Импортный свидетель (сборник)

Вскоре Нестеров пригласил в свой кабинет некую М. И. Волину, работавшую манекенщицей.

— Вызвала пожарных, потому что горело, — сообщила она.

— Вы одна были в квартире?

— Это имеет значение?

— Да

— Хорошо, его зовут Анатолий.

— Точно знаете, что Анатолий? — на всякий случай уточнил Нестеров.

— Спрашиваете…

Грешным делом Нестеров подумал, что с этой дамочкой был вездесущий Саня Генкин. Ну нет — так тем лучше. А по сути дела дамочка еще раз пояснила, что сперва загорелся гараж, а потом уже цех.

— Ветерок туда подул, — сказала она.

— А что-нибудь насчет потерпевшего, погибшего в гараже, знаете?

— Вот такой был мужик! — сказала она и вытянула вверх большой палец. — Всем чинил, никому не отказывал и денег не брал. Ведь он и умер через это. — Она перекрестилась. — Царствие ему небесное. Сосед куда-то с утра наладился, так он ему ночью пошел машину готовить. Любил машину. — И она еще раз мелко перекрестилась.

Нестеров пожал плечами.

12

Неожиданный порыв ветра распахнул окно до отказа. Нестеров оглянулся на шум, произведенный ударившейся в стену рамой, и в этот самый момент вдруг в его представлении возникла ясная, зримая картина произошедшего. Эта картина была основана на личном убеждении, на восприятии тех фактов, которые были известны следователю, и на интуиции, которая была у Нестерова развита настолько, что домашние даже считали его барометром.

Нестеров не забывал, что в производстве следственных органов находится и дело по факту гибели инвалида Иванова, и поэтому, чувствуя, что дела о пожаре и гибели инвалида связаны, поспешил установить круг знакомых инвалида. Сделал он это немедленно, вызвав его дочь (в исполкоме ему дали адрес), Ксению Всеволодовну, повесткой в районный отдел внутренних дел, где он временно обосновался.

— Здравствуйте, — приветливо сказал Нестеров входящей девушке.

— Здрасьте, — бросила она.

— Я хочу вас уведомить, что в производстве находится дело…

— Я знаю, знаю, сгорел завод, а до моего отца никому нет никакого дела, — перебила она.

— …В том числе и по факту гибели вашего отца, — невозмутимо продолжал Нестеров, — я и хотел бы с вами побеседовать.

— Отца убили?

— Ну зачем же так? Он погиб. А что, вы думаете иначе?

Девушка помолчала.

— Вам виднее, — наконец сказала она.

Нестеров оставил ее задумавшейся, а сам сделал вид, что углубился в бумаги.

— Расскажите про отца, — вдруг попросил он.

Ксения вздрогнула.

— А чего говорить-то? Мать у нас умерла. Отца я обихаживала, потом выросла, привела в дом мужа.

Нестеров взглянул на нее.

— Ну, не успели еще зарегистрироваться. Его имя? Кузнецов Рудя. Рудольф.

— Чем он занимается?

— Он художник.

— Я имею в виду, где он работает?

Девушка вскинула накрашенные глаза.

— Дома, конечно, он очень талантливый художник.

— Продолжайте, пожалуйста. На что вы жили?

— Он выставлялся.

— Вы были на его выставках.

Девушка замялась:

— Да-а-а, на одной. Он выставлялся в основном в закрытых клубах, знаете — химиков, физиков. Там знатоки, и картины ведь надо продавать. Только что он продал картину какому-то типу. По виду фарцовщик, но ведь у покупателя документы не спросишь.

— Мебель дома хорошая?

— Ничего, а почему вы спросили?

— Отец покупал по удостоверению инвалида войны?

— Да, — девушка покраснела, — вы что, думаете, мы жили на его шее? Да ничего подобного! Рудик вагоны ходил разгружать. Он скорее бы под мостом лег спать, чем стал бы примаком. Мы все работали по мере сил.

— А вы?

— Готовила им, обстирывала, обихаживала, женой была — это что, не работа?

— Работа, безусловно, и не будем об этом. Жена, если она настоящая, — это тяжелая работа.

— Хорошо хоть вы это понимаете. А у меня был уже раньше муж, мы разошлись. И получал прилично, а семьи не получилось. А тут у нас была семья, мы все трое жили душа в душу.

