Евангелие от обезьяны

Стоп! На ровном месте? Да ладно! Нет, не было, и не будет в истории ровных мест, она как поле после артобстрела! Разве за столетие до этого другая империя не погрязла в собственном жире, лжи и самодовольстве фальшивых парадов и орденских лент? И разве она не рухнула на, казалось бы, ровном месте? На том же самом, мать его, ровном месте. Так что да, дорогой мой ведущий, те сводные батальоны римских легионеров, нацистских штурмовиков, монгольских всадников и советских номенклатурных бойцов – все они прошли по этому самому ровному месту. Так говорит история. Говорит и наказывает.

Говорит и наказывает История, работают все теле- и радиостанции страны.

Но тут кое-что произошло. И на секунду, на мгновение, которого не заметили звезды, вечная мерзлота и дремлющие боги, мерный шаг батальонов замедлился, а барабанная дробь осеклась.

Пришел Азимут и в течении считанных месяцев явил людям рай на земле.

Никто ведь не предполагал, что рай этот из дешевого картона и ближайший дождь размоет его к такой-то матери. А он размыл. Хватило всего лишь одного снайпера и одной пули. И когда Азимута завалили, в тот самый миг мир оказался слишком чистым и наивным, как промокашка, которую бросили в лужу дерьма. С него сошло многовековое сало, которое раньше отталкивало грязь и воду, кровь и ненависть. И промокашка мгновенно пропиталась. Да так, что чистого не осталось вообще.

Да, в мировом порядке случилась синкопа, сбой ритма, атональная фраза, прекрасная и разрушительная. Но разве что-то изменилось? Это… Как будто кто-то выбрал цель и на секунду перевел взгляд, оценить красоту заката, но потом все равно выстрелил. Ровно через мгновение после того, как жертва поверила, что выстрела не будет. Ничего не изменилось, разве что поднялся градус. Стало чуть больнее, чуть страшнее, чуть очевиднее. Но суть – осталась прежней.

Рынок, религия и идеологии срослись так, что превратились в ресурс, до отказа забитый кинетической энергией. Этот каток просто не мог не начать катиться. Он и начал, он даже набрал скорость, но Азимут сказал – эй, взгляните на небо, какой закат! И каток задержался. Но не остановился.

А мог?

Вот тут я теряюсь, тут, уважаемый ведущий, я не знаю, что ответить.

Ведь если честно, это мы с вами топтали картонные стены нашего маленького рая, мы растаскивали его на костры, мы оскверняли, мы насиловали, мы убивали. Именно мы. Так вот – могли бы мы тогда этого не допустить? Не знаю. Думаю – нет. Думаю, нам надо было напиться крови, чтобы огонь успокоился, и мы, глядя на собственные ладони, смогли сформулировать этот глупый вопрос: «Что же мы творим?»

Азимут. Он ошибся. Может быть потому, что слишком верил в себя. А может быть, потому, что слишком верил в нас. Он хотел, чтобы мы подняли глаза к солнцу, не спрашивая ни о чем. Но мы так не умеем! Иначе истории не пришлось бы нас наказывать. Если честно, тогда и сама история была бы на хуй не нужна. Нам нужны вопросы. Вопросы, после которых мы не смотрим вниз, а стыдливо прячем лица в ладонях, потому что иначе – мы теряемся и перестаем быть тем, кто мы есть. Мы вдруг становимся счастливыми глупцами, которые, подобно детям, способны идти по полю цветов и думать о цветах. И вот это, как ни страшно, и есть самое бесчеловечное. Это невозможно, потому что это – невозможно.

И все же – чисто теоретически – можно ли было не допустить трагедии? Не знаю. В Швейцарии не допустили. А во Франции не смогли справиться, так же как и у нас. В Штатах тоже не смогли, и в Германии, и в Испании. А в Японии справились, но замкнулись на себе, словно государство-аутист, полностью перекрыв границы на въезд.

