Страница 19 из 63
— Может и нам здесь отовариться, — неуверенно сказал Виктор, — ведь дома-то шаром покати...
— Не говори глупостей! — строго оборвала его Анна Семеновна, — это ведь, черт знает что.
Можно подумать, что кое-кто уже махнул на все рукой... Безобразие! Жалкие паникеры! — она
схватила Виктора за руку: — Мне противно видеть это зрелище! Пошли отсюда быстрее!
В последние дни и в это утро Виктора мучила мысль о том, почему молчит Сталин, почему он не
обращается к людям, не объяснит, что происходит и что нужно делать.
— Как ты думаешь, — обратился он к матери, еле поспевая за ней, — почему товарищ Сталин до
сих пор не выступает по радио? Ведь все это ждут?
— Не знаю, не знаю, — отрывисто, на ходу проговорила Анна Семеновна, ему видней, он ведь...
гений!
Виктор с нескрываемым удивлением взглянул на нее:
— Мам, ты что?!
Вместо ответа она еще крепче сжала его руку:
— А ты не задавай глупых вопросов! Прибавим лучше шагу!
* * *
В проходной завода они увидели толпу работниц, которые слушали военного, стоявшего на
подножке грузовика.
— Кто это? — спросил Виктору ближайшей женщины.
— Да это наш, — ответила она, — Степка Гущин. Токарем был, теперь артиллерийский старшина.
За снарядами к нам приезжает.
Старшина, потрясая сжатым кулаком, продолжал свою речь.
— Так что будьте спокойны и не психуйте! Фрицам Москву сроду не видать! Мало каши ели!
Ясно?!
— Люди говорят, что Гитлер нас окружил, — крикнула одна из женщин, — как быть-то?!
— Говорят, что кур доят! — крикнул старшина.
— А почему все бегут?! — спросила другая.
— Те бегуны, у кого штаны полны! — весело крикнул старшина, — баба с воза — кобыле легче!
— Ишь, какой герой нашелся! — зашумели женщины. — Ты, Степка, насчет нашего пола не
очень! — Лучше скажи, когда немца погоните?!
Старшина поднял руки, успокаивая женщин:
— Ладно, ладно! Я же в шутку про бабу. . Надо же понимать! Давайте за работу, бабоньки!
Грузите побыстрее гостинцы для фрицев и, как говорится, смерть немецким оккупантам!
К грузовику подошел бывший начальник сборочного цеха, оставшийся здесь за главного, встал на
подножку рядом со старшиной и крикнул:
— Сейчас машину подадут к заготовочному, там и загружайте! Мы поможем!
Грузовик въехал на территорию завода, за ним шумной толпой заспешили женщины. Анна
Семеновна и Виктор пошли за ними.
— Я им помогу, — сказал Виктор, — и в цех к Андреичу!
— Он тоже остался? — спросила Анна Семеновна и, не дожидаясь ответа, твердо сказала: — Я
тоже иду им помогать. А потом пойду к этому новому начальнику. И пусть он меня немедленно
оформляет на любую тяжелую работу. Я не хуже других...
* * *
Дул холодный октябрьский ветер, над Москвой тяжело нависли свинцовые тучи. Кое-где они
заслонили собой, похожие на толстые сигары, аэростаты ПВО. Девушки-зенитчицы слезящимися
глазами внимательно оглядывали в бинокли неуютное хмурое небо. Улицы города были пустынны,
дома с окнами, кое-как заклеенными бумажными полосками, чем-то напоминали наспех
перевязанного раненого...
По площадям и переулкам опустевшего Кремля шуршали хрупкие от инея осенние листья,
подгоняемые вечными кремлевскими сквозняками. Старый полуседой ворон, тяжело взмахивая
лохматыми крыльями, перелетел с Успенского собора на крышу здания Совнаркома и уселся там на
карнизе, зло покосившись на двух охранников желтым глазом Ивана Грозного.
В тот вечер, 19 октября, Сталин созвал в Кремле экстренное расширенное заседание
Государственного Комитета Обороны. Он был бледен и немногословен, обвел тяжелым взглядом лица
присутствующих и коротко сказал:
— Положение на фронте всем известно. Будем защищать Москву?
