Страница 5 из 7
– Нет!
Усевшись за руль машины и настроив навигатор, я тронулся с места. Под колесами зашуршал гравий. Дом, где могла жить дочь профессора, находился не на побережье, как я предполагал изначально, а практически в горах, в стороне от шумных курортных мест. Навигатор предательски молчал. Проехав несколько километров и не встретив ни одного указателя, я чуть было не проскочил поворот. Резко затормозив и выругавшись я полез во внутренний карман пиджака за очками. Они, конечно, вещь хорошая, удобная и в некоторых ситуациях незаменимая, но у меня от них начинала сильно болеть голова. И не только у меня. Когда-то они стали огромным прорывом в области IT-технологий. Тогда, благодаря очкам, отпала необходимость таскать с собой разные девайсы. Очки соединяли в себе всё и давали владельцу неограниченные возможности. Со временем их стали носить все и они превратились в неотъемлемую часть имиджа. Появилось много модельеров, придававшим оправе и линзам всевозможные формы и цветовую гамму. Но не все были рады появлению такого девайса – многие считали, что он способствует вмешательству в личную жизнь других людей, находящихся рядом, так как их передвижения моментально становились известны широкой публике. Суды были завалены исками. Противники использования этого устройства в общественных местах предпочитали самостоятельно вершить «правосудие». Они срывали очки с тех, кто их носил, разбивали или давили ногами. Иногда, за кампанию, доставалось и владельцу очков – его избивали, а порой и калечили. Но никакие действия не могли отбить желание у тех, кто хотел постоянно находиться он-лайн.
Спустя какое-то время с теми, кто не мог расстаться с очками целый день, начали происходить странные вещи: их преследовали головные боли, резь в глазах, воспаление век, а в некоторых случаях и слуховые галлюцинации. Врачи забили тревогу: сильно возросло число онкологических заболеваний среди любителей очков и, когда лет через двести на свет стали появляться младенцы с признаками дистрофии глазного яблока и головного мозга, власти многих государств, существовавших еще в то время, запретили использование этого девайса. Только в крайних случаях, только спецслужбам и только на короткое время. Так как я был ловцом, то имел право на ношение очков, но пользовался ими крайне редко.
Надев очки, я открыл карту и, сдав назад, свернул на узкую извилистую дорогу, идущую сквозь кипарисовую рощу. Миновав ее, электромобиль устремился вверх. На крутых горных поворотах ему явно не хватало мощности. Он еле полз и у меня начали сдавать нервы. Еще немного, и я бы собственноручно сбросил машину в пропасть. Останавливало только то, что, судя по карте, которую я видел на линзах, мне требовалось преодолеть еще приличное расстояние. Минут через двадцать я уперся в отвесный склон горы, на котором пучками произрастала какая-то зелень. Дальше дороги не было, но в свете фар был виден небольшой подъемник. Облегченно вздохнув, я снял очки и, заглушив мотор, вылез из машины. Дул сильный, пронизывающий ветер. Поежившись, я достал из машины пиджак и быстро надел его на себя. Медленно приблизившись к подъемнику и внимательно изучив его, я встал на платформу и дотронулся до панели. Подъемник дернулся и медленно пополз вверх. Интересно, в каком веке устанавливали эту рухлядь?
То ли от холода, то ли нервишки окончательно расшалились, но меня стало потрясывать. Только этого мне и не хватало! Решено, как только доберусь до этой девицы и доставлю куда надо, сразу возьму отпуск и буду сидеть дома, в саду и читать Хвосту вслух книги. Или мы будем валяться на диване и тупо смотреть все, что показывают многочисленные каналы – главное отключить мысли.
Подъемник еще раз дернулся и остановился. Ступив на каменистую почву, местами покрытую мхом, я огляделся. Пологий склон представлял собой почти ровный участок земли, где у подножия другого горного хребта стоял дом, умело скрытый от посторонних глаз. Его стены были покрыты материалом, напоминавшем кору дерева, а в больших окнах отражались растущие на соседних склонах деревья. Где-то рядом слышалось журчание горного ручейка. Я подошел к дому и подергал за ручку двери. Она была заперта.