Нестеров успокоился: не было больше сомнений относительно дочери, и шмелем зажужжавшая вдруг мысль о том, что Ксюшин муж косвенный виновник гибели тестя, тоже исчезла. Скорее всего, повинуясь автоматизму следствия, нежели преследуя какую-то иную цель, Нестеров спросил:

— А кому продал ваш муж картину, не помните?

— Не знаю, а это очень важно?

— Ужасно.

— Ну тогда я спрошу у Рудольфа, а можно, он придет?

13

— Разрешите, товарищ следователь!

— Пожалуйста.

В кабинет вошел высокий лохматый юноша.

— Я Рудольф Кузнецов, художник.

— Присаживайтесь.

— Спасибо. Я пришел сообщить вам, кому я продал картину, если это нужно и имеет значение для дела.

— Я внимательно вас слушаю.

— Картину я продал — кстати, на ней были изображены именно сгоревшие гаражи — одному журналисту или писателю, в общем-то неплохому парню. Ксения, правда, его не выносила, я совершил сделку без нее. Он мне заплатил восемьдесят рублей, для меня это немало. Вот на этой бумаге я записал его адрес. У меня есть и расписка в получении денег. Его фамилия Базальтов.

— Вы предусмотрительны.

— У меня мама юрист.

— Вот как, где же она работает?

— Она адвокат, бывший следователь, быть может, даже ваша коллега, работала в прокуратуре республики.

— Кузнецова?

— Да.

— Я учился у нее двадцать лет назад.

Рудольф Михайлович улыбнулся, привстал.

— Спасибо вам, — сказал Нестеров, — не буду вас больше задерживать.

Кузнецов попрощался.

А Николай Константинович принялся думать. Другого-то ему все равно не оставалось. Чтобы действовать, надо было иметь не просто много фактов, но и воображение.

Вдруг он встрепенулся, словно бы изловил наконец ускользающую мысль, и набрал телефонный номер.

— Александр Анатольевич, — он позвонил Генкину, — очень хотелось бы, чтобы вы завтра посетили меня… Да здесь, на пепелище, вы мне очень можете помочь… Вместе будем вести дело, потрясающие факты открываются, потрясающие, дам материал для газеты… Что?.. Нет, ну зачем же так, до суда дам, и напечатают… Ну добро, до завтра! — И Нестеров положил трубку.

А Александр Анатольевич Генкин долго еще стоял немного ошарашенный, с трубкой в руках, из которой доносились гудки отбоя. Однако журналист Генкин не слышал их.

«Какого черта он позвонил? — думал Генкин. — Может быть, что-то раскопал? Да нет, они раскапывают так быстро только в кино, а на деле вон во всех газетах как их поливают. Но может быть, просто совпадение! Или может, и хорошо, что он позвонил, допустим, не клеится у него дело, и он ищет контакты с прессой. — Генкин повеселел: — Скорее всего, это так, сейчас многие ищут контакты с прессой».

Нестеров же ждал от завтрашнего визита журналиста очень многого. Во-первых, рассуждал он, журналист захватит свою записную книжку, и с ее помощью можно будет установить его коллегу-журналиста (наверняка ведь знает или знает того, кто его знает), которому продал картину Кузнецов. Во-вторых, посмотрим, чем он тут займется по приезде. В-третьих… Нестеров любил рассуждать вслух. Он давно заметил, что лучшие мысли рождаются при разговоре с собеседником, которому не доверяешь. А журналисту Генкину Нестеров доверял с сегодняшнего дня менее чем кому-либо другому.

На сегодня в процессуальном плане он свою работу завершил. Но было еще то творческое, что жило в нем, заставляло его думать, беспрерывно думать о деле, даже когда он сидел в кино, или целовал ребенка, или нюхал цветок. Нестеров вышел на улицу.

Небольшой прелестный районный городок, почти такой же, какой был когда-то в его жизни, где начиналась его прокурорская деятельность, где у него была масса друзей и недругов, где были молодость и счастье.

Нестеров увидел тополь, вспомнил, что у него там был точно такой же, и тот тополь даже помогал ему работать. Нестеров погладил шершавый ствол дерева…