Страница 117 из 152
Но несмотря на то что это была очень жестокая эпоха, нельзя не обратить внимания на следующее: Борис Годунов, вступая на царство, дал обет прекратить смертельные казни на пять лет, царь Алексей Михайлович в 1653 г. повелел сидевших в тюрьмах и ждавших казни татей и разбойников от смерти освободить и отправить в ссылку. В 1691 г. то же приказывает Петр I.
Хотелось бы остановиться на узниках Петропавловской и Шлис-сельбургской крепостей.
Князь П. Кропоткин, проведший в одиночной камере Петропавловской крепости два года, писал в «Записках революционера»: «Здесь Петр I пытал своего сына Алексея и убил его собственной рукой. Здесь, в каземате, куда проникла вода во время наводнения, была заключена княжна Тараканова. Крысы, спасаясь от потопа, взбирались на ее платье. Здесь ужасный Миних пытал своих политических противников, а Екатерина II заживо похоронила тех, которые возмущались убийством ее мужа...»
Петропавловская крепость заложена в 1703 г.
Первым заключенным в ней был, вероятно, царевич Алексей.
В 1718 г. здесь находились генерал-аудитор Кикин, князья Лопухин, Долгорукий и др. В Петропавловской крепости оказалась сестра Петра царевна Марья Алексеевна.
В каземат попал прекрасный писатель — крестьянин, автор книги «О скудости и богатстве» Посошков. Его очень ценил Петр I, но Екатерина сочла взгляды писателя крамольными, и он был схвачен Тайной канцелярией. Посошков умер в крепости в начале 1726 г.
Посошков Иван Тихонович (1652 1726) — выдающийся экономист эпохи Петра I, сторонник меркантилизма. В своей «Книге о скудности и богатстве» (1724) он отстаивал всемерное развитие производительных сил страны путем расширения производства отечественных товаров, развития торговли и увеличения товарооборота с другими странами; стоял за организацию в России цехов. Выдвигал прогрессивное для своего времени требование точного определения обязанностей крестьян по отношению к помещикам.
Многим известна история княжны Таракановой, незаконной дочери Елизаветы Петровны и графа Разумовского. Ее объявили самозванкой и обманом вывезли из Италии на корабле. Больная чахоткой, она умерла в конце 1775 г. Императрица восклицает в одном из своих писем:
«Распутная лгунья осмелилась просить у меня аудиенции. Объявите этой развратнице, что я никогда не приму ее, ибо мне вполне известны и крайняя ее безнравственность, и преступные замыслы, и попытки присвоить чужие имена и титулы. Если она будет продолжать упорствовать в своей лжи, она будет предана самому строгому суду».
Образу княжны Таракановой посвящены романы и стихи.
В журнале «Русский архив» за 1877 г. приводятся воспоминания Винского, попавшего в Петропавловку по подозрению в краже из банка крупной суммы. Со двора крепости его ввели в небольшую дверцу, и он увидел огромный сарай, освещаемый лишь одним окошком. С Винского сняли одежду: «Без обуви и штанов повели меня в самую глубь каземата, где, отворивши маленькую дверь, сунули меня в нее, бросили ко мне шинель и обувь, потом двери захлопнулись... Видя себя совершенно в темноте, я сделал шага два вперед, но лбом коснулся свода. Из осторожности простерши руки вправо, ощупал прямую мокрую стену; поворотясь влево, наткнулся на мокрую скамью, и на сей севши, старался собрать рассыпавшийся мой рассудок». Кормили Винского за счет казны так: утром — сбитень с булкой, днем — кашица с говядиной. Стоило все это пять копеек. Позже его перевели в другую камеру— светлую, с большим окном, разрешили свидания и на содержание стали выдавать 25 копеек в день.
В 1790 г. в Петропавловскую крепость посажен писатель Радищев, автор книги «Путешествие из Петербурга в Москву». Прочитав ее, Екатерина воскликнула: «Да Радищев бунтовщик хуже Пугачева!»
Вести дело Александра Радищева она поручила известному своими зверствами начальнику Тайной канцелярии Шешковскому. Радищев, узнав об этом, упал в обморок.
Пока Радищев находился в крепости, его родственники каждый день посылали Шешковскому гостинцы, и, пожалуй, лишь это спасло писателя от пыток. Шешковский ограничился «вопросными пунктами», составленными на основании пометок Екатерины на полях крамольной книги.
