Страница 127 из 152
В ноябре пароход отправился первым рейсом в Кронштадт.
Первое судно показало скорость до девяти километров в час и благополучно завершило переход за три часа и двадцать минут. Это удивило петербуржцев, так как военный «пассажбот» на веслах проходил то же расстояние за целые сутки.
В Кронштадте ожидали прибытия первого парохода. Толпа народа встречала его в гавани. На борт «Елизаветы» поднялся главный командир Кронштадского порта со своей свитой. Тут же были устроены гонки на скорость между пароходом и лучшим «ходоком» в Кронштадте — командирским гребным катером. Победителем состязаний вышел пароход.
Михайло Ломоносов очень интересовался атмосферным электричеством. В «физических покоях» — лаборатории Академии наук, или у себя дома, а летом в деревне, Ломоносов и его приятель академик Г. Рихман улавливали грозовые электрические разряды. Они построили «громовые машины», чтобы делать опыты.
«Громовая машина» представляла собой изолированный железный шест, установленный на крыше дома. Изоляторами служили горлышки, отбитые от стеклянных бутылок. От шеста внутрь дома в лабораторию спускалась железная проволока, тщательно отделенная от всех предметов. Во время грозы железный шест заряжался атмосферным электричеством, и в комнате с конца привода с громким треском сыпались яркие искры. Электричество, заряжавшее провод, ученые измеряли с помощью «электрического указателя» — прибора, построенного академиком Рихманом и напоминающего нынешний электроскоп в школьных кабинетах физики.
При одном из таких опытов, когда «гром был нарочито силен», молния — бледно-сиреневая искра — поразила насмерть академика Рихмана.
Ломоносов тяжело переживал утрату своего друга и помощника. Враги уверяли, будто смерть Рихмана — «наказание за дерзновенные опыты, неугодные Богу».
Но Ломоносов еще дерзостней продолжал опыты. Обо всем, что ему удалось наблюдать, исследовать, измерить, он сообщил на заседании Академии наук в 1753 г. Доклад назывался «Слово о явлениях воздушных, от Електрической силы происходящих, с истолкованием многих других свойств натуры».
В ту пору американский ученый Франклин высказал догадку, будто электричество — это особая жидкость, присутствуящая в каждом теле. Ломоносов отверг эту теорию. Он доказал, что атмосферное электричество появляется в результате трения частичек «мерзлых паров», переносимых нисходящими и восходящими потоками воздуха.
Гроза — не единственное проявление электричества, считал Ломоносов. Уроженец Севера, он много раз видел полярное сияние. Ломоносов предложил такое объяснение: полярное сияние — не что иное, как электрические разряды в разреженных слоях атмосферы. Он проделал такой опыт: взял полый стеклянный шар, выкачал из него почти полностью воздух и наэлектризовал шар. Тот стал светиться. Действительно, в разреженных газах, при прохождении электрического тока высокого напряжения, наблюдается свечение. Так почти 250 лет тому назад в опытах Ломоносова родился прообраз газосветной трубки.
И всем этим новшествам, двигавшим мир к прогрессу, способствовала Петербургская Академия наук.
* * *
При Академии наук была создана крупная библиотека.
Следует сказать, что необходимость такой библиотеки была ясна не только Петру I, но и его ближайшим сподвижникам. Один из представителей царя за границей стольник Федор Степанович Салтыков является автором двух записок о преобразованиях в России, составленных им в 1713 г. и пересланных царю. В первой из них — «Пропозициях» — Салтыков советует Петру учредить в каждой из губерний России по одной-две академии для обучения детей дворян, купцов «и всяких иных разных чинов». При этих академиях, которые он предлагал разместить в монастырях и содержать на монастырские доходы, необходимо создать типографии, а также библиотеки «из разных языков и из разных наук», наподобие Оксфордской и Кембриджской библиотек в Англии. В другой записке — «Изъявления, прибыточные государству» — Салтыков предлагал в каждой губернии организовать по одной библиотеке, очистив для этого здания монастырей. В библиотеках должны быть собраны старинные рукописные и печатные книги, а также научная литература на различных языках. Библиотеки должны были «строить» (т. е. комплектовать) те люди, «которые видали то строение в других государствах».
