Страница 68 из 120
прежде были?
– А где вы прежде были? – спросил новый председатель.
– Внизу, где ваш кабинет.
Председатель спустился вниз и стал мерять шагами свой
кабинет. Потом позвал управдела. Когда тот пришел, он сказал:
261
– Иван Сергеевич, а не находите ли вы, что из этой одной
комнаты две можно сделать? А то машинистки жмутся наверху в
этой клетушке.
Управдел обвел комнату взглядом и сказал:
– Пара пустяков. Ведь тут прежде стена была, возобновить ее
ничего не стоит.
– Ну, вот и прекрасно. Теперь очень смотрят за тем, чтобы
учреждения поэкономнее расходовали средства, а тут под
кабинет председателя целый зал отведен. Это нам не по карману.
А дорого это будет стоить?
Управдел почесал висок и сказал:
– Жалко, что мы не предусмотрели: у нас для этого материал
был, пожгли его весь. Теперь придется покупать. Да я думаю
все-таки, что не больше трехсот рублей обойдется.
– Тогда валите, лучше один раз истратиться, да потом
сэкономить, а главное, машинисток жалко.
– Ладно,– сказал управдел.
А председатель стал вымеривать комнату шагами.
– Это кто же ухитрился тут стену-то сломать? – спросил он,
кончив мерять.
– Прежний председатель,– отвечал управдел.
– Это значит, чего моя нога хочет?
– Вроде этого.
– Что ж, у нас как на это дело смотрят: деньги казенные,
значит – вали! Небось кабы его собственное предприятие было,
он не стал бы кабинеты по десяти сажен разгонять.
– Да, ведь, конечно, как говорится, казна не обеднеет.
– Добро бы для людей делал, а то для собственного
комфорта.
Через две недели председателя сменили.
Поступивший на его место новый призвал к себе всех
служащих и спросил, не желают ли они высказать каких-нибудь
пожеланий, так как он человек новый и не знает местных
условий.
Служащие сказали, что особенно жаловаться ни на что не
могут. Только вот по вечерам собираться негде, читальни нет.
И все увидели, как председатель поднял голову и стал водить
глазами по стенам кабинета.
– В соседней комнате что? – спросил он.
– Комната для машинисток.
– Так. Ну, идите, а я подумаю.
262
– Что тут будешь делать! – говорил управдел, когда они все
вышли из кабинета,– прямо невидимая сила какая-то тянет их к
этой стене.
– Оно, конечно, каждому на первых порах хочется
деятельность проявить и служащих ублаготворить,– сказал
регистратор,– вот у нас, где я прежде служил, один председатель
составил себе план работ, бараки деревянные для рабочих
строить, а после, который на его место пришел, посмотрел на
эти деревянные бараки да и говорит: «Это к чертовой матери!
Тут нужно каменный корпус строить, а деревянные бараки –
один перевод денег». Ну, и сломали.
– Это верно, сколько я ни замечал, если один что-нибудь
начал, а на его место другой пришел, то ни за какие коврижки по
прежнему плану делать не будет,– заметил управдел,–
самолюбие в этом отношении агромадное. Каждый рассуждает
так: ежели я по чужому плану делать буду, то подумают, что я
своего не могу придумать. И не дай бог часто начальство
менять, вот какой расход от этого – хуже нет.
– Это верно,– сказал регистратор,– ежели какое учреждение
мало-мальски слабовато в финансовом смысле, то больше двух
председателей в год не выдержит. Прогорит, как пить дать.
– Ежели уж только какого дурака найти, который будет
смирно сидеть, то ничего. А ежели чуть мало-мало человек
деятельный, он, первое дело, глядит, за что бы ему зацепиться.
Вот у нас уж на что дело маленькое. А как новый поступил, так
его и тянет, так и пошел по комнатам ходить, нюхать, нельзя ли
чего ковырнуть. У нас, кроме этой стены, и тронуть нечего. Так
они прямо, как мухи на мед, на эту стену.
