Страница 116 из 152
Верховный суд единогласно приговорил царевича к смертной казни, «потому что он не хотел получить наследства по кончине отца прямою и от Бога определенною дорогою, а намерен был овладеть престолом чрез бунтовщиков, чрез чужестранную цесарскую помощь и иноземные войска, с разорением всего государства, при животе государя, отца своего. Весь свой умысел и многих согласных с ним людей таил до последнего розыска и явного обличения в намерении привести в исполнение богомерзкое дело против государя, отца своего, при первом удобном случае». Уже после вынесения приговора Алексею дали 15 ударов кнутом.
Казни не дано было свершиться. Алексей, находясь в заключении, умер. За пять часов до этого его хватил удар. Он ли причиной или яд — сказать трудно. В данном случае это неважно. Мы имеем на руках приговор — юридическое обвинение из петровского времени.
Незадачливый царевич мечтал иногда вслух — когда он будет государем, то станет жить в Москве, а Петербург оставит простым городом, также и корабли оставит и держать их не будет, и войска держать станет только для обороны, а войны ни с кем не будет искать...
* * *
Из архива:
«В нынешнем 1722 году июля 26 числа, по указу Его Императорского Величества и по приговору правительствующего сената, старец Валаам, а по обнажении монашества Василий Савин сын Левин, который наперед сего был капитаном, казнен смертию, для того марта в 19 числе сего ж году пришед он, Левин, в город Пензу на торг, кричал всенародно злые слова, касающиеся к высокой персоне Его Императорского Величества и возмутительные к бунту, а в Тайной канцелярии по расспросам его и по розыскам явилось, что не токмо в Пензе, но и прежде того отцам своим духовным на исповеди те бунтовные слова он, Левин, разглашал явно.
К тому ж показал он, что и впредь-де ежели ему означенную вину отпустят и от смерти его освободят, то имел он намерение, чтоб на всех городах и на пути народ возмущать, да он, Левин, показал, что веру православную христианскую он хулит, и тело и кровь Христа Спасителя нашего за истинное тело и кровь Его не приемлет, и святые иконы называет он идолами, и ежели его допустят, то он их исколет, и тем он, Левин, показал себя не токмо злым порицателем Его Императорского Величества и возмутителем народа, но и богохульником и иконоборцем.
Да он же некоторых духовных и мирских оклеветал напрасно, а потом в повинной своей написал, что он оклеветал их напрасно, да он же, богохульник, и по объявлении ему смертной казни исповедаться и святых тайн причаститься не хотел, принося на тело и кровь Христа Спасителя нашего хулу, токмо уже пред самою казнею сущую свою вышеписанную злобу объявил явственно, и пред Богом и пред Его Императорским Величеством и пред всем народом принес вину и чистое покаяние, написав о всем своеручно, исповедался и святых тайн причастился, и хотя за вышеписанные его злые вины достоин он был по указам мучительной казни, однако же для вышеописанного его покаяния учинена ему казнь — отсечена голова, а туловище сожжено, и велено ту голову послать на Пензу, где он то возмущение чинил, и поставить на столб для страха прочим злодеям».
Это указ, выставленный на болоте, где казнили Левина.
Начальник Тайной канцелярии Ушаков писал доктору: «По указу Его Императорского Величества вашему благородию предлагаю: изволите сочинить спирт в удобном сосуде, в котором бы можно ту голову Левина довезти до означенного города (до Пензы), чтоб она дорогою за дальностью пути не избилась и оный бы сосуд с спиртом чтоб изготовлен был сего же числа, а кому изволите приказать оное сочинить, чтоб он был в аптеке безотлучно».
По делу Левина пострадало множество людей. Один из них, капитан Салов, утверждал, что он глухой, поэтому «непристойных» слов Левина слышать не мог. Ушаков не поверил и велел опросить знакомых Салова. Одни открещивались от знакомства, другие отвечали: да, глухой; третьи: нет, хорошо слышит. Послали запрос в полк, где служил Салов. Ответ, подписанный полковником и офицерами, гласил: Салов, служа в полку, глух не был.
