Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 84 из 86

соблюдался масштаб, не обозначались север и юг, но эти планы-наброски дышали какой-то

беспокойной оперативной мыслью, заставляя думать, предполагать, спорить...

Евгений Константинович и Ефим Афанасьев пришли в дом к Червяковым днем, застав

только Анну, хлопотавшую возле печки. Ефим объяснил ей, что товарищ из Свердловска

интересуется старым происшествием в их доме, а Евгений Константинович увидел, как не

спеша вытерла она руки фартуком и покорно пригласила их пройти, оставаясь безучастной ко

всему.

— Стреляли из этого окна? — спросил Евгений Константинович у нее, хорошо помня

схему Никишина.

— Из этого.

— А вы, значит, стояли там...— Он заглянул в другую комнату и увидел кровать, к которой

от самой двери тянулся половик.— Половик тот же?

— Нет, другой уже,— ответила она и тут же добавила: — Но он из той же полосы, вместе

ткан. Только старый-то износился. Давно ведь все было. Уж забывать стали...

Евгений Константинович прошелся по чистой комнате, остановился около кровати,

показал на половик.

— Кровь здесь была? — обратился теперь уже к Афанасьеву.

— Тут вот, весь левый край половика в крови был, и на полу немного.

— Сходим-ка в огород, — предложил Евгений Константинович и попросил Червякову: —

Откройте, пожалуйста, то окно.

Анна послушно выполнила просьбу.

Ефим Афанасьев показал Евгению Константиновичу, где был найден патрон от «ТТ»,

провел по огороду до проулка, выходившего на дорогу к станции. Но тот обратил внимание на

изгородь.

— Жерди, — сказал коротко, будто про себя. — Вы осматривали их тогда?

— Не помню.

— На них же должны быть следы тех, кто залезал сюда...

— Не помню, — повторил Ефим.

А Евгений Константинович подошел к окну, из которого на них смотрела Анна Червякова,

и поднялся на фундамент. Подоконник пришелся ему по пояс. Анна отступила от окна, и он

увидел кровать в другой комнате: пожалуй, схема была правильной. Спросил хозяйку:

— Когда лезли к вам, свет в этой комнате горел?

— Даже и не знаю. В той-то, где мы были, горел.

— Ясно...

Но Ефим Афанасьев видел, что Лисянскому ничего не ясно. Он лег животом на

подоконник и, оперевшись на локти, о чем-то думал, равнодушно рассматривая комнаты. Ефим

кашлянул, и Лисянский спрыгнул на землю.

— Зайдем к хозяйке еще. Поговорим немного... В доме попросили разрешения закурить.

Присели возле стола в первой комнате.

— Муж ваш говорил, — начал Евгений Константинович,— что в тот вечер вы собирались

спать, когда он услышал грабителей?.. Вы чем в это время занимались? Уже легли?

— Нет еще. Только постель взялась разобрать,— ответила она.

— Не раздевались еще?

— Нет. Потом и в больницу увезли в чем была.

— Один или двое были в окне, не приметили?

— Ничего я не видела. Упала — и все.

— А где охотничье ружье мужа находится?

— Там,— она показала на шифоньер у дальней стены.

— Так... Вы стояли возле кровати где? Покажите.

Анна прошла к середине кровати и стала спиной к работникам милиции, обернулась:

— Вот здесь.

— Ага! Стояли спиной к дверям?

— Спиной.

— А в какую ногу вас ранили?

— В левую.

— Хорошо. Встань-ка, товарищ Афанасьев, вместо хозяюшки,— попросил он Ефима.

Когда Афанасьев занял место Червяковой, Лисянский выскочил на улицу, вышел в огород и

снова по явился в окне. Опять прилег на подоконник. Спросил Червякову:

— После выстрела вы повернулись?

— Не помню.

— Но упали-то вы на половик? Там ведь кровь-то была.

— Выходит так, но я все равно никого тогда не видела...

— А я не об этом... Хватит, Ефим. У тебя рулетка с собой?

— С собой.

— Дай-ка ее сюда. Хочу еще раз расстояние смерить.

— Так я же мерил.

