Страница 66 из 108
Понимаешь, не то чтобы эти самые дети, на которых писались доносы, могли тем айзерам что-то противопоставить. Наоборот, дети сурово били, а время от времени и убивали таких же русских детей, только не мастурбирующих на герра Шикельгрубера; а айзеры как банчили, так и продолжали банчить на делянке, даже не усмехаясь этим субкультурным разборкам в густопсовые аульные усы. Не в этом дело.
Дело – в мировоззрении людей, не принадлежащих ни к одной из упомянутых категорий. Легиона статистов, массовки. Безымянных голов, по которым считают численность толпы, создающей историю.
Таких, как ты. Ничего в принципе не делающих, зато ко всему как-нибудь относящихся. И от вашего массового отношения к проблемам общества очень многое, на самом деле, зависит.
Вместе вы сила, солнышко. Это правда. Ты даже не представляешь, какая.
Так что не надо лукавить, спрашивая, откуда здесь взялись эти. Они – чудовища, рожденные сном разума. Разума всех тех, кто гонит от себя неправильные мысли и падает с небоскреба, считая, что «пока все хорошо».
В том числе – и твоего, милая дура, разума. Впрочем, это чересчур для тебя глубоко; к тому же тебя и без того сегодня уже достаточно грузили. Поэтому я расскажу тебе лишь о том, что лежит на поверхности:
– Началось все еще до войны, когда коренных начали потихоньку вытеснять гастарбайтеры. Русские брали ипотечные квартиры ближе к центру, а гастеры съезжались в расселенные хрущевки Замкадья, ты еще маленькая была, не помнишь. Ну а когда война началась... В общем, сюда съехались все, кто не мог вернуться домой. Кто-то изначально под приговором ходил, кто-то дезертировал с фронта, кто-то переметнулся не на ту сторону. А у кого-то и вовсе не было дома. Русские тут, например, в основном с Кавказа – когда все началось, оттуда бежали без документов, в одних портках. А онисты разве ж в город пустят кого без документов. Ну или возьми таджиков: у нас еще до войны половина джамшутов были беглые. Их сейчас ни домой не пустят, ни даже в мусульманскую локалку – потому что преступления против своих же совершали по беспределу. Ну вот такие люди и оседали вокруг городов. Раньше-то у них здесь что-то вроде невольничьего рынка было. Они стояли на трассах, как проститутки. Практически на одних пятачках с ними: типа, вот здесь стометровка с проститутками, а здесь – с джамшутами… К ним подъезжали на машинах, брали их на дачу – грядки там за сто рублей вскопать, еще что. А после войны связываться с ними перестали, да к тому же это уже и не гастеры были, а какие-то совсем уж лютые отморозки. До того лютые, что даже гастарбайтеры из олдовых, которые хоть что-то умели делать, кроме как помахать ножом и продать дозу, – даже они с мертвецами жить не стали, нашли способы до родины добраться или затесаться к мусульманам в локалку… Черт, где же у этого ублюдка нож!
Я собираюсь уже продолжить поиски в других квартирах подъезда, тоже входящих в состав жилища Паоло, но сделать это мне не дают федералы. Они наконец-то обращают взоры на нашу хрущевку и врываются в подъезд как раз в тот момент, когда я высовываю нос на лестничную клетку. Секунду спустя этот самый нос уже вдавливают в пол – с такой силой, как будто решили использовать его в качестве пресса на свалке металлолома. Пока откормленный майор морщит молочно-розовое свиное лицо, пытаясь разобрать фамилию в моих правах, мои альтер эго делают ставки, что у меня хрустнет первым: шейные позвонки или носовой хрящ.
– Сова, – бормочет в рацию майор; треугольные глазки с белесыми ресницами натужно щурятся, пытаясь разобрать мелкие буквы в тусклом свете армейского фонаря на огромных, ностальгических и технически устаревших батарейках типа «Элемент». – Сова. Как слышно, Сова? Прием…
Из квартиры выводят Лину. Я вижу, как двое омоновцев ведут ее под локти перпендикулярно моему горизонту – как если смотреть на компьютере вертикальные фотки, не переворачивая их на 90º в программе просмотра изображений. И только после того как майор разбирает записи в Линином паспорте, он хлопает в ладоши, а меня отпускают и ставят на ноги.