Капитана лишили чина, били кнутом и сослали в крепость. Только после кончины Петра ему было позволено возвратиться в свое поместье.
Удивляет несоответствие между преступлением и тяжестью наказаний; так, казнь следовала и за убийство, и за сон на посту. Разве что виды ее были неодинаковы: четвертование, колесование, сожжение и т. д. Смертная казнь предусматривалась сто одной статьей. Пожалуй, многовато.
Губернатор сибирский князь Гагарин за злоупотребление властью и взятки был предан суду, несколько раз пытан и повешен в 1721 г. перед окнами юстиц-коллегии на Васильевском острове. Этого показалось мало, и его тело три раза перевешивалось в разные места города.
«Урожайным» был год 1738. Сожжен какой-то Тайгульда за переход в ислам, сожжены капитан-лейтенант флота Возницын за «отпадение от христианской веры» и Борух Лейбов «за превращение оного капитана в жидовский закон». Последний был к тому же обвинен в «смертном убийстве Смоленского уезда села Зверич священника Авраама, в совращении жидами в Смоленске простого народа, и в построении им жидовской школы, и в мучении бывшей у него в услужении российской крестьянской девки».
До Петра I повешение за ребро было казнью случайной. В 1676 г. воевода Мещеринов, взяв Соловецкий монастырь, «многих за ребра вешал». Тем же увлекался Степан Разин. При Петре это применялось с усердием.
Железный крюк, подвешенный к виселице, имевшей форму буквы Г, вонзался осужденному в бок, поддевался под ребро и высовывался наружу. Повешенный принимал, таким образом, изогнутое положение: ноги и голова свешивались вниз. В описаниях раскольничьих дел есть пример, когда эта казнь была по приговору соединена с колесованием.
Берхгольц рассказывает о случае, когда повешенный ночью освободился от крюка и упал на землю. На четвереньках он отполз от виселицы шагов на сто и спрятался. Утром его нашли и опять повесили.
При Петре I о времени и месте казни часто давались объявления. Вот одно из них:
«1724 года ноября в 15 день, по указу Его Величества Императора и Самодержца всероссийского, объявляется во всенародное ведение, что завтра будет во десятом часу перед полуднем на Троицкой площади экзекуция бывшему камериру Монсу да сестре его Балкше, подьячему Егору Столетову, камер-лакею Ивану Балакиреву за их плутовство такое, что Монс и сестра его и Егор Столетов, будучи при дворе Его Величества, вступали в дела противныя указам Его Величества и укрывали винных плутов от обличения вин их и брали за то великие взятки, и Балакирев в том Монсу и прочим служил. А подлинное описание их вин будет объявлено при экзекуции».
Обычно тела оставлялись на месте казни с целью устрашения. Спустя некоторое время их убирали: кидали псам или отвозили в убогие дома для погребения вместе с умершими без покаяния.
Погребение это совершалось в троицкий четверг, служилась общая панихида. Обязательно присутствовал палач, наблюдавший, чтобы тела преступников не похоронили при церкви. Казненные накапливались в огромных количествах, заражая все вокруг. Так длилось до тех пор, пока царица Елизавета, проезжая мимо Божедомки (ныне ул. Достоевского в Москве), не почувствовала ужасный смрад и не отменила единый день похорон для преступников.
Известен случай казни над умершим за тринадцать лет до того боярином Милославским, тело которого по приказу Петра было вынуто из могилы и на тележке, запряженной шестью свиньями, привезено в приказ, где его облили кровью казненных преступников, а затем рассекли на части «и во всех застенках под дыбами оныя скаредныя части его закопаны, и умножаемою воровскою кровию доныне обливаются, по псаломскому слову: мужа кровей и мести гнушается Господь».
Веревка, на которой вешали самозванца лже-Петра, оказалась слишком толстой: петля не затянулась. Тогда палач, взяв у стоявшего рядом мужика дубину, раскроил повешенному голову.
XVII столетие было временем созидания Русского государства, вся работа шла на это, для человека же мало что оставалось.