Страница 25 из 92
Верующие, однако, стали замечать, что эта «безумная» сама подает нищим, а по ночам усердно молится в уединенных местах. Постепенно ее полюбили, стали прислушиваться к странным речам, в которых порой оказывался глубокий смысл. Матери приносили к ней своих детей, чтобы она покачала или приласкала их. Такой образ жизни Ксения вела в течение 45 лет, до самой смерти. Похоронена она на Смоленском кладбище Петербурга.
Почитание Ксении началось сразу после ее смерти и с годами все возрастало.
У Петербурга, сравнительно молодого города, появилась своя святая.
В начале XX в. митрополит Антоний (Вадковский) в память блаженной Ксении учредил на Малом проспекте Васильевского острова Дом трудолюбия для вдовиц и сирот, не имеющих крова и возможности заработать себе на хлеб.
Теперь Ксения канонизирована как всероссийская святая, по определению Собора, «за святость жизни, проявившуюся в глубокой любви к ближним, в смирении, терпении, кротости и прозорливости, на основании большого количества чудес, совершающихся по молитвам блаженной, а также непрекращающегося народного почитания».
К ее могиле на Смоленском кладбище вот уже 200 лет идут люди. Над могилой возведена голубая часовня. Часовню то открывали, то закрывали, но все равно люди шли сюда, и несли не цветы, а свои горести и заботы. Даже когда это место в 60-годах прошлого века обнесли забором, просьбы к блаженной Ксении стали появляться на нем – мелом, кирпичом, выцарапанные гвоздем. Часовня постоянно открыта с 1987 г., и в некоторые праздники число пришедших сюда доходит до пяти тысяч.
За ставни часовни ежедневно закладывают десятки записок-просьб. Не вынимай их церковный староста – вырос бы сугроб бумажный. О чем просят? Да о самом обычном: чтобы ребенок родился, муж не пил…
«Человек без чуда оставаться не в силах»,- говорил Ф. М. Достоевский.
ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ
…Но отсветы стального багреца
Уже растут, пронзая дым зеленый
Над статуями Зимнего дворца
И стройной Александровской колонной.
Г. Иванов
В ряду лучших произведений зодчества XVIII столетия бесспорно первое место занимает Зимний дворец, построенный Растрелли, как сказано в указе, «не подрядом, а нарядом», при сотрудничестве «архитектургии гезеля» Федора Шанина и ученика Николая Васильева.
Первый «зимний дом» был построен в 1711 г. для Петра I на берегу Зимней канавки.
В 1716 г. по проекту архитектора Г. Маттарнови на месте современного Эрмитажного театра возводится второй Зимний дворец. В январе 1725 г. там умирал Петр I.
После бракосочетания герцога Голштинского с дочерью Петра I, царевной Анной Петровной, новобрачная чета поселилась в доме Апраксина, который был снят в аренду за 3 тыс. рублей. После отъезда герцога Голштинского дом Апраксина пустовал. Император Петр II уже переехал в Москву, и домом воспользовалась лишь императрица Анна Иоанновна, которая и превратила дом Апраксина в свой зимний дворец. «Государыня императрица Анна Иоанновна по коронации своей из Москвы, — писал первый историк Петербурга Богданов, — для прибытия в С.-Петербург изволила помянутый дом Адмиралтейский занять под монарший свой дом».
После отъезда двора в Москву, вспоминает Екатерина II, улицы Петербурга пустели и зарастали травой, «в городе почти не было карет». Во время путешествия императрицы Елизаветы в Ревель «свита... была очень велика... Вследствие чрезмерной жары, плохих ночевок и потому что часы отъезда, приезда и еды вовсе не были определены», путешествие было очень тяжелым.
Дворцы елизаветинских времен, несмотря на их роскошь, блеск и позолоту, были неудобны для жизни. В больших комнатах, коридорах, на лестничных переходах гуляли сквозняки. Привыкшая к налаженному быту в немецких родовых замках, где порядку, чистоте и удобству придавалось большое значение, Екатерина заметила, что все это отсутствовало в быту двора. Дворцы были деревянные, часто горели, многие, построенные из сырого дерева, разрушались. Планировка во дворцах была неудобной для жизни. Тонкие деревянные перегородки не спасали от шума и сквозняков. Фактически при дворе никто не имел постоянного места. Императрица Елизавета Петровна располагалась всякий раз там, где ей в данный момент хотелось, а затем расселяли остальных. Императрица к тому же «постоянно меняла внутреннее расположение всего дворца», двери часто меняли свои места, она никогда не выходила из своих покоев, пишет Екатерина, «без того, чтобы не произвести какой-нибудь перемены, хотя бы только перенести ее кровать с одного места комнаты на другое».