Я очень хорошо помню, какая обстановка была тогда, перед самым пришествием Азимута. Ведь ЦК действительно пыталось построить европейское цивилизованное государство. Точнее, перестроить существующее в цивилизованное, чтобы оно таковым – выглядело. И им это почти удалось. Одна проблема, заноза, кочка. Они понятия не имели, каким образом такое государство следует контролировать. Не умели, не на чем было учиться, не было у них такого опыта. И в какой-то момент ЦК КПСС осознал очевидное: твою мать, смотрите, мы теряем контроль над ситуацией! А механизмов обратного хода не существовало. Вот тогда они и решили сыграть на том, что есть. Раскалить и без того напряженную обстановку до той точки полураспада, после которой останется нажать всего одну кнопку, и начнется реакция. И вот тогда должна была вернуться в игру столетняя система, которая как раз в критических ситуациях действовать вроде как (да ладно!) умеет. А что там уметь-то? Ввел танки, объявил комендантский час, любого подозрительного за решетку, а слишком умного в психушку. Эти механизмы были отработаны десятилетиями. Тут Мудрая Партия Рабочих и Крестьян почувствовала бы себя, как рыба в воде.

Но их подвело то, что они были уже слегка подслеповаты, имели минимум волос на голове, несчетное количество подбородков и слишком долго прятались от своего народа за стеной из красного кирпича. Объективно, они понятия не имели о том, что действительно происходит прямо под этой стеной. Они рассуждали, глядя на таблицы, расчеты, графики… а этого недостаточно. К тому времени не было уже ни рабочих, ни крестьян, был народ огромной страны, запустивший по ноздре дорожку свободы. А тут еще появился этот Азимут, и вдруг отпала сама надобность в контроле. Люди стали хорошими, люди стали добрыми, и даже короткие вспышки революций в конечном итоге вели к свету – в кои-то веки за многовековую историю человечества, да, уважаемый ведущий? Ведь так все и было!

Я уж не знаю, как так случилось, кто оказался той мудрой головой, которая подсказала ЦК совершенно правильную мысль – заткнуться и не отсвечивать, лечь на дно и дать людям пожирать самое себя. Ждать. Слава Коммунистической Партии, они заткнули свои пасти своими же двойными подбородками, застегнули орденами, затянули галстуками – и ждали.

Вот только планов они менять не собирались. Не-а. И как только рай Азимута приказал долго жить, привели их в исполнение. Выпустили ручного, ученного, всему обученного Горыныча...

Но оказалось, что они не в силах контролировать даже его! Пока он сидел на цепи, еще можно было как-то сдерживать эту рептилию. Но она долго копила силы, так долго отъедалась в системных кабинетах и на подковерных фуршетах, что перестала быть и ручной, и ученной, и тем более приученной. Горыныч был как тот джинн, которого передержали в бутылке. Все, что ему было нужно, – это разрушать, убивать, сравнивать с горизонтом.

Когда орденоносные старцы опомнились и отодрали свои драпированные зады от партийных кресел, кровь почти достигла ласточкиных хвостов на краснокаменной стене.

Знаете, для меня до сих пор загадка, почему ни одна ракета с ядерной боеголовкой тогда так и не взлетела. Все вело к глобальному апокалипсису, ведь так? Ядерное оружие было не только в Европе и США. Иран, Израиль, обе Кореи и Китай, все научились управляться с атомным демоном… Не случилось.

В общем, что оставалось партии? Да все то же. Ждать. Пока не появится возможность выйти на трибуну, расправить в гневе подбородки и начать спасать человечество, убивая людей и доказывая, что без мудрой руки партии ни хрена хорошего не происходит в принципе.

Так я и ответил Швыдкому. Не такими словами, конечно. Спич мой, разумеется, порезали перед выпуском в эфир. Но по крайней мере я сказал правду.

Ведь орденоносные старцы таки добились своей цели. Пусть и куда большей кровью, нежели рассчитывали.

Государство Тотального Контроля, запершее собственное население за бетонными стенами. Порядок на лезвии. Смех сквозь арматурную решетку...

Доноры мобильников.

Все, кто находится в поле зрения Порокова, отметаются сразу: если он поймет, что я делаю, смысл моих манипуляций сведется к нулю. Потому переключаем фокус на дальний план: где-то на горизонте пространства Open Space, искаженная двумя или тремя прозрачными перегородками, с прижатым к уху мобильником по коридору вышагивает толстая стриптизерша Аня, ассистент редакции «Гедониста». Хорошая в принципе девчонка с задатками нимфоманки, но обделенная мужским вниманием и сильно оттого страдающая. Настолько, что посвятила несколько лет бесполезной при ее комплекции стрип-пластике и всячески выпячивает сей факт, стоит лишь появиться рядом парню. Вот и сейчас, не успел я нарисоваться окрест, она переключает, словно тумблером, громкость речи и меняет тему разговора, как Эраст Пророков меняет свои заурядные треки на кабацкой пати: