Страница 28 из 35
- Ну да, - кивнул головой Максим, и больше ничего не сказал.
Он допил кофе, и потом долгое время смотрел в пол.
- Тебе тяжело сиделось? – спросила Виктория. Теперь она почти перестала бояться этого чужого человека, который много лет назад был ее мужем, и теперь просто жалела его.
- А ты что, не знаешь, как бывшие менты срока мотают? – огрызнулся Максим. - Телевизор посмотри – говорят, там теперь про это много показывают!
- Куда ты теперь, Макс?
Тот пожал плечами.
- В Днепропетровск подамся. Деньги на билет есть. Надеюсь, что граждане меня, не мытого, из автобуса не выкинут. Но если выкинут, я все равно в Днепропетровск добираться буду. Знающие люди говорили, что Днепропетровск для бездомных - самое лучшее место.
- Почему? – удивилась Виктория.
- Много пунктов приема металла, бутылок и макулатуры, а значит - есть с чего бездомному прожить. Мусорные баки не вывозятся неделями – прекрасная столовая для таких, как я. Отбросам – отбросы! – Максим вновь искривил в усмешке беззубый рот.
Виктория в недоумении посмотрела на бывшего мужа. Она не знала, шутит он, или говорит серьезно.
– Ну и церкви есть – значит, люди добрые копеечку на милостыню подадут, - продолжил Максим. - Так что несколько месяцев протяну – на большее и не надеюсь. Там даже город бомжей есть!
- Какой город? – не поняла Виктория.
- Обыкновенный город, - ответил Максим. – Живут там люди, много людей. Едят, пьют, любят, умирают… Только расположен этот город на городской свалке. Вместо домов – драные палатки, вместо магазинов – мусорные кучи. Может – туда подамся, мне объяснили, как проехать. Не хотелось бы окончить жизнь на помойке, но… - он развел руками.
- Но – что? – не поняла Виктория.
- Ничего! – огрызнулся Максим. - Что заслужил – то заслужил! – и добавил более спокойным тоном: - У тебя ванная есть?
- Есть, - ответила Виктория. – Только там вода холодная!
- Тогда мыться не будем, - сказал Максим, вставая. – Холодная и в лужах есть. Ладно, пойду, не буду пугать твоего сына, да и третьего муженька расстраивать.
- Подожди! Я тебе еды положу!
Она достала старую холщевую сумку, и принялась запихивать туда хлеб, остатки колбасы, масло…
- Смотри, весь холодильник мне отдашь!
- Это ничего, мы другое купим!
- А помнишь, как мы в трудовой лагерь ездили? – спросил вдруг Максим.
Голос его потеплел.
Виктория повернулась к нему. В глазах ее блестели слезы.
- Помню, - тихо сказала она. – Ты тогда котенка от какого-то урода спасал. Не помню, как его звали.
- Его звали Толик, - сказал Максим. – Толик Мафия. Хорошее было врем, да?!
- Хорошее! – согласилась Виктория.
Больше слов не было. Только уже уходя, на пороге, он поставил тяжелую сумку, обернулся, и в последний раз внимательно посмотрел ей в глаза.
- Ну, прощай, Вика Родионова, первая красавица Собачевки! – сказал он.
- Прощай, - сказала она, закрывая за ним дверь.
Потом она, совсем разбитая, вернулась на кухню и долго плакала. Вскоре слезы прошли, но осталось опустошение. С щемящим сердцем Виктория Ивановна долго смотрела на стул, на котором недавно сидел тот, кто любил ее всю жизнь, был ее мужем, и вот теперь ушел навсегда.
2.
До автобуса на Днепропетровск оставалось еще полтора часа, и Максим решил зайти в маленькую церковь, находившуюся в ста метрах от автовокзала.
В церквушке оказалось мало людей, и Максим был этому рад. Он забился в угол, и почти час простоял, неотрывно глядя на икону Христа. Он не знал структуры богослужения и церковно-славянского языка, и потому из возгласов священника и пения хора не понял ничего. Но в этом и не было необходимости. Целый час, не разжимая губ и не чувствуя усталости, Максим беззвучно просил у Бога прощения за то, что так бездарно растратил подаренную ему жизнь…
Потом был автобус. В Днепропетровск Максим добрался без приключений – пассажиры хоть и косились на неопрятного старика с угрюмым лицом, однако не выгнали.
