Страница 24 из 92
«Способ, употребляемый русскими для обогрева комнат, — печь, как они называют это приспособление, устроенное в лучших комнатах. Печи выложены превосходными голландскими изразцами, но есть и просто кирпичные. Это разновидность нашей плиты. Следить за ними — обязанность одного из слуг, так как печи весьма небезопасны, если их неправильно топить. Когда огонь разгорится, наверху открывают дымоход. Кроме того, эта печь имеет железную дверцу, через которую закладываются дрова, и когда они несколько прогорят, их разбивают на мелкие куски кочергой и оставляют сгорать до мельчайших угольков и золы. Недогоревшее выгребают, потому что если несгоревший кусочек останется в печи после того как ее закроют, это может вызвать внезапную сильную болезнь, которая, случись такое ночью, способна отправить вас в царство мертвых. Когда дрова достаточно прогорели, как можно плотнее закрывают верх дымохода, который они присыпают песком, и дверцу тоже плотно закрывают. Я должна признать этот способ отопления совершенным.
Окна в домах держат закрытыми всю зиму, и все щели забивают паклей так плотно, что они вообще не пропускают воздуха. И если в какой-либо части дома, хотя бы и в самом неприметном месте, осталась щель, она затыкается таким же образом. Этой работой занимаются специальные люди, их называют конопатчиками, и они получают за каждое окно в соответствии с его размерами.
Поскольку я сообщила вам, что вода всю зиму остается замерзшей до твердого состояния, способного выдержать очень большую тяжесть, вы можете вообразить, что русские остаются без воды. Но, разумеется, это не так. Ибо есть простолюдины, которые разбивают лед в тех местах на реке, где не проходит дорога. И каждая семья платит немного этим людям за поддержание незамерзающей проруби. Туда носят полоскать белье; вытащенное из воды, оно так замерзает, что его, для того чтобы развесить, приходится оттаивать в теплой комнате».
Наше повествование продолжим заметками фон Хавена о населении города.
«Здесь нужно упомянуть о причинах того, почему в Петербурге столь быстро могло собраться такое множество различнейших людей. Но причина почти та же, что и указанная относительно возникновения этого города. Многочисленный императорский двор и относящиеся к нему люди, переведенные из Москвы в Петербург коллегии, академии, многие русские господа, живущие здесь для удовольствия, состоящая из 10 тысяч человек гвардия — все это не могло не сделать город многонаселенным. При этом я не должен забыть, что нет народа, знатные люди которого имели бы больше слуг и считали бы их многочисленность наибольшей роскошью, чем русские. Примером может служить то, что когда рота лейб-гвардии, состоящая из одних дворян, направляется верхами в караул, то за нею обычно следует целая толпа конных лакеев. Нанося русскому господину визит, непременно насчитаешь десяток домашних слуг и столько же горничных у дам. Однако это лучше видно в Москве и далее в стране, чем в Петербурге. Но это, конечно, значительно увеличивает население любого большого города.
Однако все же главное, что увеличивает население Петербурга, — это торговля. Она приобрела значение большее, чем могли поначалу предполагать. Товары, которые туда доставляют, — это, за исключением немногочисленной одежды и галантереи, главным образом вино. Вывозят же юфти, то есть русские кожи, лен, пеньку, полотно, льняное масло, пушнину, сало, воск, хмель, железо, икру и прочее.
Кроме того, достаточно хорошо известно, насколько необходима русская торговля другим государствам Европы и насколько она значительна. Но теперь она ведется главным образом через Петербург, подобно тому как до возникновения этого города шла отчасти сушей через Лифляндию и Польшу, а отчасти через Архангельск. В этом последнем городе дела идут теперь, пожалуй, не так хорошо, как в Петербурге, однако же говорят, что он был более выгоден и для отечественных, и для иностранных купцов, особенно в отношении сибирских товаров.
