Страница 6 из 7
Рано утром 10 сентября наши войска подошли к австрийцам, которые были измучены ожиданием в виду турецких войск.
Крепко обнялся Суворов с Кобургом и потащил его к себе на копну сена…
– Атаковать! Атаковать турок надо сейчас, – быстро заговорил он. – Если мы не атакуем их сию же минуту, они усилятся еще больше.
– Нельзя атаковать нам, – сказал Кобург, – турок вчетверо больше, чем нас.
– Вот потому-то и надо атаковать немедленно, сию минуту, сию секунду, – сказал Суворов. – Они не ждут нас, они не знают, что мы так близко. Помилуй Бог – теперь победа!
– Э, полноте, – проговорил Кобург, – вы не знаете, сколько здесь турок. Их очень, очень много!
– Все же их не столько, чтобы заслонить солнце, – усмехаясь, возразил Суворов.
– Ваши войска изнурены этим большим походом, позиция неприятеля сильно укреплена – я не рискую…
Суворов приводил ему доказательства, что только теперь атака и возможна, что победа над великим визирем прекратит самую войну…
Кобург не слушал его и только повторял: «Я не рискую…»
Наконец Суворов рассердился. Он вскочил с сена, на котором лежал, и воскликнул:
– Если вы не согласны со мной, что теперь самое время для атаки, то я атакую турок с одними русскими войсками, и надеюсь, что победа останется за мною!
Кобург обиделся. Ему показалось, что Суворов сомневается в его храбрости и храбрости австрийских войск.
– Хорошо! – сердито сказал он. – Мы атакуем!
Едва только солнце зашло за горы, войска тронулись к турецкому лагерю. Ночь была безлунная, но звезды мерцали на небе и чуть освещали путь. Шли тихо, сигналов не подавали, команды произносили вполголоса. Прошли 14 верст, никем не замеченные, переправились вброд через реку Рымну и стали подходить к турецкому лагерю.
Турки не ждали, что союзники посмеют на них напасть. Они не верили, что Суворов, который был так далеко от австрийцев, мог с ними соединиться. На рассвете внезапно показался турецкий лагерь. Турки, как только увидали русских, подняли по ним пальбу из своих пушек. В то же время турецкая конница села на лошадей и, сверкая кривыми саблями, ятаганами, понеслась на русскую пехоту. В передних линиях произошло замешательство, но сюда уже спешил сам Суворов. Увидев его, солдаты восстановили порядок и стали стрелять, как он учил: «редко, да метко»; а когда всадники наскакивали на пехоту, то их дружно принимали на штыки.
Отбив турецкую конницу, наши и австрийские войска подались к самому турецкому лагерю и саженях в трехстах приостановились. В промежутки между пехотными колоннами проскочила полным ходом наша конница. Казаки с мощным гиком, солдаты с криком «ура!» помчались на лошадях на турецкие укрепления, сделанные из земли.
Австрийцы в Турецкой войне, начавшейся в 1787 году, до соединения их с победоносным российским войском были очень несчастливы. Турки их били и отбирали у них пушки. Суворов, отправляя к князю Потемкину реляцию о Рымникском сражении, сказал курьеру: «Донеси Его Светлости, что я военную добычу с австрийцами разделил по-братски: их пушки им отдал, а турецкие себе взял».
Так как эти укрепления еще не были вполне закончены, то лошади легко перескочили через рвы, вспрыгнули на валы, и наша конница обрушилась на турок. За нею бежали пехотные солдаты. Суворов был впереди их. Он громко кричал солдатам: «Ребята, смотрите неприятелю не в глаза, а на грудь – туда придется всадить ваши штыки!»
Началась страшная резня.
Турки не выдержали и побежали.
Наступала ночь. Все поле было покрыто убитыми и ранеными. Победа была необычайная. Этот самый визирь еще в прошлом году два раза наголову разбил австрийцев. Его считали непобедимым. Он с горя бросил армию, вышел в отставку и вскоре умер.
