Наследник

детстве в библиотеке у дяди Яна, проходили мимо ленинского мавзолея шеренги красноармейцев с

винтовками наперевес, давая клятву отстоять Москву от фашистов. Только теперь они давали клятву

не одному Ленину, но и товарищу Сталину, который, вопреки всяким дурацким слухам, не только не

уехал из Москвы, но и сам назначил и принимает этот парад. И вот короткий парад окончен. Сводный

оркестр под звуки марша "Прощание славянки" покидает площадь. С минуту никто не проронил ни

слова. Потом кто-то крикнул: — Да здравствует товарищ Сталин! — Все зааплодировали. Когда

аплодисменты затихли, вдруг раздался тенорок Андреича:

Слушай, рабочий, война началася,

Кончай свое дело, в поход собирайся!

Смело мы в бой пойдем за власть Советов,

И как один умрем в борьбе за это!

Поначалу все от неожиданности несколько растерялись, но тут же пришли в себя и опять шумно

зааплодировали. А старый мастер, стараясь перекричать овацию в свой адрес, скомандовал: —

Хватит! Хватит! Наши винтовки нынче — станки! Включайте рубильники и к бою, сынки!

На следующее утро Виктор написал еще одно, третье письмо, на имя райвоенкома. В заявлении он

писал: "Уважаемый товарищ полковник! Я опять вынужден отвлечь Вас от важных дел. Но после

парада на Красной площади, с которого они все, наверное, пошли на передовую, я не могу больше

ждать. Если и на это мое заявление ответа не будет, я поступлю по-своему".

* * *

Прошло две недели, но повестки из военкомата все не было. "Что же делать? — думал Виктор. —

Неужели опять идти на поклон к этому полковнику? Но ведь он может запросто и за дверь выставить,

от такого формалиста все можно ожидать. А может плюнуть на эту чертову повестку и обойтись без

нее?..". Но, обдумывая последствия этого шага, решил, что этого делать нельзя. Во-первых, он не мог

быть таким безжалостным к матери, во-вторых, он нарушил бы договоренность с отцом, а в-третьих,

его могли бы на заводе посчитать дезертиром трудового фронта... Нет, так поступить он не мог. Надо

было ждать и надеяться. И он решил ждать своего часа.

* * *

В последнее время москвичи, слушая утреннюю сводку Совинформбюро, всякий раз ожидали

услышать наконец сообщение о том, о чем они так давно мечтали услышать — о победе под Москвой.

Ведь они теперь каждый день видели, как через город к фронту шли все новые и новые войска —

пехота, артиллерия, "Катюши". Вся Москва была полна слухов о том, что на фронт уже прибыли и

продолжали прибывать дивизии сибиряков и кавалерийские корпуса, говорили и о том, что под

Москвой появилось много новых истребительных авиаполков бесстрашных сталинских соколов...

Говорили, что сам Сталин ездил на передовую, осматривал вместе с Жуковым позиции и сам

определил направления наших главных ударов. В общем, все с нетерпением ожидали чрезвычайного

сообщения.

* * *

...Рано утром 6 декабря Виктор проснулся от глухого далекого гула. "Началось!" — радостно

подумал он и, вскочив со своего дивана, в одних трусах вбежал в комнату, где спала мать.

— Ма! Началось! Ура!

Но она уже тоже не спала, лежала с широко открытыми глазами, чутко прислушиваясь к далекой

артиллерийской канонаде.

— Слышу, слышу! Наконец-то! Слава богу!

* * *

Потом была долгожданная сводка Совинформбюро о начале контрнаступления наших войск под

Москвой, шумный, со слезами на глазах, радостный митинг в цехе, где старый мастер Андреич, после

окончания митинга, бросив на пол кепку, прошелся по кругу вприсядку.

Скоро в сводках замелькали названия освобожденных от немцев городов — Солнечногорск, Истра,

Клин, Калуга, Калинин...

— Боже мой! — восклицала Анна Семеновна, — неужели они их занимали! Читаю и глазам своим

не верю!