– Они одной стеной по миру пустят. Их человек пять за год
сменят,– вот тебе и готово дело! Оно, конечно, можно бы
сказать,– продолжал управдел,– а потом, как рассудишь,– какое
мне дело, еще потом в обиде на тебя будут, что вмешиваешься в
распоряжения начальства,– ну и молчишь.
– И черт их знает, прямо, как домовой над ними подшутил,–
воткнулись все в эту стену.
– Во что ж больше у нас воткнешься-то, не наружные же
стены ломать,– сказал регистратор, обтирая перо о подкладку
куртки, потом об волосы.
– Иван Сергеевич, вас председатель кличет,– сказал курьер,
просунувши голову в дверь.
263
– Что-то, кажись, клюнуло,– сказал управдел и пошел к
председателю.
Новый председатель стоял у стены и постукивал по ней
суставом указательного пальца.
– Что эта стена, толстая или нет? – спросил он управдела.
– Нет, не очень, вершка на два, я думаю.
– Вот служащие жаловались, что собираться негде. Может
быть, ее того... Тогда получится хорошая большая комната.
– Это идея,– сказал управдел.– Высадить ее – пара пустяков.
– Ну, вот и прекрасно.
– Готов! – сказал управдел, вернувшись в канцелярию.–
Прямо, как муха на липкую бумагу попал! Ах, сукины дети,
разорят вдребезги. Да и дом уж очень обезобразили: сарай
какой-то посередке.
Через неделю в отчете, поданном председателю, стояло:
«За слом стены – 150 руб.
За восстановление стены – 300 руб.
За слом стены – 170 руб.».
– Теперь не миновать четвертого ждать,– сказал
регистратор,– еще триста за восстановление заплатим, дом и в
порядке опять будет!
264
Плохой номер
Около остановки трамвая набралась длинная очередь.
Впереди стояли женщины в платках, за ними старушка в шляпке
и повязанном поверх нее теплом платке, потом толстый
гражданин и подбежавшие под конец человек пять парней в
теплых куртках и сапогах.
– Сейчас начнется сражение,– сказала одна из женщин,
выпростав рот из повязанного платка и оглянувшись назад, на
очередь.– И отчего это такое наказание?
– Это самый плохой номер,– ответила другая,– с ним и
кондуктора-то измучились. Ни на одном номере столько народу
не садится, сколько на этом. Каждый раз светопреставление, а
не посадка.
– Усовершенствовать бы как-нибудь...
– Как же ты его усовершенствуешь?
– Вон, идет. Уродина проклятая!
– Эй, бабы,– крикнули парни,– работай сейчас лучше, губы
не распускай.
Все подобрались и смотрели на подходящий вагон, как
смотрит охотник во время облавы на показавшегося зверя.
Некоторые выскочили было вперед, чтобы перехватить его во
время движения.
– Бабы, вали! – крикнули парни,– подпихивать будем.
Едва вагон остановился, как все бросились к нему и стали
ломиться на площадку.
Несколько секунд были слышны лишь приглушенные звуки
сосредоточенной борьбы.
Только изредка вырывалось:
– О господи, душа с телом расстается... Да что вы
остановились-то?!
– Ногу не подниму никак,– говорила старушка в шляпке с
платком.
– Васька, подними ей ногу! – крикнули сзади.
– Две версты крюку в другой раз дам, а на этот номер не
сяду.
Наконец все втиснулись, и только парни висели на площадке.
А один, расставив руки, держался ими за железные столбики и
животом нажимал на старушку.
265
– Васька, просунь подальше эту старуху, а то ногу поставить
некуда.
– Господи боже мой, ведь перед вами живой человек, а не
бревно! – кричала старушка в шляпке.– Что вы меня давите!
– Потому и давлю, что живой, живой всегда подастся. Вот и
прошла,– сказал парень, всунув в дверь старуху, которая,
скрестив прижатые к груди руки, как перед причастием, даже
повернулась лицом назад, и ее течением понесло внутрь вагона.