пол первый молот, проворные руки хватают красную
глыбу, и другой молот вторит с еще большей яростью:
залп, еще залп! И коленчатый вал, четко и красиво изог¬
нутый, обрезанный под прессом, виснет на крюках, потом
серый, поблекший, медленно уходит по подвесному кон¬
вейеру в отделение термической обработки.
Антон постоял тут, наблюдая слаженную, до послед¬
него поворота рассчитанную работу кузнецов, и с неохо¬
той побрел в бригаду Олега Дарьина.
Попав на завод, Антон надеялся, что Дарьин, как ста¬
рый товарищ, поможет ему быстрее освоиться в цехе,
постичь тайны профессии, и они, молодые, смекалистые,
полные сил, пойдут бок о бок, поведут за собой осталь¬
ных— будут советоваться, изобретать, выдумывать. И
они сблизились вначале, как бы подружились: встреча¬
лись в цехе, Антон часто заходил к Олегу домой.
— Самое главное в нашем деле — это не подпускать
никого, не давать забегать вперед, — поучал Олег покро¬
вительственно. — Увидишь, что кто-то вырывается впе¬
ред — осади, то есть поднажми сам.
— Это что же, твоя трудовая программа? — спросил
Антон.
—• Можно сказать, выстраданная, — подтвердил Олег.
— А как же иначе, посуди сам. Давай разберемся... Жить
просто, как все, серо, ровно — неинтересно; один раз жи¬
вем. Мне больше по душе другое... Вот идет, скажем, по
корпусу чисто одетый человек, видно, что не наш, не за¬
водской, поглядывает по сторонам; и я уже вижу—¦ это
газетчик, и знаю — ищет меня. Поговоришь с ним, рас¬
скажешь кое-что... Смотришь, через несколько дней в га¬
зете про тебя очерк написан или фото твое красуется...
Люди смотрят, читают... Разве это плохо? Тут, брат, нет
никакой подтасовки, я ведь в работе злой, ты знаешь,
себя не пощажу... А если другой вырвется вперед — зна¬
чит, о другом будут писать...
— А как же ты со мной-то делишься? — спросил Ан¬
тон насмешливо. — А вдруг я забегу вперед?
— А я с тобой не всем делюсь, — засмеялся в ответ
Олег. Но в этом шутливом ответе заключалась вся сущ¬
ность Дарьина, и это Антону не понравилось.
Со временем стена отчуждения между Олегом и Ан¬
тоном незаметно становилась все выше и глуше. Антон
был уверен, что Дарьин преуспевает только потому, что
на него устремлены взгляды других людей. Лишить его
особого внимания — и он поблекнет, засохнет... Жизнь
напоказ возмущала Ануона больше всего. Его злило пре¬
небрежительное отношение Олега к людям, стоящим ни¬
же его, в частности к нему, Антону, а главное, к своей
жене Насте, скромной, тихой, работящей женщине, — он
как бы подчеркивал, что женился не из любви к ней, а
из милости.
Поженились они полтора года назад. Олег жил в за¬
городном бараке, в общей комнате, где помещалось чело¬
век сорок. С Настей он познакомился в цехе, когда она
неделю работала в его бригаде. На него, лучшего кузне¬
ца завода, резкого, грубоватого и от этого казавшегося
смелым, она смотрела с обожанием. Ему льстило, когда
она робела перед ним, почти трепетала, и понравилась ее
доброта. Они встречались около года, — Олег все ждал,
когда ему дадут комнату. Но дом все еще строился, а
время шло. И Настя из девичьего общежития перебра¬
лась к нему. Они перенесли койку в угол, устроили из
простыней нечто вроде ширмы, — хотелось иметь хоть
какой-нибудь свой уголок, где можно остаться наедине.
Олег был с ней ни добр, ни ласков, ни слишком груб —
безразличен. Настя присматривалась к нему ожидающим
взглядом, скрывая в душе и тоску, и боль, и разочарова¬
ние. Радостная семейная жизнь не получилась...
Антону всегда было немножко жаль ее; ему неловко
было видеть, как она старалась угодить мужу, повинова¬
лась не словам его, а лишь взглядам. Но иногда в гла¬
зах Насти проскальзывало что-то отчаянное, решитель¬
ное, что зрело в ее душе, и думалось; вот-вот вырвется ее
истошный, возмущенный крик. Неприязнь к Олегу возра¬
стала.
Как-то вечером, подходя к Дворцу культуры, Антон
увидел у входа Олега Дарьина, грубо и заносчиво кри¬
чавшего на билетершу:
— Нет у меня билета, забыл! Дарьин я, кузнец, зна¬
ете? Вон портрет мой висит, оглянитесь!