Иноземные товары, доставляемые в Петербург по Балтийскому морю, везут оттуда дальше в Москву и по всему государству или же в караванах за пределы государства по другую его сторону; частью на судах по рекам, каналам и морям, частью зимой санным путем. Таким же образом со всего государства доставляют в Петербург всевозможные товары — китайские, персидские, турецкие и сибирские, которые с караванами прибывают прямо в Москву.
Достойно удивления, что икру везут свыше 300 миль, а именно из Азова и Астрахани. Многие другие съестные припасы тоже доставляются туда почти столь же издалека.
Из записок императрицы Елизаветы Петровны секретарю Храповицкому.
«Прикажи немедленно закупить свежего мяса, а соленое, коли дома, сиречь на Смольном дворе имеется, то вели по тем же местам и столько же числом, как в светлое воскресенье роздано было, а в какие места, сам знаешь, чтоб и они могли раговеться».
«Надеюся, привезли на кораблях груш и бергамотов, то сам съезди и купи по две бочки каждого. А ежели еще не привезли, то надеюсь, что привезут, и не медля к нам пришли».
«Раздай три тысячи рублей на каторжный двор, по тюрьмам и богадельням, чтобы каждому по рублю досталося. Ежели останется от трех тысяч, то, конечно, принеси, а ежели не достанет, то сего ж дня мне скажи, а в расход не списывай. Также потрудися сам съезди, нет ли таких, что в поруках или в иных каких для выкупа, окромя смертно убивцев, сидят; мне сей же день немедленно уедоми».
Несмотря на все это, теперь нельзя, как прежде, сетовать на дороговизну в Петербурге. Цены на одежду, вино и чай там такие же, как и здесь у нас. Все употребляемые в домашнем хозяйстве продукты там можно приобрести за половинную цену, а порой и за треть цены в сравнении с нашими. Однако приезжий, не ведущий домашнего хозяйства, платит за свой стол столько же, сколько мы здесь. В Петербурге многое можно купить куда дешевле, чем здесь. И все прочее продают по умеренной цене, за исключением устриц и лимонов, которые редки и дороги. А поскольку, кроме того, местность приятная и здоровая, то не следует думать, что жизнь приезжего в Петербурге, да и по всей России может стать трудной и огорчительной из-за сурового климата или из-за дороговизны и недостатка чего-либо, предоставляемого природой и искусством. Если такое и случается, то вследствие недовольства чужим образом жизни или, возможно, из страха, если находишься на стороне слабых, перед большей мощью партии сильной; а если попадешь в мощную партию, то перед непостоянством удачи или же из-за других причин, по собственным обстоятельствам каждого, которые лучше всего известны ему самому».
В декабре 1761 г. императрица Елизавета Петровна скончалась. По преданию, кончину ей предсказала известная в то время петербургская пророчица Ксения. Она ходила по городу и говорила: «Пеките блины, вся Русь будет блины печь», т. е. готовьтесь к поминкам.
Кстати, личность Ксении в Петербурге весьма примечательна и поныне. О ее юности ничего не известно. Народная память сохранила лишь то, что связано с ее юродством, начавшимся после внезапной смерти горячо любимого мужа — полковника Андрея Федоровича Петрова. Потрясенная горем двадцатишестилетняя вдова в день похорон мужа надела его одежду и в таком виде пошла за гробом. Все решили, что несчастная лишилась рассудка. Она же требовала: «Не зовите меня больше Ксенией, а зовите Андреем Федоровичем». В странном виде она продолжала ходить и после похорон, говоря: «Ксеньюшка моя скончалась и мирно почивает на кладбище, аз же грешный весь тут».
Принудительное медицинское обследование по требованию родственников мужа, пытавшихся лишить вдову права распоряжаться наследством, показало, что психически она совершенно здорова. Вступив в законные права, все имущество, включая дом, Ксения раздала нуждающимся. Бездомная, она целыми днями скиталась по улицам Петербурга в том же мужском костюме, бормоча невразумительные речи, собирая подаяние, подвергаясь насмешкам и унижениям. В особенности ей доставалось от мальчишек.