Ответом было гробовое молчание. Молотов, нахмурясь, протирал пенсне, Калинин пощипывал
клин бородки, остальные тоже молчали. Не дождавшись ответа, Сталин обратился к Молотову:
— Твое мнение?
— Защищать! — сказал Молотов, надевая пенсне и преданно глядя в лицо Сталину.
— Михал Иваныч?
— Защищать! — кивнул головой Калинин, — обязательно защищать! — повторил он, прихлопнув
ладонью по столу.
Сталин опросил всех присутствующих, в том числе и приглашенных на это заседание
А.С.Щербакова и В.П.Пронина [А.С.Щербаков в то время — секретарь МГК и МК ВКП(б), секретарь
ЦК; В.П.Пронин — Председатель Моссовета]. Все высказались за то, что Москву надо защищать.
— Хорошо, — сказал Сталин, — я другого ответа не ожидал. Маленков предложил Проект
Постановления ГКО по этому вопросу. — Он бросил взгляд на Маленкова, — но этот Проект не
годится. Я предлагаю новый текст Постановления ГКО.
И, прохаживаясь по ковровой дорожке кабинета стал диктовать:
— Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100 — 200 километров от
Москвы поручена командующему Западным фронтом, генералу товарищу Жукову.
Сталин помолчал и продолжил:
— В городе с 20 октября вводится осадное положение. Нарушителей порядка предписывается
отдавать под суд военного трибунала, — он опять помолчал, потом, сделав рукой наотмашь короткий
энергичный жест, закончил:
— А провокаторов, шпионов и агентов врага — расстреливать на месте.
Окинув присутствующих быстрым прищуренным взглядом, спросил:
— Согласны?
Ответы были:
— Да! Конечно!
— Как всегда коротко и ясно!
— Исторический документ!
— Хорошо, — кивнул, головой Сталин, — Постановление ГКО принимается. Отныне Москва на
осадном положении. Надо, чтобы она стала для врага неприступной крепостью. Думаю, это всем
ясно. Заседание окончено.
С этими словами он подошел к аппарату прямой связи "ВЧ" и начал вызывать командующих
военными округами, тыловых районов страны.
* * *
Выскочив утром из подъезда, Виктор увидел на стене дома незнакомую белую афишку, подбежал и
быстро прочитал. Начиналась она словами: "Сим объявляется... Эти непривычные для его глаз и
слуха слова тут же почему-то, мысленно перенесли его в Петроград первых дней Революции. Они ему
чем-то напоминали слог первых революционных приказов и декретов. А слова о том, что
провокаторов, шпионов и прочих агентов врага нужно расстреливать на месте, привели его в восторг.
Именно такие слова он давно хотел услышать по радио или прочитать в газете. — Давно пора! —
радостно подумал он. И ему вдруг вспомнились слова песенки из кинофильма "Человек с ружьем", в
которой рассказывалось о том, как оборонялся от врагов революционный Петроград:
Черные силы метутся,
Ветер нам дует в лицо.
За счастье народное бьются
Отряды рабочих бойцов.
Насвистывая мотив песенки, он бодро и весело зашагал к заводу.
* * *
Скоро Москва стала военным лагерем. Доты, дзоты, противотанковые рвы и ежи, заграждения из
колючей проволоки опоясали и перекрыли не только ближние подступы к столице, но и многие ее
площади, улицы и перекрестки. Зенитные батареи глубже зарылись в землю, на крышах многих
домов зорко насторожились спаренные зенитные пулеметы, по улицам цокали подковами
кавалерийские патрули. Круглосуточно работали оставленные в городе цеха заводов, фабрик,
мастерские. А со стен домов, с телеграфных столбов, заборов, рекламных щитов, цехов и заводских
проходных — черным по белому: "Сим объявляется...".
* * *
О ноябрьском параде на Красной площади Виктор услышал в своем цехе по радио. Все кто
работал, собрались у репродуктора и, затаив дыхание, слушали все, что происходило на площади.
Слыханное ли дело! Москва в осаде, а товарищ Сталин так спокойно и уверенно говорит о разгроме
немцев и грядущей победе! Потом начался парад. Виктор слушал марши и перед его глазами, как в