Екатерина II очень страдала от неудобств елизаветинских дворцов. В 1748 г. ее поместили в теплую комнату только после того, как она заболела корью. Комната, до этого служившая ей спальней, была подвержена сквознякам - от большой приемной ее отделяла лишь тонкая дощатая перегородка, и все зимы, когда Екатерина в ней спала, она страдала флюсами. Территории вокруг дворцов были запущенными, захламленными и грязными. Так, в летнем деревянном дворце в Петербурге великокняжеские покои выходили окнами на Фонтанку, «которая тогда была лишь грязным болотом», а другие — «на гадкий узкий дворишко».
В Петербурге, пишет Екатерина, только один дом — принцессы Гессенской — «был отделан штофом, все другие имели или выбеленные стены, или плохие обои, бумажные или набойчатые».
Зимний дворец в царствование императрицы Анны, расположен был в виде неправильного квадрата в четыре этажа. Он занимал место, где при Петре I находился обширный дом графа Ф. М. Апраксина, после смерти которого, по завещанию, достался Петру II.
Императрица Анна Иоанновна, возвратясь из Москвы с коронования, остановилась в этом доме, ранее этого, в декабре 1720 г., приказав гоф-интенданту Мошкову сделать к нему пристройки: церковь, четыре покоя для кабинета, четыре для мыльни, три «для конфектных уборов» и т. д. Работы были возложены на Д. Трезини, который и выполнил их в семь месяцев, и к осени все было готово для принятия государыни. Императрица медлила, ожидала зимнего пути, в январе выпал снег, и весь двор в трое суток прибыл из Москвы в Петербург. Императрица, ступив на крыльцо адмиральского дома, навсегда утвердила его дворцом русской столицы. Несмотря на сделанные пристройки, адмиральские палаты не могли доставить всех удобств, каких требовал двор императрицы. Крытые гонтом, тесные, они не заключали в себе ни одной порядочной залы, где бы прилично можно было поместить императорский трон. Явилась настоятельная потребность строить новый дворец, и в мае 1732 г. он был заложен и окончен с внутренней отделкой к 1737 г. Для работ употребили почти все находившиеся в Петербурге рабочие силы, даже с постройки Александро-Невского монастыря были сняты каменщики и другие мастера.
Все здание вмещало в себя: церковь, тронную залу с аванзалой, семьдесят разной величины покоев, и театр. Дворец первоначально покрыт был гонтом; впоследствии, однако же, перекрыт железом, а весь гонт из разобранной крыши императрица пожаловала на казармы Измайловского полка. Девяносто печей согревало все здание; печи в среднем этаже положены были из живописных изразцов и покоились на деревянных золоченых ножках. Осенью и зимой на отопление дворца уходило много дров. Наружный вид здания был очень красивый. Главных подъездов во дворце было два: один с набережной, а другой со двора; подъезды были украшены каменными столбами и точеными балясами, с поручнями столярной работы. Балконов было три: один на сторону Адмиралтейства, другой на Неву, третий на луг. Лестницы на невский подъезд и невский балкон были сделаны из белого камня; на крыше для стока воды проведены были желоба, которые оканчивались двадцатью восемью большими медными драконами. На фронтисписе две лежащие деревянные фигуры держали щит с вензелем императрицы; фронтиспис был весь вызолочен.
Комнаты были расположены в следующем порядке: на средних этажах главного корпуса помещались парадные покои с разделяющей их темной галереей, которая примыкала к зале. Из этой залы, через небольшой кабинет, был ход в большую залу; к ней от угла примыкали четыре малых покоя, или кабинета; из большой залы был ход в аванзалу. К последней вела лестница, проведенная с внутреннего и невского подъездов. Аванзала была отделена глухой стеной; при ней стояла резная пирамида с фарфоровой посудой, называемая буфетом. У лестницы, что вела к аванзале, была церковь. В луговой стороне здания находился небольшой театр. На нижнем этаже, кроме кухонь, сеней, галерей и лестниц, было пятнадцать комнат; из них в двух некоторое время помещалась камер-цалмейстерская контора, в четырех гоф-интендантская, а три назначены были для караульных и дежурных. На верхнем этаже распологались двадцать четыре жилые комнаты. Всех окон в главном среднем этаже было 180, в нижнем 111 и в верхнем 116; во всем дворце дверей было 130, в среднем этаже все из дуба.