* * *

Заводские мастерские, где работал Виктор, давно превратились в маленький завод. Там теперь не

только изготовляли рубашки для снарядов и мин, но производили также сборку и ремонт различной

боевой техники. Лекальщику Дружинину был присвоен четвертый разряд и мастер Андреич стал

называть его своим наследником. Анна Семеновна с октября тоже здесь работала в должности

табельщицы, но была очень недовольна своей должностью и обзывала ее непонятным для всех

иностранным словом — синекура. — Зачем сегодня нужна какая-то табельщица-надсмотрщица! —

сетовала она. — Все и так работают не за страх, а за совесть. А эта дурацкая доска с номерками

только унижает людей! — Она даже написала об этом в одном из писем Георгию Николаевичу. В

своем ответном письме он пожурил ее за это и назвал карасем-идеалистом. Анна Семеновна очень

огорчилась такому ответу мужа и даже однажды пожаловалась Маше, которая в последнее время

частенько забегала к ним по вечерам и стала для Анны Семеновны другом дома и желанным гостем.

* * *

Однажды поздней январской ночью Виктор проснулся от звука чьих-то осторожных шагов. Он

приоткрыл сонный глаз и увидел... отца! Виктор зажмурился, помотал головой, прогоняя сонное

видение, натянул на голову одеяло. Но видение не собиралось никуда пропадать. Оно продолжало

свою осторожную поступь по квартире. Виктор насторожился: "Что за черт! — подумал он , — и в

самом деле кто-то вышагивает. .".

Он сбросил с себя одеяло, вскочил на ноги и опять увидел отца, который распаковывал в прихожей

свой чемодан. И веря и не веря своим глазам, Виктор громко крикнул:

— Ма! Отец приехал! — и бросился в прихожую.

Следом за ним, набросив впопыхах на плечи легкий ночной халатик, вбежала туда полусонная

Анна Семеновна. С возгласом: "Это ты?!" она повисла у него на шее. Бурная встреча продолжалась и

в столовой. Когда жена и сын угомонились, Георгий Николаевич рассказал о том, что вчера его

неожиданно вызвал нарком и что он прилетел на самолете командующего округом. По какому

вопросу вызвали он не знает, но предполагает, что дело важное, иначе не стали бы срывать с места.

— Все выяснится завтра, а пока угощайте чаем, медок я вам в подарочек все же успел прихватить.

Они проговорили до рассвета за морковным московским чаем и вкуснейшим сибирским медком.

Рано утром Анна Семеновна заспешила на завод, а Георгий Николаевич — в Наркомат. Виктор сказал,

что ему надо идти в ночь и он еще пару часиков вздремнет.

— Очень хорошо, — сказал Георгий Николаевич. — а ты, Анюта, сегодня отпросись, скажи, что я

неожиданно с неба свалился.

— А это удобно? — спросила она.

— Удобно, удобно. Впрочем, я им сам из Наркомата позвоню, а если удастся, то и заеду к ним.

Значит, договорились? — спросил он с порога. — После совещания я в любом случае появлюсь дома.

* * *

Войдя в кабинет наркома, Дружинин увидел его стоящим за столом. Он разговаривал по телефону,

а рядом в креслах сидели два знакомых директора и не спускали глаз с наркома, внимательно

прислушиваясь к разговору. Никто из них не заметил вошедшего Дружинина. Он понял, что им

сейчас не до него и, осторожно ступая, присел на стул рядом. Закончив разговор, нарком осторожно

положил трубку кремлевской "вертушки" и некоторое время молчал, сосредоточенно смотря перед

собой. Потом очнулся и обвел глазами присутствующих:

— Вам все ясно? Я не зря вас вызвал, через час нас примет товарищ Сталин.

— А что конкретно будет интересовать товарища Сталина? — спросил один из директоров.

— А полегче вопрос ты бы не мог мне задать? — в тон ему спросил нарком и добавил: — Речь, по-

видимому, пойдет о последнем спецзадании. Но нужно быть готовыми к любому его вопросу.

— Но ведь в этом деле не все зависит от нас, — сказал Дружинин. — Не мешало бы подтолкнуть