Адмирал Нахимов

ядрами.

Во время этой кампании мне часто приходилось бывать за

адмиральским столом у Нахимова.

Обед был хороший, вкусный и разнообразный, а вино —

неизбежная марсала. Разговоры велись служебные. Конечно, говорили

только старшие. Старые лейтенанты вступали в разговоры и даже

иногда спорили с адмиралом, а мы, молодые мичманы, молчали и

слушали.

Павел Степанович был англоманом, получал «Тайме», читал

постоянно английские газеты. Он высоко ставил английский флот и

хвалил английских моряков за то, что они занимаются своим! делом,

причем ворчал на русских моряков, которые, выйдя из морского

корпуса недоучками, забрасывают свои учебные книги и морскою

службою совсем не занимаются, зная все, кроме этой службы.

Между современными ему русскими адмиралами Нахимов

высоко ставил (считая его идеалом моряка) М. П. Лазарева, бывшего

в то время главным командиром.

Лазарев в тридцатых годах, будучи назначен в Черное море,

перевел к себе выдающихся офицеров — Путятина, Вл. Истомина„

Нахимова, Шестакова, Унковского и многих других.

Эти офицеры были вполне учениками его, Лазарева. В свою

очередь они давали тон остальным морякам.

Таким образом и составилась та блестящая школа черноморских

моряков, те стойкие морские команды, которые так отличились во

время знаменитой обороны Севастополя.

После наполеоновских войн и во время сближения нашего

с Англиею в последнюю послано было несколько молодых людей для

практики в английском флоте, в том числе и М. П. Лазарев.

Сохранилось в памяти людей, как Лазарев впоследствии

геройски отстаивал свою самостоятельность в качестве командира

компанейского корабля 3 у знаменитого Баранова, в Се в

еро-Американской компании. Затем он командовал фрегатом «Надежда» и в

продолжение трех лет совершил кругосветное путешествие. На этом

фрегате было несколько гардемарин, в том числе и Нахимов.

Рассказывая об этом интересном плавании во время нашей кампании,

Павел Степанович говорил, что это было трудное плаванье, что»

гардемарины обучались на бизань-мачте, а во чремя парусных

маневров ставили и убирали крюйсель4.

Тут-то однажды по жалобе на гардемарин старшего офицера

Лазарев велел на вантах обрезать выблинки и затем послал

гардемарин на марс продолжать ученье. На берег гардемарины

съезжали только наливаться водою *, делать промеры или обучаться на

гребных судах.

«Биография М. П. Лазарева была бы весьма поучительна для на-

ших моряков, если бы нашлись люди, которые ее разработали бы»,

говорил Павел Степанович.

К сожалению, за подобный труд, кажется, еще никто не брался.

Эти месяцы плаванья под флагом Нахимова явились временем,

когда я мог его видеть близко.

К тому же плаванью относится рассказ В. И. Зарудного под

заглавием «Фрегат «Бальчик».

К сожалению, этой статьи талантливого рассказчика нет у меня

под рукою.

Со времени этого плаванья прошло еще несколько лет. К

России приближалась грозная Крымская кампания — кампания,

убийственная для Черноморского флота. Во время нее мы, моряки, еще

более сблизились с Нахимовым, на которого мы смотрели с особым

уважением и любовью.

Припоминаю, что после Синопской победы, когда Черноморский

флот стоял на рейде Севастополя под флагом адмирала Корнилова,

я увидел однажды Нахимова, прогуливающегося на Графской

пристани с зрительной трубкой под мышкою. Я поздоровался с Павлом

Степановичем, и он сам завел разговор о том, что на каком судне,

по замечанию его, делается.

«Вот-с, г. Ухтомский, — с горечью в голосе сказал мне

Нахимов: — Я теперь, как курица, которая вывела утят, бегает по

берегу и смотрит с берега, как они плавают...»

Известно, что после Синопской победы император Николай I

щедро наградил моряков: адмирал Нахимов получил орден св.