— Давай, говорят! — И Афанасьев впервые за все время знакомства с Лисянским

почувствовал в его голосе нотки беспрекословного приказа. Отдал рулетку,

— Тяни,— коротко распорядился тот.

Афанасьев прошел с концом рулетки по половику до кровати, обернулся к Лисянскому, но

тот поправил его:

— Ты стань туда, где стояла хозяйка!

Ефим подался на шаг влево, и Лисянский тотчас же остановил его:

— Ладно. На каких-то три сантиметра разница. Это — ерунда!

Через минуту он снова появился в доме. Сразу спросил Червякову:

— Муж в это время находился в комнате вместе с вами?

— Здесь был.

— А что он делал?

Анна пожала плечами, затрудняясь объяснить. Сказала, наконец, неуверенно:

— Чего ж ему делать-то? Сидел, да и все.

Лисянский видел в комнате только два стула, стоявшие по бокам небольшого столика у

окна, направо от кровати.

— Где сидел? Здесь или тут? — он показал на стулья по очереди.

— Не помню,— ответила она.

Ефим видел, что сейчас она разговаривает с Лисянским так же, как когда-то с ним в

больнице: со смятением и страхом. Видимо, память вернула ее в тот вечер, когда она чуть не

лишилась сознания от испуга и не хотела отпускать мужа даже за помощью в больницу.

— А вы постарайтесь вспомнить,— настаивал Лисянский.

— Тут и сидел на котором-то,— только и смогла уточнить она.— Чего же ему по комнате

болтаться без дела.

— Жаль, что не помните...

Когда отошли от дома Червяковых на приличное расстояние, Евгений Константинович

увидел около одного дома скамейку и предложил:

— Давай посидим немного, Ефим.

Ефим повиновался. Евгений Константинович снял шляпу, вытер платком лоб. Ефим уже

давно видел, что его мучают какие-то свои мысли, но спрашивать об этом в доме Червякова не

решался. Только смотрел на него с любопытством.

— Чего смотришь? — спросил Евгений Константинович сам.

— Да так... Вижу, думаете что-то.

— Думаю, Ефим, думаю... О сказочках с разбитым корытом думаю... Пошли-ка теперь в

поселковый Совет.

Лисянский позвонил оттуда в управление и попросил, чтобы в Красногвардейск срочно

выехал судмедэксперт.

В ту же ночь вместе с Ефимом Афанасьевым они встретили на вокзале Острянскую,

одного из старейших и опытнейших судмедэкспертов управления.

Лисянский попытался было сразу заговорить о деле, но Острянская оборвала его:

— Нет уж, дружок, это ты молодой да шустрый, можешь в два часа ночи о деле говорить.

А я в это время привыкла спать. Так что потерпи до утра, Скажи мне лучше, где моя постель...

11

Наутро Евгений Константинович выложил перед Острянской наскоро нарисованный им

собственный план, В нем не было никишинской четкости, а лишь крупно было обозначено окно,

из которого стреляли, дверь в другую комнату и кровать, которую разбирала тогда Анна

Червякова. Но самыми крупными пятнами в плане были сама Анна и пятно крови на половике в

том месте, куда она упала, раненная.

— Мне нужно от вас только одно,— говорил Лисянский судмедэксперту,— определите с

предельной точностью направление раневого канала в ноге этой женщины. Это единственное,

что мне нужно знать.

— Это не так уж сложно, дружочек, я полагаю.

— Я понимаю. Но я хочу еще, чтобы ваше заключение сразу обрело силу объективного

документа. Думаю, что в амбулаторных условиях это можно сделать в присутствии еще

нескольких врачей. Скажите, лечащие врачи, например хирург и терапевт, могут служить в

данном случае достаточными авторитетами в комиссии, которую возглавите вы?

— Безусловно. Это даже лучше.

— Отлично! Тогда — немедленно за дело.

После полудня Анну Червякову на машине «Скорой помощи» привезли в местную

больницу, и врачи внимательно осмотрели ее ногу. Ни хирург, ни терапевт больницы не знали

истинной цели этого обследования. Их задача была сужена до минимума: определить входное н

выходное отверстия раны, теперь уже окончательно залеченной, указав, насколько возможно,