В конце XVIII в. в Петропавловскую крепость были заключены студенты Колокольников и Невзоров — по делу Новикова.
Но, как ни странно, в это время среди узников Петропавловки было больше французов.
Мы находим упоминание о неких Дю-Розуа, посаженном за масонские книги, Боно, по поводу которого «Ее Императорское Величество высочайше указать соизволила, чтобы посланного арестанта (из Варшавы), по приезде в город, как наивозможно в ночное время закрытого, чтобы его никто видеть не мог, привезти прямо в крепость». По всей видимости, это был крупный прусский шпион.
Сидели в крепости польские повстанцы и самые разные революционеры, злодеи и основатели религиозных сект...
Не обходилось и без анекдотических случаев. Двое молодых переводчиков иностранной коллегии Стрелевский и Буйда, зная ужас императрицы Екатерины перед Французской революцией, решили на этом сыграть, придумав составить записку на высочайшее имя о методах пресечения возможности такой революции в России. Но сначала они намеревались немножко попугать и сочинили письмо, якобы написанное неким иностранцем: в нем говорилось, что Екатерина — первейший враг Французской революции, и ее нужно отравить, подсыпав яду в кушанье. Стрелевский передал письмо графу Зубову, сказав, что нашел его на улице.
В результате оба друга «загремели» в Петропавловку и немало натерпелись, пока Шешковский не разобрался, в чем дело. Их позже выслали на службу в Польшу.
Сидел одно время в крепости любопытный монах Авель, сочиняющий мистические религиозные проповеди. На допросах он утверждал, что увидел в небесах две книги и только записывает их содержание. Пытался Авель предсказывать будущее. Такая ересь не могла прийтись по нраву Екатерине, и Авеля, после допросов в Петропавловке, велено было держать вечно в Шлиссельбургской крепости.
За оскорбление императорского двора сидел в крепости граф Апраксин, высланный потом в Тобольск.
Уже при Павле был заключен полковник Елагин — «за дерзновенные разговоры».
Попал в крепость даже знаменитый атаман Платов — по ложному доносу об умысле стать во главе донских казаков и отделиться от России. Вот что он вспоминал: «Стены были мокры и скользки, а по полу бегали крысы. Сначала мне это казалось гадким, а напоследок я к этому гаду и он ко мне, друг к другу, привыкли». Когда Платова император Павел отправил в поход на Индию, тот воскликнул: «Хоть к черту на рога, к самому лукавому в пекло идти, а не в этот проклятый гнилой каземат!»
Сразу большой приток арестантов случился в 1820 г. — это были бунтовавшие солдаты Семеновского полка. Сидели они, по воспоминаниям современников, в мрачном каземате — 24 шага в длину и 8 в ширину, с маленьким окном в толстой стене. Было сыро и грязно. И в такое помещение набивали до 300 человек: сидеть на койках приходилось по очереди.
А. С. Пушкин иронизировал в 1829 г.:
Вот перешел чрез мост Кукушкин,
Опершись жопой о гранит,
Сам Александр Сергеич Пушкин
С мосье Онегиным стоит.
Не удостаивая взглядом
Твердыню власти роковой,
Он к крепости стал гордо задом:
Не плюй в колодец, милый мой.
Упомянем еще нескольких арестантов, содержащихся в крепости в 10-х годах XIX в.
Это дезертир Пршилковский, комиссионер Дмитриев, титулярный советник Язвицкий, штабс-капитан Катаев, разные иностранцы.
Сидели в Петропавловке и женщины. Из них упоминается о некоей «девице Салтан» (видимо, иностранка), арестованной в мужском костюме.
Ужасными были условия жизни декабристов. Для них наскоро выстроили камеры из сырого леса; они имели вид клеток и помещались в крепостных амбразурах. Д. Завалишин вспоминает: «Эти клетки были так тесны, что едва доставало места для кровати, столика и чугунной печи. Когда печь топилась, то клетка наполнялась непроницаемым туманом, так что, сидя на кровати, нельзя было видеть двери на расстоянии двух аршин. Но лишь только закрывали печь, то делался от нее удушливый смрад, а пар, охлаждаясь, буквально лил потоком со стен, так что в день выносили по двадцати и более тазов воды. Флюсы, ревматизм, страшные головные боли были неизбежным следствием такого положения».