Мы не знаем, насколько записки Салтыкова ускорили учреждение в Петербурге новой библиотеки. Для нас важно другое. Записки Салтыкова показывают, что не только Петр понимал необходимость совдания в России государственной библиотеки. Об этом говорили Петру и крупные западноевропейские ученые, сочувственно относившиеся к преобразованиям в России. Так, Лейбниц в известной записке о введении наук в России, составленной в конце 1708 г., писал, что для распространения наук и художеств нужны библиотеки, музеи по естественной истории и другие культурно-просветительные учреждения. «Библиотека должна быть сколько возможно обширна и хорошо снабжена». Следует, по мнению Лейбница, обратить особое внимание на приобретение книг по математике и механике, естествознанию, истории и описанию путешествий. Латинские книги должны быть основой библиотеки, но важно иметь литературу и на западноевропейских языках, а также на языках греческом, славянских, арабском, персидском, турецком, китайском. Для библиотеки нужно приобретать также древние и новые рукописи, гравюры и рисунки.
Несомненно, что Петр имел свой план организации государственной библиотеки. Он считал нужным сделать ее единым учреждением с музеем-кунсткамерой, так как и библиотека, и музей, по мнению Петра, должны были иметь одну общую задачу — содействие распространению в России научных знаний. Кроме того, и это особенно важно, Петр ясно сознавал необходимость сделать новую библиотеку (как и музей) учреждением общественного пользования. Известно, что он категорически воспротивился предложению П. И. Ягужинского брать плату за вход в библиотеку и Кунсткамеру.
Таким образом, по мысли Петра, новая библиотека, в отличие от многих королевских книгохранилищ того времени, с самого своего основания должна была стать публичной.
Никакого правительственного акта об учреждении библиотеки Академии наук до нас не дошло. Сохранившиеся же сведения об основании этой библиотеки и ее первоначальном книжном фонде противоречивы. В иллюстрированном издании, первом своеобразном путеводителе по Академии наук, вышедшем из печати в 1741 г. на немецком и русском языках под названием «Палаты Сапктпетербургской Академии наук, Библиотеки и Кунсткамеры...», говорится: «С самого начала состояла библиотека только из 2000 книг, которых половина привезена была из Риги, а другая — с Москвы. Первые из оных книг были по большей части богословские, а последние — медические и исторические... находилась Библиотека и Кунсткамера с 1714 г. по 1719 г. в Летнем дворце». Слово «половина» в приведенной цитате не следует понимать буквально. В немецком тексте этого издания говорится, что книги были привезены частично из Риги, частично из Москвы. Также нельзя считать вполне точной и цифру 2500 книг.
Впрочем, цифра 2500 книг, не случайна. Она соответствует числу названий книг собрания герцога Курляндского, которое постудило в библиотеку Академии наук в самые первые годы ее существования.
Существуют еще два свидетельства о первоначальном составе библиотеки, относящиеся к XVIII в. Первый историк Академии наук Г.-Ф. Миллер пишет, что книги библиотеки Академии наук были собраны во время Северной войны в Польше, Курляндии и Финляндии. Приведение в порядок привезенных книг было поручено в 1714 г. И. Д. Шумахеру.
Сходна с этим версия автора широко известного «Дневника» Ф. Берхгольца, который сообщает, что в первоначальный фонд библиотеки вошли книги, собранные по большой части в Польше.
Сосредоточение в одном помещении книг, свезенных из разных мест, не означало еще основания новой библиотеки. Пока это был простой склад книг, находившийся тогда в распоряжении лейб-медика царя и президента Аптекарской канцелярии Роберта Арескина, который, будучи занят другими делами, не имел возможности уделять книгам достаточного внимания. Однако Петр считал, что пришла пора заняться библиотекой по-настоящему. Еще в 1713 г. в Париже Петром Лефортом, племянником известного любимца Петра I Франца Лефорта, был принят да русскую службу некий Иоганн-Даниил Шумахер, магистр философии, окончивший Страсбургский университет. В сентябре 1714 г. Шумахер прибыл в Петербург, и здесь «спустя три недели по приезде моем,—пишет Шумахер в своем «Житии», хранящемся в Архиве Академии наук, — определен я был чрез посредство доктора Арескина... в службу его имп. величества в должность библиотекаря».