Страница 36 из 120
это время с огорода с растрепавшимися волосами прибежала
прачка и испуганным шепотом успела сказать хозяйке:
– Мандат спроси...
Хозяйка растерянно оглянулась и, нерешительно
продвинувшись вперед, только было хотела спросить мандат,
как один из пришедших молодых людей в кожаной куртке сказал
товарищу:
– Рулетку взял?
– Взял,– отвечал тот.
Хозяйка побледнела и, в растерянности оглянувшись на
стоящий в дверях любопытный народ, попятилась к двери.
– Вот это было налетела...– сказал кто-то негромко в сенях.
– Теперь пропала.
Хозяйка еще тревожнее оглянулась в ту сторону, откуда было
сказано, потом, как бы желая загладить свою вину,
выразившуюся в намерении спросить мандат, сказала,
обращаясь к молодому человеку в кожаной куртке, который был,
очевидно, главным:
141
– Может быть, выслать народ-то, батюшка?
– Пусть остаются: чем больше народу, тем лучше. Меряй
стену,– сказал он товарищу.
Тот размотал рулетку и стал мерить. Хозяйка со страхом
смотрела на рулетку.
– В этом сундуке что у вас? – спросил главный.
– Белье, батюшка, тут ничего окромя белья нету. .
– Откройте!
– Вот только еще мыла два кусочка положила вчера, да
мучицы...
– Откройте! Сами увидим, что вы тут положили.
Хозяйка открыла сундук.
– А сахар зачем тут? – спросил, строго нахмурившись,
главный.
– Да это я, батюшка, два фунтика положила от мышей.
– Когда положен?
– Вчера... нет, третьего дня.
– Меряй сундук,– сказал главный, обращаясь к товарищу с
рулеткой. Тот удивленно взглянул на приказывающего, но сейчас
же стал мерить, покрутив головой и сказавши про себя: «Черт ее
что...»
– Кладовые показывайте!
– А сундук-то, батюшка, останется? – робко спросила
хозяйка.
– Сундук при вас останется,– отвечал главный.– Можете его
держать сколько угодно.
Пошли осматривать кладовые.
Осмотрели там два сундука, причем хозяйка все
загораживала один. Но и его приказано было открыть. В сундуке
был сахар, белая мука... Хозяйка, держась за сердце, стояла,
побледнев, и ждала результатов.
Все затаили дыхание.
– Сейчас скажет «забирай»,– и крышка,– послышался сзади
голос соседки.– Спаси, царица небесная...
– Ничего, это подходит,– сказал главный, закрывая крышку
сундука.
Хозяйка торопливо подняла глаза к потолку и, облегченно
вздохнув, перекрестилась.
– А этот обмеривать не будете?
– Нет, на глаз видно.
142
– Это, значит, ничего, батюшка, подходит? – спросила она
робко, не потому, что не расслышала, а от радости, как бы желая
показать, что она так чиста и невинна сердцем, что не боится
переспросить.
И когда главный ответил, что подходит, она в приливе
неудержимой радости почувствовала потребность уже самой
показать даже то, чего и не спрашивали:
– Вот сюда, батюшка, вот еще сундучок осмотрите. Тут у
меня посуда есть, серебро, только немного, конечно, что сама
своими мозолистыми руками добывала.
– И это подходит,– сказал главный.
– Да к чему подходит-то, спроси,– сказал тихо сосед. Но
хозяйка досадливо отмахнулась от него и опять украдкой
перекрестилась.
– Господи батюшка, а уж мы так напуганы, все приходят
какие-то неделикатные, каждый фунт сахару отбирают.
– После нас ничего уж не отберут. Держите все, что мы
осмотрели, и никуда не прячьте и не перепрятывайте.
– Спасибо, батюшка.
– Благодарить не за что. Мы исполняем долг и только. Какие
жильцы в квартире? Прислуга есть?
– Что вы, что вы, какая прислуга,– воскликнула испуганно
хозяйка,– я всю жизнь своими руками...
– Ладно, сами служите?
– Нет... то есть да... У меня и все служат.
– Все?.. Значит, нетрудового элемента нет?
– Нет, нет, боже избави...
