Пруссачество и социализм

ально враждебной оппозицией и насильствен-

ным всеподавляющим гнетом, все это происхо-

дит оттого, что народу, одаренному способнос-

тями для совсем иного, строгого и человечно

глубокого порядка, навязан другой - тоже

строгий и глубоко коренящийся в человеческой

душе строй. Во всех крупных задачах, где ста-

ропрусская творческая сила свободно могла

проявиться, как, например, в деле организации

синдикатов и артелей, профессиональных сою-

зов, в области социальной политики, она пока-

зала, что она в состоянии создать.

До какой степени чуждым остался парламен-

таризм прусскому, и с 1870 года немецкому на-

роду, доказывает то равнодушие, с которым,

несмотря на все старания прессы и партии, от-

носился он к выборам и вопросам избиратель-

ного права. Очень часто, пользуясь своим изби-

рательным правом, выборщики выражали

лишь неопределенный гнев, и ни в одной стране

эти дни выборов в английском духе не дают

столь ложной картины действительных настро-

ений. Народ никогда не мог привыкнуть к это-

му чуждому ему способу <сотрудничества>,

и никогда не привыкнет. Если англичанин не

следит за работой парламента, то он делает это

99

в сознании, что его интересы там хорошо соблю-

даются. Но если это делает немец, то он делает

это из чувства совершеннейшего равнодушия.

Для него существенно только <правительство>.

Парламентаризм у нас всегда останется систе-

мой внешних условностей.

В Англии обе партии были неограниченными

руководителями политики. Здесь же существо-

вало на лицо государство и партии, выступав-

шие только с критикой против него, основан-

ные только ради парламентского метода, тогда

как в Англии метод этот развился из фактичес-

кой организации торгового народа. С самого на-

чала обнаружилось несоответствие между сис-

темой, которую хотели ввести, и той, которая

была в действительности, между целью и дейст-

вием метода, между понятием и сущностью

партии. Английская оппозиция есть необходи-

мая составная часть правительства; дополняя,

она помогает в работе. Наша оппозиция - дей-

ствительное отрицание не только противопо-

ложной партии, но и самого правительства. По-

сле устранения монархии дело совершенно не

изменилось.

Характерно и указывает на силу национально-

го инстинкта, что обе партии, которые можно на-

звать специфически прусскими, консервативная

и социалистическая, никогда не теряли своей не-

либеральной и антипарламентской тенденции.

Они обе социалистичны в высшем смысле и та-

ким образом вполне соответствуют обеим капи-

талистическим партиям Англии. Они не призна-

ют частного и партийно-делового способа управ-

ления, они признают право целого руководить

100

поведением отдельного лица в общих интересах.

Если при этом одни говорят о монархическом го-

сударстве, а другие о рабочем народе, то это со-

ставляет разницу только на словах в виду того,

что здесь каждый должен трудиться и единич-

ная воля должна каждый раз подчиняться об-

щей воле. Эти обе партии под давлением англий-

ской системы были государством в государстве,

они представляли согласно своим убеждениям

государство, и поэтому вообще не признавали

права на существование за другими партиями,

кроме своей собственной. Это одно уже исклю-

чает парламентское управление. Они не отрека-

лись от солдатского духа, они организовали за-

мкнутые, хорошо дисциплинированные баталь-

оны избирателей, причем консерваторы были

лучшими офицерами, а социалисты - лучши-

ми солдатами. Обе партии были построены на

началах веления и подчинения, и обе одинаково

понимали свое государство: государство Гоген-

цоллернов и государство будущего. Свобода

в одном, точно также как и в другом, ничего об-

щего не имела с английской свободой. Глубокое

презрение к сущности английского парламента-

ризма, к определению ранга на основании богат-

ства или бедности проходит через всю их, менее

всего парламентскую, деятельность. Они обе

презирали прусскую избирательную систему

с ее озлобляющим подразделением на богатых

и бедных, причем консерваторы, признавая ее

пригодным средством, все же по существу пре-

зирали всякую избирательную систему, постро-

енную по английскому образцу, ибо они знали,

что это неизбежно ведет к плутократии. Тот, кто

101

в состоянии оплачивать такую систему, пожи-

нает ее плоды.

Рядом с этими партиями стоит партия испан-

ского склада, ультрамонтанская, духовные

традиции которой уходят в глубь времен габ-

сбургского мирового владычества и территори-

альных понятий Вестфальского мира. В Напо-

леоне она тайно почитала основателя Рейнско-

го союза^. В ее тактике еще остались пере-

житки искусной тактики кабинетов Мадрида

и Вены; она сумела со зрелостью ума Контрре-

формации использовать демократические тен-

денции и парламентские обычаи в своих целях.

Она ничем не брезгует: она умеет все обращать

к своей выгоде. И не следует также забывать

о социалистическом воспитании и дисциплине

испанского духа, возникшего, подобно прус-

скому, из рыцарских орденов готической эпо-

хи и создавшего до него в формуле <трон и ал-

тарь> мировую идею.

И, наконец, немецкая англомания духа сло-

жилась в партию с тем, чтобы бороться за ис-

тинный парламентаризм как принцип, идею,

вещь в себе с тем усердием, которое свойствен-

но только людям, проникнутым одним миро-

воззрением. Наполеон был для них носителем

свободолюбивых идей. Они выказывали свое

<настроение> всюду, где англичане проявляли

свои таланты и опыт. <Точка зрения> является

их символом. Когда собираются вместе три ли-

берала, то они основывают новую партию. Это

их понятие об индивидуализме. Они не могут,

даже при вступлении в кегельный клуб, обой-

тись без того, чтобы не поставить на обсужде-

102

ние вопрос об изменении устава. Так как в Ан-

глии господствует безгосударственный поря-

док официальных дел, их возмущение вызыва-

ет каждое проявление авторитета государства.

В социализме они также ненавидят его автори-

тарные конечные цели. Это <бюргерство> -

специфически немецкое явление. Его не следо-

вало бы смешивать с французской буржуазией

и еще менее с английским средним классом.

Высокий стиль английского либерализма ему

не подходит. Quod licet lovi non licet bovi*.

Под сюртуком свободомыслящего немца жи-

ва еще частица души старых имперских горо-

дов, которая поднимает болезненный протест

против явлений современной цивилизации, она

собирает вокруг себя обширную литературу,

при помощи которой в английские жестоко реа-

листические идеи вталкивается нечто транс-

цендентное и идеальное - в каждой книге

иное - без чего нельзя было бы защититься от

столь же неромантической жестокости прус-

ских идей. И это политически безвредное, не-

способное ни к какой организации свободолю-