Страница 69 из 120
– Кондуктор, отчего такое безобразие тут всегда?
– Оттого, что номер плохой,– сказал тот недовольно,– все
номера, как номера, а этот собака... сил никаких не хватает.
– А исправить никак нельзя?
– Кого исправить? – спросил недовольно, покосившись из-за
голов, кондуктор.
– «Кого»!..– вагон.
– Язык болтает,– голова не ведает, что... Вагон и так
исправный. Дело не в вагоне, а в номере. На других номерах
никогда столько народу не бывает, а тут постоянно, как сельди в
бочке. И откуда вас черт только наносит сюда, все на один номер
наваливаетесь! Прямо работать нету никакой возможности.
– Раз народу много, вот бы и надо...– сказал голос какого-то
придушенного человека.
– Что «надо»? – переспросил иронически кондуктор.
– Как номер плохой, так тут ничего не выдумаешь,–
прибавил минуту спустя кондуктор.– Да и народ тоже... на этот
народ все горло обдерешь, кричамши.
– Русский человек без крику не может. Тут для этого особого
кондуктора надо.
– Да ведь тоже и у кондуктора горло не железное. А вот бы
радио установить, чтобы со станции на остановках всех матом
крыть.
– Они останавливаются-то не в одно время; что же ты во
время движения ни с того ни с сего и будешь крыть?..
– Можно предупредить, что это к следующей остановке
относится.
– А почему вагонов не прибавляют?
– Потому что второстепенная линия – движение небольшое,–
сказал недовольно кондуктор.
– Какое ж, к черту, небольшое, когда мы все ребра себе
переломали.
266
– Мало что поломали – определяется по статистике, а не по
ребрам.
– Батюшка, ослобони! – крикнула старушка из середины.
– То-то вот – «ослобони»!.. А зачем лезла на такой номер,
спрашивается? По зубам бы выбирала. Села бы, вон, на
четвертый.
– Куда ж я на четвертый сяду, когда он совсем не в ту
сторону?
– Еще разбирет, в какую сторону,– проворчал недовольно
кондуктор.– Ну, что же там, вы! Олухи царя небесного, ведь вам
сказано наперед потесниться!
– Нельзя ли повежливее?
– Садись на другой номер, там повежливее будут.
– Вы, кажется, навеселе?..
– На этом номере только пьяному и ездить, никакой трезвый
не выдержит,– отозвался кондуктор и прибавил: – Ах, окаянные,
ну и народ! Ежели на них не кричать без передышки, они на
вершок не подвинутся.
– Голубчик, крикни на них посильнее! – послышался голос
старушки,– совсем ведь смерть подходит.
– Криком тут много не сделаешь,– ответил недовольно
кондуктор и мигнул вожатому: – Панкратов, стряхни-ка!
Вагон, летевший под уклон, вдруг неожиданно замедлил ход,
и все пассажиры, стоявшие в проходе, посыпались друг на друга
к передней площадке.
– Боже мой! Что же это?! Что случилось?!
– Да ничего не случилось,– сказал кондуктор,– вот стряхнул
всех,– теперь свободнее стало.
– Слушайте, нельзя ли потише?! – крикнул какой-то
гражданин, сидевший на скамейке, у которого шапка слетела
через задинку назад.
– Потише ничего не выйдет,– отозвался кондуктор.– На
другом номере, конечно, можно и потише, а тут народ так
образовался, что его только вот когда под горку разгонишь да
остановишь сразу, ну, тогда еще стряхнется. Они стоять на
особый манер приспособились: на других номерах человек
стоит себе как попало, а тут он норовит вдоль вагона
раскорячиться. Поди-ка его сшиби, когда он одной ногой в пол
упирается!
– Вот пять лет езжу на этом номере,– сказал толстый
человек,– и каждый божий день такая мука.
267
– И десять лет проездишь, все та же мука будет,– сказал
кондуктор.– На этом номере за три года пенсию выдавать надо.
– А ничего с ним сделать нельзя? – спросил опять кто-то.