Георгия 2-й степени; командиры судов были тоже награждены, а

все офицеры получили следующие чины. Недаром же государь

сказал: «Меня удивили черноморские моряки, удивлю и я их».

По поводу наград чинами Нахимов выражался, что этого не

следовало делать; что такое производство только вызовет путаницу

по службе, ибо морской офицер обязательно должен пройти все чины

согласно положению, «без выскочек», а иначе он будет лишним

балластом во флоте.

В Синопском сражении, к сожалению моему, я не участвовал,

будучи командирован в то время к берегам Кавказа, почему и

никаких личных подробностей о нем сообщить не могу...

...Между прочим про Синопское сражение передавали, что

велено было кормовые флаги прибить гвоздиками, чтобы перебитый

фалик2 не означал еще, что флаг спущен. Главная потеря во время

сражения на судах была тогда, когда по диспозиции «Завози

шпринги» не велено было стрелять и лишь потом, когда шпринги

были уже вытянуты, начался наш убийственный огонь. Во время

самого боя, когда пороховой дым застилал небо, мешая и смотреть,

и говорить, Нахимов послал сигнальщика принести стакан воды из

адмиральской каюты. Возвращая стакан матросу, Павел Степанович

заметил ему: «Смотри, не разбей! Это мне подарок Михаила

Петровича Лазарева». Потом немало смеялись над матросом, когда он,

желая уберечь стакан, так крепко сжал его в руках, что тот

раздавился.

Нахимов рассказывал, что когда уходили из Синопа, то было

свежо, а многие корабли имели большие повреждения. Между

прочим Кутров, командир корабля «Трех святителей», делает сигнал:

«Не могу итти!» Получается адмиральский ответ: «Возвратиться

в Синоп!» Ну, и корабль справился, благополучно вернувшись в

Севастополь...

...Во время обороны Севастополя адмирал Нахимов, будучи

назначен помощником начальника севастопольского гарнизона генерала

Остен-Сакена, а вскоре и командиром Севастопольского порта,

бывал повсюду.

Как адъютант штаба, припоминаю, что переписки он терпеть не

мог, а запросов министерства просто боялся.

В это время Павла Степановича можно было назвать душою

обороны: он постоянно объезжал бастионы, справлялся, кому что

надо — кому снаряды, кому материалы на блиндажи, кому

артиллерийскую прислугу и пр. Нужно было постоянно торопиться, чтобы

за ночь исправить то, что разрушал днем неприятель. Он настоял

на том, чтобы матросам, находящимся на береговых батареях,

привозилась морская провизия, а впоследствии ее выдавали и

солдатам, поставленным к нашим орудиям взамен все убывавших

матросов. Квартира адмирала преобразилась в лазарет для раненых

морских офицеров; личные же деньги его шли на помощь

отъезжающим семействам моряков. И бывало для каждого бастиона

большим удовольствием видеть у себя адмирала. Служащие на

батареях при его посещениях показывали ему «фарватер», т. е. те

тропинки, по которым меньше падали неприятельские бомбы...

Кажется, что это было в конце июля — в тот период обороны,

когда неприятель особенно обратил свои удары на Малахов курган.

Адмирал поехал туда, взошел на бруствер для того, чтобы лучше

высмотретъ, откуда сильнее бьет француз, где надо прибавить

орудие, где усилить стрелков, ибо французы траншеями уже подошли

к нашему рву. Несмотря на предостережение начальника бастиона,

Павел Степанович смотрел в зрительную трубу, и этот блестящий

предмет был заметной мишенью: неприятельская пуля попала

адмиралу в висок, остановившись в задней части черепа. Он упал к

общему нашему ужасу и огорчению. Его перенесли на Северную сто-

рону, положили в лазарет, где два дня он пролежал, не приходя

в сознание, и тихо скончался.

Хоронили Нахимова в Михайловской церкви торжественно,