Вечерний Днепропетровск встретил Максима огромным автовокзалом, и толпами людей, которые спешили туда и сюда. Выйдя из автобуса, Максим смешался с одним из потоков пассажиров, вместе с этим потоком вышел на какую-то улицу, затем подошел к бордюру и уселся на него. Бордюр был теплым, хорошо прогретым последними лучами ласкового осеннего солнца.
Идти было некуда, да и незачем – впервые в жизни Максим очутился в ситуации, когда у него совершенно не было причины делать что-либо. Раньше у него всегда была какая-то цель. В ранней юности он хотел научиться хорошо драться, добиться любви Вики Родионовой. Ради этих простых мечтаний он делал то и это… Позже он хотел заработать на квартиру – это тоже подталкивало его к определенным действиям. В тюрьме у него тоже была цель – выйти живым из этого кошмара и умереть на свободе. Потом ему хотелось попрощаться с Викой. Потом – доехать до Днепропетровска...
И вот – он был в Днепропетровске, в городе, который сам себе выбрал как место, где будет умирать. Но перед смертью предстояло прожить еще какое-то время, и Максим не знал, что же ему делать дальше. Будь он по здоровее, то занялся бы поисками работы. Днепропетровск – огромный город, и здесь могла бы найтись работенка даже для вчерашнего зека, но он не мог пройти больше ста метров, чтобы не остановиться и не отдохнуть – какой же он работник? Лечиться в его положении тоже было делом бессмысленным – его об этом честно предупредил врач в тюрьме.
Единственное интересное событие, которое наблюдалось в ближайшей перспективе, именовалось смертью. В тюрьме ему попадались верующие люди, которые говорили, что к смерти нужно готовиться, но Максим тогда не хотел их слушать. Как оказалось – зря, послушать надо было! Теперь он совершенно не представлял, как это делать – готовиться к смерти...
Сидение на бордюре очень скоро наскучило Максиму, и он, сжевав подаренную Викторией колбасу, принялся бродить по окрестностям в поисках пунктов приема макулатуры и бутылок. Еще на зоне ему рассказывали, что в Днепропетровске эти полезнейшие места располагаются как раз невдалеке от вокзалов. Еда вскоре должна была закончиться, и нужно было знать, где взять денег на другую.
Начинало темнеть. Максим побродил по закрытому рынку, прошелся мимо огромных, сверкающих стеклом и металлом магазинов – таких он не видел в Шахтерском. Присмотрелся к мусорным бакам – теперь они должны были стать для него одними из главнейших мест добычи еды, одежды и обуви. Подойдя к одному из баков, он, брезгливо морщась, взял палку, и принялся рыться в куче банановых шкурок, консервных банок и полиэтиленовых пакетиков. Он стремился не отыскать еду – ее пока что было полно в сумке. Максиму хотелось найти как можно больше ценников – он хотел знать, что и сколько стоит. Он совсем недавно вышел их тюрьмы, где просидел больше десятилетия, за это время изменились не только цены, изменилась и денежная единица – купонокарбованец был давно забыт, на его место пришла гривна, и Максим стремился понять, что можно купить на одну гривну, на пять гривен, на десять…
Удовлетворив свое любопытство, Максим двинулся дальше, и скоро очутился у огромного железнодорожного вокзала. Бездомных здесь было много. Бродяги обоих полов и всех возрастов – от самых юных до глубоких стариков - сидели на бордюрах, жались к стенам и маленьких киосков, лежали под худосочными елочками.
«Где-то здесь должны быть эти собачьи пункты!» - решил Максим.
И верно – зайдя в одну из подворотен, он обнаружил небольшую очередь из бездомных. Каждый из его собратьев стоял, держа небольшую вязанку темно-коричневого картона, и Максим понял, что это пункт приема макулатуры. Он покрутился рядом, посмотрел, какова цена за сданный килограмм и сколько, в среднем, уносит каждый нищий после обмена макулатуры на деньги. Выручка бездомных оказалась мизерной, но он и не ожидал ничего другого.
Он прошел в другую подворотню, и там обнаружил пункт приема стеклотары. Здесь нищих оказалось чуть больше, но и они получили на руки сущие гроши…