Постучав, я прислушался. В доме царила тишина. Тогда, я попробовал хоть что-нибудь разглядеть через толстые стекла окон, но было так темно, что моя надежда на внезапную удачу стала быстро улетучиваться. Потоптавшись еще немного, я решил, что пора уходить. И именно в этот момент в глубине дома вспыхнул огонек. Я не поверил своим глазам. Неужели она дома? Огонек стал приближаться, и через несколько мгновений дверь мне открыла пожилая женщина в длиной белой рубахе. На голове у нее красовался старомодный чепчик, а в руках она держала медную старинную лампу, освещавшую ее морщинистое лицо.
Посмотрев на меня строгим, чуть мутным взглядом, старуха сурово сказала:
– Мы ждали тебя еще утром. Проходи!
И она посторонилась.
Меня явно с кем-то спутали, но я ничего не сказал и лишь молча переступил порог дома. Свет от лампы был тусклым и не позволял увидеть многое: лишь пару обшарпанных диванов, да низкий журнальный столик на трех ножках.
Прошаркав мимо меня, старуха буркнула:
– Жди здесь.
– Мэм, включите свет – я темноты боюсь, – ляпнул я первое, что пришло мне в голову.
Старуха, что-то пробормотала себе под нос, но свет зажгла. И тут, я обомлел. Все стены были заставлены книжными шкафами, в которых плотными рядами стояли или лежали самые настоящие книги. На меня это произвело ошеломляющее впечатление. Такого количества книг я не видел даже в музеях. Неужели, когда-то, во всех домах находились такие библиотеки? Вряд ли. Они занимают слишком много места. Куда удобнее электронные хранилища.
Я не удержался и протянул руку к одной из книг. Прикоснувшись подушечками пальцев к ее корешку, я ощутил шероховатость материала. Аккуратно вытащив реликт я открыл его на первой попавшейся странице, и мне в ноздри ударил странный едковато-кисловатый запах, от которого тут же защекотало в носу. Я громко чихнул. Обветшавшие и пожелтевшие от времени страницы казались хрупкими и готовыми в любой момент рассыпаться у меня в руках. Испугавшись, что этим все и закончится, я быстро захлопнул книгу и поставил ее на место.
– Не привыкли нынче люди к настоящим книгам, вот и чихают от бумажной пыли, – услышал я голос хозяйки дома.
Обернувшись, я посмотрел на пожилую женщину. Она поманила меня к себе пальцем и я послушно подошел к ней.
– Вот это надо передать получателю, – сказала старуха, протягивая мне толстую тетрадь.
Я взял тетрадку в руки и из нее тут же, что-то выпало и мягко спланировало на пол.
– Какой неуклюжий! – возмутилась старуха.
– Извините, мэм, случайно получилось.
Я нагнулся и поднял всю в изломах и с неровно оторванным краем старинную фотографию запечатанную в непроницаемую пленку, на которой была запечатлена красивая молодая женщина.
– Кто это? – спросил я, рассматривая фотографию.
Старуха кинула на нее безразличный взгляд и, пожав плечами, ответила:
– Я так давно живу, что не помню.
Заложив фотографию между листами, я захлопнул тетрадь и сказал:
– Тогда я пойду.
Старуха открыла мне дверь и я вышел в прохладу ночи.
Вернувшись в контору я быстро пролистал страницы тетради. Они были исписаны математическими уравнениями, странными символами и схемами. Ни одного слова. Настоящая головоломка, которую я очень хотел разгадать, но времени было в обрез и я, сунув тетрадь во внутренний карман пиджака, начал готовить документы по беглецам. От работы меня отвлек звонок. Это был Лоренц.
– Есть новости, – заявил он, как только его лицо проявилось на линзах очков. – Конкурирующая контора поймала одного парня. Он ошивался около того самого дома, где когда-то жил профессор.
Я напрягся. А вот и курьер нашелся.
– Когда?…
– Час назад. Так что можешь туда не соваться.
– Я только что оттуда вернулся.
– И?…