– Смотрите, приду завтра днем проверить. Если до пяти
часов кто-нибудь дома окажется, тогда... Ну, все, кажется.
– Коза есть еще, батюшка.
– Коза не подойдет,– сказал главный, подумав.
– Отчего, батюшка... Все же держат... налог заплатила...–
говорила, побледнев, хозяйка.
– Впрочем, все равно. Где она?
Осмотрели и козу.
– Ну, слава тебе господи,– говорила хозяйка по уходе
молодых людей.– Все, говорят, подошло.
– Да к чему подошло-то? – спросил опять сосед.
– Это уж их дело.
На другой день около дома был переполох. Вся квартира
была обокрадена.
143
Побежали искать хозяйку, нашли на огороде. Но она, увидев
людей, почему-то бросилась от них и убежала.
– Уж не умом ли помешалась? – сказал сосед.
– Ей кричат, что обокрали, она ничего не понимает и твердит,
чтобы уходили: пяти часов еще нет. За коим чертом ей пять
часов понадобилось?
Когда она пришла и увидела, в чем дело, то схватила себя за
волосы и осталась в таком положении.
– Взяло дюже здорово,– сказал сосед.
– Мандат надо было спросить.
– Она и хотела спросить, а они рулетку вынули. Ну, она и
прикусила язык.
– Все, говорят, подошло,– сказал сосед, взяв себя за бороду.–
Да к чему подошло-то? Вот вся суть-то в чем была.
– Сама, окаянная, все показала,– сказала наконец хозяйка с
тем выражением, с каким причитают над умершим сыном,
причиной смерти которого считают себя.– Пять часов на огороде
высидела.
– А что ж козу-то не обмеряли? – спросил сосед, подмигнув.
– На глаз прикинули,– сказала прачка.– Ах, головушка
горькая! Чиновники приходят, их за жуликов принимаешь,–
попал! Жулики пришли, их за чиновников принял. Опять попал.
Вот жизнь-то заячья!
144
Видение
I
Учитель музыки давал урок, а в соседней комнате,
надрываясь, кричал ребенок. Потом его кто-то стал пороть, он
еще сильнее закричал.
– Ну, вот, черт его возьми, каждый раз так! Учитель бросил в
угол потухшую папироску и сказал:
– Какая тут, к черту, может быть культурная жизнь в такой
обстановке! Ведь это вся моя квартира была. А теперь нагнали
сюда посторонних людей,– видите, что делается. Тут бы нужно
наорать на них как следует, а я деликатничаю, молчу.
– Напрасно,– сказал ученик.
– Я сам знаю, что напрасно. Но не могу... Пользуются моими
вещами, посудой. Все это ужасно раздражает, а сказать неловко.
Мой приятель Василий Никифорович, тот, что привез мне в
начале революции эту обстановку, бежал с женой за границу.
Звал и меня, а я не решился. И вот теперь живешь в стране
дикарей, где нет ни права, ничего.
В дверь постучали. Учитель вышел в переднюю. Там стояла
молодая женщина, изящно одетая. У нее было робкое, несмелое
выражение.
– Вы Андрей Андреич Сушкин? – спросила она.
– Да,– сказал учитель музыки, невольно остановившись
взглядом на ее лице. Ее лицо – тонкое, хрупкое, точно
освещалось огромными черными глазами.
– Я от Василия Никифоровича,– сказала молодая женщина.
– От Василия Никифоровича? Да где же он? Приехал?..
– Нет, он не приехал... я приехала.
– Простите, а вы кто же?
– Его жена...– сказала она не сразу.
– Его жена?.. Но простите, у него была другая жена...
– Я вторая...
– Ах, вторая?.. Ваше имя и отчество?
– Вера Сергеевна.
– Что же я вас держу здесь, вот так гостеприимный хозяин!
Идемте сюда.
145
– У меня извозчик, ему нужно отдать пятьдесят копеек,–
сказала, смутившись, молодая женщина,– а я забыла у знакомых
сумочку и в ней письмо к вам от Василия Никифоровича.
– Ах, какая большая сумма – пятьдесят копеек! – и, сбегав
вниз, он отпустил извозчика.
– Не успела приехать, как уже заставляю людей тратить на