Турки потеряли пятнадцать тысяч человек; наши войска взяли сто знамен и восемьдесят пушек, а кроме того, множество быков, баранов и повозок со всяким имуществом досталось в добычу нашим войскам. Суворов за это дело был награжден титулом графа Рымникского, получил орден св. Георгия I степени, брильянтовый эполет и весьма богатую шпагу.
Теперь слава Суворова была громадна. Она разнеслась с австрийскими солдатами далеко за пределы России. Маленький отряд русских войск дал самой большой турецкой армии сражение и разбил ее наголову.
Наступила зима, а наши войска мало подались вперед. Побеждал и наступал на турок один Суворов. Однако все небольшие крепости, лежавшие по реке Дунай, были взяты русскими, не взятой оставалась одна грозная крепость Измаил.
Взятие Суворовым неприступной крепости Измаил
Крепость Измаил считалась неприступной. Ее стены построены из прочного камня, кругом на шесть верст тянется высокий вал, от трех до четырех саженей высоты, а вокруг вала вырыт ров шесть саженей глубиной. На валу стояло больше двухсот громадных пушек. Русские войска почти два месяца осаждали Измаил, но ничего не могли поделать. Там с тридцатью пятью тысячами солдат засел Сераскир-паша – и решил лучше умереть, нежели сдаться.
То, что русские не могли взять Измаила, затягивало войну и давало туркам надежду победить.
Измаил нельзя было взять, но его взять было нужно. Главнокомандующий русскими войсками решил послать на Измаил Суворова. Он послал ему письмо, в котором написал: «Моя надежда на Бога и на вашу храбрость, поспеши, мой милостивый государь… Огляди все и распорядись, и, помолясь Богу, – предпринимайте!..»
Как только солдаты узнали, что к ним едет Суворов, они решили, что «крепость возьмут штурмом».
Но, послав Суворова к Измаилу, Потемкин не верил, что можно что-либо сделать с Измаилом, и предлагал ему или продолжать осаду, или совсем ее снять.
Суворов прибыл к Измаилу и решил взять его штурмом.
Второго декабря 1790 года к русским войскам, расположенным под Измаилом, подъехали два всадника. Один старенький на вид человек невысокого роста, в белом кафтане, обшитом зеленым, и в маленькой каске с зеленой бахромой. На одной ноге его был сапог, а на другой туфель. Видно, эта нога болела. Другой был казак, державший в правой руке узелок с платьем. Оба были на заморенных лошаденках, запыленные и усталые. Подъехав к ближним солдатам, сидевшим у котла за кашей, оба слезли; казак взял поводья у странно одетого старика и стал поодаль, а старик подошел к ужинавшим.
– Хлеб да соль, – сказал он.
– Благодарствуем, – отмечали солдаты, хотели было встать, да не зная, что за человек говорит с ними, остались сидеть. – Присаживайтесь, гостем будете, – сказали они.
– Помилуй Бог, как хорошо, – сказал старичок и, поджав больную ногу, подсел к солдатам.
Ему дали ложку, и он поел немного из одного котла с земляками, потом отошел к сену, казак постлал ему солдатскую шинель, старичок завернулся в нее с головою, и спал ли он или думал о чем, неизвестно, но только он пролежал все время молча.
Казак, подсевший после к солдатам, говорил им, что это давно ожидаемый к Измаилу Суворов, но солдаты ему не поверили и посмеялись над ним. Под утро, когда залегшие спать солдаты проснулись, они не нашли уже подле ни старичка, ни казака. Оба уехали до рассвета.
Это был действительно граф Суворов-Рымникский, назначенный командовать тридцатитысячной армией, собранной под Измаилом.
На другой день Суворов принялся по-своему обучать войска для штурма. В стороне от лагеря он приказал вырыть ров и насыпать вал такой же величины, какие были под Измаилом, собирал по ночам к нему войска и сам показывал им, как надо подставлять лестницы, упражнял солдат в лазанье по ним, учил действовать штыком, распределял солдат – кому нести лестницы, кому стрелять, кому кидаться в штыки. В то же время он послал к Сераскиру письмо, в котором было сказано: