Наследник

— Спиваем добре!

Виктор приказал командиру первого взвода отвести батарею на обед. Вскоре до него донеслись

слова песни:

Эх, махорочка, махорка,

Породнились мы с тобой.

Вдаль глядят дозоры зорко.

Мы готовы в бой!..

На душе у него сейчас было радостно, он понял, что выдержал еще один трудный экзамен. "Ты ж

москвич, Витька! А это, друг ситный, не хухры-мухры...", — вспомнил он слова капитана Крутокопа.

После полевых занятий по вечерам Виктор заходил в хаты к солдатам. Они беседовали на разные

темы, ему приходилось отвечать на самые замысловатые вопросы: "Не предаст ли нас Черчилль?",

"Когда откроется второй фронт?", "Почему французские партизаны не казнят предателя маршала

Петэна? "...

Что не любил он, так это разговоров об урожае, посевной, уборочной, озимых и яровых... В этих

делах он был полным неучем. Часто заходил в хату, где жил орудийный расчет старшего сержанта

Итина. Здесь любили поговорить на "стратегические" темы. Сам Итин до войны работал забойщиком

на одной из шахт Донбасса. Когда Виктор принял батарею, он был ее парторгом. Замполита тогда у

Виктора не было, поэтому Итин исполнял и его обязанности. Из-за него Виктор однажды нарушил

партийный устав.

..Шло открытое партийное собрание батареи. Когда началось голосование, Виктор руки не поднял

по той причине, что был тогда кандидатом в члены партии. Вдруг он слышит шепот сидящего рядом

Итина:

— Голосуйте, товарищ комбат! Голосуйте! Ведь солдаты смотрят!..

— Да не могу я, не имею права, — шепчет ему Виктор в ответ.

— Голосуйте! В этом конкретном случае Вам бы сам товарищ Сталин разрешил. Ведь солдаты же

на Вас смотрят. . И Виктор поднял руку.

* * *

Частенько вечерами к Виктору захаживал дед Пискарь. Он всегда приносил с собой шахматную

доску и коробку, заполненную шашками. Играл он в шашки виртуозно. За игрой нередко рассказывал

Виктору всякие истории. Однажды, передвигая шашки и отхлебывая из большой жестяной кружки

чай, он сказал:

— Вчерась вернулся до дому из военного лазарета без одной ноги прошлый председатель нашего

РИКа, он родом отсюдова... — Дед передвинул шашку и вздохнул: — А я, грешный, не уважал его

трепача.

— Почему же? — рассеянно спросил Виктор, обдумывая ответный ход.

Дед оторвал взгляд от доски и спросил:

— Почему не уважал-то? Уж больно прыток был. Красивые да фальшивые грамоты сочинял для

районного начальства, ублажал их. А те — свое московское... А жили-то мы тогда не дюже как... На

трудодень получали всего ничего.

Дед помолчал и вдруг спросил:

— А ты, сынок, про небесную китайскую музыку слахал, аи нет?

— Про небесную? — переспросил Виктор и, чувствуя, что на доске ситуация складывается не в

его пользу и надеясь, что рассказ деда о какой-то небесной музыке ослабит его внимание и отвлечет

от игры, попросил:

— Расскажите...

— Ну что ж, расскажу, коли желание такое имеешь.

Дед задумчиво потеребил рукой свою редкую бороденку и начал рассказ:

— Жил-был на свете китайский царь, которого по ихнему звать богдыханом. Не любил тот царь-

богдыхан слухать правду-матку о жизни. За плохую весть подобных гонцов велел садить на кол. Ну, и

перестали слуги ему правду-матку в глаза сказывать, и стали только ублажать. Изобрели они для

ублажения его л небесную музыку. Он сидит, бывало, на своем царском троне в своем цар-:ком парке,

слухает ту музыку и свое царское пузо поглаживает. .

Виктор поглядел в хитро прищуренные глаза деда и спросил:

— Что же это была за музыка? Уж не бог ли ее на трубе наигрывал?

— А ты меня не сбивай. Я и сам собьюсь, — нахмурился старик. — Пока его дуги ублажали той

музыкой, а ен пузо свое почесывал, другой китайский царь-богдыхан пошел на него войной, да и

разбил его войско, а самого его на кол посадили. Понял? Вот так-то, брат! А музыка та была не

небесная и не божья, а обманная. Это слуги богдыхана попривязывали к лапкам приученных голубей

бамбуковые свистульки с дырками. Голуби кружились в парке над царем-богдыханом и от свистулек

тех небесная музыка получалась... — Дед вздохнул: — Такая музыка для всякого дела погибель. И для

Вашего воинского, и для нашего крестьянского... За ту музыку и не уважал я нашего председателя. Да

не я один... А он ишо орден из центра получил. — Дед долго глядел на доску, шевеля в воздухе

прокуренными пальцами, потом передвинул шашку и засмеялся мелким смехом: — А тебе, ноне, в

сартире посидеть чуток придется, сынок, хе-хе-хе... Хотя ты и красный командир и защитник

Отечества...

* * *

Однажды в батарею пришло пополнение, пять бойцов и связистка. Командиру батареи прибывших

представлял старшина. Трое из них, в том числе связистка, прибыли после ранения из госпиталей, а

двое были вновь мобилизованные, из тех, кто во время отступления "прописывался" на хлеба у вдов и

солдаток. Они были в гражданском, один в телогрейке и картузе, другой — в пальто и кепке. Виктор

не любил таких "нахлебников", понимал что к чему, но не мог отказать себе в удовольствии лишний

раз преподать им урок...

— Почему эти двое в гражданском? — строго спросил он старшину, который с ходу понял задумку

своего командира и бойко ответил:

— Не смог подобрать аммуницию, не лезет, мала...

Виктор усмехнулся:

— Понятно, разжирели на любовных харчах... Один боец мне рассказал такой случай. Выбивали

наши фрицев из Ворошиловграда, бежит он с автоматом по улице, смотрит, — за углом прячется

какой-то тип, он к нему, а у того рожа — во, брюхо — во, на ногах сапожки хромовые. Еле узнал наш

боец своего бывшего однополчанина. — Ты откуда взялся, черт сытый, так твою перетак?.. — А тот в

ответ хнычет, что у тетки одной, дескать, временно проживал, увидела, мол, при отступлении,

заманила в хату и на замок... — Ну и как? — засмеялся наш боец, — выдюжил теткин боевой натиск?

— Выдюжил, — отвечает тот, — тяжело вздохнув, — харчей хватало, самогону тоже... Только

морально, понимаешь, тяжело было..."

Связистка фыркнула и еле сдерживая смех, закрыла рот ладонью.

А старшина, хитро прищурясь и подыгрывая своему командиру, спросил:

— Что же ему на то сказал гвардеец?

— Да ничего не сказал, — влепил зуботычину и побежал дальше бить фрицев, — ответил Виктор.

— Правильно сделал, — одобрил старшина.

Двое, в гражданском, опустив глаза, переминались с ноги на ногу. А Виктор еще раз строго

поглядел на них и сказал:

— Определи их, старшина, пока в хозвзвод... Там видно будет. . — Он помолчал и добавил, — всех

накормить и расселить по хатам. А связистку, — он внимательно взглянул на нее, и, вдруг, не спуская

с нее изумленного взгляда, тихо проговорил, — а... связистку посели... к химинструктору сержанту

Петровой...

Он смотрел на нее и не верил своим глазам. Это была... Ирина. Та самая Ирина... с Валовой

улицы...

— Исполняйте! — приказал он старшине, — не спуская с нее взгляда. — А Вы, — обратился он к

связистке, — останьтесь..., пожалуйста...

Когда все остальные вышли, он не очень уверенно спросил:

— Вы меня узнаете? ... Вас зовут ... Ирина?

Девушка, слегка покраснев, ответила:

— Да... а Вы ... Виктор?

Он схватил стул и поднес к ней:

— Садитесь...

Она, не спуская с него широко раскрытых глаз, села и прошептала:

— Господи.., что только в жизни... не бывает. Неужели... это Вы?

Он стоял перед нею и долго не находил слов.

— А ведь я Вас так... долго тогда... искал.

Опустив глаза, она вдруг тихо и быстро заговорила:

— Я оттуда убежала... Когда началась война, я хотела — добровольцем... Не взяли по возрасту,