– Это не с ним, а с народом делать надо. Да и с народом
ничего не сделаешь; ежели только перебить вас половину, тех,
что на этом номере ездят,– ну, тогда, может быть, послободнеет.
Вагон остановился на остановке, и на задней площадке опять
завязалось сражение.
– Проходите наперед, ведь там вышли! – кричали снаружи.
– Кондуктор, не пускайте же больше, скажите, что мест нет!
– кричала какая-то женщина в вагоне, у которой шляпка от
тесноты перевернулась задом наперед.
– Пускай лезут,– ответил кондуктор,– ведь если бы ты там, а
не тут была, другое бы совсем говорила.
– Передние, проходите дальше! Кондуктор, крикнете же им.
– У меня уж голос пропадать стал от крику,– сказал
кондуктор,– а вот сейчас тронемся, тогда и разровняемся.
И когда вагон тронулся и разошелся под уклон, он крикнул:
– Панкратов, стряхни их, чертей, как следует!..
268
Иродово племя
На бирже губернского города была толкотня и давка.
На решетчатом диванчике, стоявшем около стены в темном
коридоре, сидела женщина в красной шали, замотанной одним
концом вокруг шеи, мужчина в поддевке и белых валенках и
рабочий в шапке с незавязанными, мотающимися наушниками.
– Вот третью неделю хожу, а толку – ни черта,– сказал
мужчина в белых валенках.– А все почему? Потому, что у кого
есть сват или брат, или, скажем, знакомство, тот получает. А наш
брат – только облизывается. С виду все хорошо: все равны и все
по справедливости, а на поверку выходит – черт-те что. А все
отчего? Оттого, что гражданской сознательности нет. Если бы
они для себя нанимали, так они бы все кишки перевернули у
человека, прежде чем ему место дать, а тут дело не их, а
государственное, значит – черт с ним, пихну какого-нибудь зятя
или тестя, а знающий человек на диванчике посиди.
– Это верно, чего там,– сказал рабочий, куривший папиросу
и смотревший прямо перед собой в пол.
– А уж барышень этих везде напихано,– прямо не знаешь,
откуда они берутся,– отозвалась женщина.
– Вон, вон, пошел,– сказал мужчина в белых валенках, указав
на какого-то молодого человека, который сначала стал было в
очередь, но через минуту достал какое-то письмо в
запечатанном конверте и стал водить глазами по дверям. А
потом подошел к уборщице в мужской куртке, несшей корзину
для бумаг, и что-то спросил у нее, продолжая бегать глазами по
дверям.
Уборщица указала ему на дверь последней комнаты и пошла.
А молодой человек направился к указанной двери.
Потом, через пять минут, застегиваясь и едва сдерживая
улыбку от каких-то приятных мыслей, прошел мимо сидевших
на диванчике и, хлопнув дверью, размоловшейся от постоянного
хлопанья, скрылся.
– Этому бабушка уже наворожила,– сказал мужчина в белых
валенках,– вот иродово племя-то! Для этих ни очереди, ничего!
Шмыг прямо в кабинет – и готово дело.
– Хлопот немного,– сказал рабочий.– К нам на завод, бывало,
таких присылают, которые ни в зуб толкнуть. А его заведующим
269
назначают. Он прежде, глядишь, кондитером был, а его пускают
по литейной части. Все потому, что протекция.
– А ему что ж,– сказала женщина,– деньги платят, вот и
ладно. Я бы сейчас сама не знаю куда пошла бы, только бы
жалованье платили. Пить-есть тоже надо!
Мужчина в белых валенках недовольно оглянулся на
женщину и несколько времени смотрел на нее.
– Вот от таких рассуждений у нас и идет все дуром. Все
смотрят не как на свое собственное, а как на чужое: только бы
урвать кусок, а что от моей работы пользы не будет – это не мое
дело. А ежели бы мы были настоящие граждане и строители
своего отечества, то мы иначе бы к делу относились. Примерно,
меня назначают и дают еще хорошее жалованье, а я говорю:
извините, мадам,– или как вас там,– я в этом деле слабоват, а
есть люди, которые достойнее меня. Вот не угодно ли такого-то