– Так точно, Сова, Шай-хут-динова, – докладывает майор, читая по слогам сложную татарскую фамилию и от натуги еще сильнее розовея щеками. – А этот… Дёнко.
Человек с позывным «Сова» отвечает что-то неразличимое в какофонии шумовых эффектов. Интересно, какой позывной у самого майора. На месте его начальников я бы просто из любви к искусству дал ему позывной «Свинья». Назвать по-другому человека с таким лицом не повернется язык. «Сова, Сова, я Свинья. Как меня слышно? Прием!»
– Прописка наша, Сова, – отвечает на какофонию майор. – Что, Сова? Сейчас проверим, Сова.
Пушку у меня, конечно же, забирают. Свиноликий продолжает диалог с помехами, объясняя, что во всем доме мы одни и параллельно с этим жестами приказывая прочесать его еще раз. К подъезду подгоняют «Урал» и нас увозят; запрыгивая в кузов, краем глаза успеваю заметить, что у дома безногой образины собралась чуть ли не вся Советская Армия. Серьезно, такой плотности людей цвета хаки на квадратный метр территории я не видел даже на войне. Увы, ребята. Вас пять обвели вокруг пальца – только на сей раз, похоже, вместе со мной.
Возле поста дорожной полиции, пока я пытаюсь счистить кровь с лица и рук с помощью подручных средств, вояки умилительно бормочут что-то вроде извинений за беспокойство. Что ж, понимаю. У меня действительно сейчас несколько жалкий вид. Чувство вины рядом с такой физиономией возникнет даже у советского дуболома, выпускника вспомогательной школы с розовыми щеками и позывным «Свинья».
Я советую парням не льстить себе. Говорю, что меня отмудохали настоящие реальные пацаны, а у них, дуболомов, слиплась бы задница. Что в принципе является правдой. Ну, по крайней мере, хотя бы первая часть утверждения.
Ответные «ёптыть» я уже не выслушиваю: ныряю вместе с Линой в «Ягу» и стартую с прокрутом, как дешевый гопник. Ну а что, я ведь довольно долго сегодня подвергался влиянию именно таких персонажей. Как говорит дед Кротов, с кем поведешься, с тем и наберешься.
Всю дорогу до Лининого дома я сокрушаюсь, что не додумался взять с собой хотя бы несколько пластов трамадола про запас. Его бы, конечно, все равно отняли при обыске, как это произошло с только-только отжатой у калики перехожего пушкой. Но в такие моменты – когда вы постфактум начинаете обмусоливать неиспользованные возможности – вам всегда кажется, что, скажем, можно было спрятать капсулы с наркотой под языком, в трусах или между пальцами ног, например. Мерещится всякая подобная чушь.
А еще мне весьма интересны фары, включившиеся метрах в ста позади «Яги», как только я развернулся через две сплошных и двинулся в направлении Москвы. Не так уж много народу путешествует по этим местам в три часа ночи, верно? И еще меньше путешествуют на тачках, способных не отстать от «Ягуара – XK R», который делает 250 даже на советской дороге и разгоняется до сотни за 4,8 секунды.
…я велел остановиться за квартал от указанного адреса. Видели бы вы, как бедный бомбила сваливал, когда я вылез из машины. Клянусь, я таких прокрутов в реальности не видел, только в кино, он, наверное, половину протекторов на асфальте оставил. Нетрудно представить, что как только на парне высох холодный пот, он сразу же рванул в ближайшее отделение милиции. Какой-то нерусский псих бродит по локалке, размахивая «макаром»! И самое смешное, что это – чистая правда. Я действительно был не совсем в себе, и действительно размахивал пистолетом. В общем, если бомбила поступил именно так, не мне его винить, правильно? Лично я бы действовал именно в таком ключе.
Так что я поспешил убраться с дороги во дворы и побежал. Вообще-то в этот день я довольно много бегал для изрядно отяжелевшего лузера на излете четвертого десятка. Слишком много. А учитывая жару, я дал прокашляться своему давно не работавшему на полных оборотах мотору по полной программе.
Впрочем, настоящим бегом это уже трудно было назвать. Так, пародия на спортивную ходьбу с одышкой, шарканьем и мокрыми кругами под мышками и на спине. На большее меня уже не хватало. К тому же, у меня снова разболелась голова, проснулся гнилой зуб, застрявший в мозге после того, как меня накрыло взрывной волной. Полный букет неприятностей, от возрастных до приобретенных за день.