Страница 116 из 120
Подробно разбирал рассказ Г. Мунблит: «Несомненно, остановит на
себе внимание читателя рассказ Пантелеймона Романова «Огоньки»,
помещенный во второй книжке журнала.
Центральная фигура его – столичный актер Волохов очерчен
автором умно и четко. Нестарый еще человек, он, благодаря
стремлению уйти в себя, отгородиться от новой, враждебной ему
жизни, вдруг замечает, что жизнь эта прошла мимо него. И вместо
самодовольного сознания своего превосходства и правоты, он чувствует
себя умершим заживо. Правдиво показаны автором обстановка и люди,
натолкнувшие героя на эту мысль.
Психологически оправдано чувство оторванности, которое
пробуждает в нем атмосфера учительского съезда, куда он был
приглашен на концерт. Оттого и воспринимается рассказ, как
подлинный, волнующий человеческий документ, каким и хотел его, по
всей вероятности, сделать автор» («Комсомолия», 1926, № 4, с. 73).
Неподходящий человек.– Впервые – Экран, 1926, № 3.
Печатается по: Поли. собр. соч., 1929, т. IV.
Стр. 183.. ..заседание мопров... – МОПР – Международная
организация помощи борцам революции, создана в 1922 г.; оказывала
помощь жертвам белого террора, борцам против фашизма. Секция
МОПР СССР существовала до 1947 г.
Без черемухи. – Впервые – Молодая гвардия, 1926, № 6.
Печатается по: Поли. собр. соч., 1930, т. VI.
Именно этот рассказ принес Романову всеобщую, тогда почти
скандальную известность. Автора ругали, с ним спорили, его обвиняли,
его благодарили.
В печати по поводу рассказа выступали не только
профессиональные критики, но и читатели, преимущественно из среды
студенчества. Во многих учебных заведениях состоялись диспуты.
Большинство студентов расценивало рассказ Романова как поклеп на
молодежь, искажение, очернение действительности. Но были среди них
и защитники рассказа.
Такой же разнобой наблюдался и среди критиков.
В обзоре «По журналам» (Учительская газета, 1926, 28 августа) А.
Цинговатов резко критикует рассказ «Без черемухи»: «Рассказ написан
плоско, художественно неубедительно, подход к теме мещански-убогий,
вульгарный». Отрицательно отозвался о рассказе Д. Горбов. Он писал:
«Книга 6-я «Молодой гвардии» огорчает рассказом Пант. Романова «Без
черемухи»... Как и в неудачных «Рассказах о любви», П. Романов
ставит в новом рассказе проблему пола. В нем фигурируют учащиеся
вузов. Автор ставит себе серьезную задачу: осудить нигилистический
подход к женщине, характерный для известной части нашего
студенчества. Фигура рядящегося в жалкую тогу пошлости студента
удалась Романову. Но девушка вышла фальшивой, как обычно у этого
450
писателя, совершенно ошибочно полагающего, что все тайники
женской психологии досконально ему известны. Студентка, по замыслу
автора, должна быть чуткой девушкой, неожиданно наталкивающейся
на грубость и почти намеренное непонимание со стороны мужчины. Но
в действительности она ведет себя просто глупо, и в глазах читателя вся
ответственность за ее поругание падает на нее же. Рассказ, таким
образом, далек от того, чтобы достичь цели, поставленной себе
автором» (Красная новь, 1926, № 10, с. 236).
В более спокойном тоне давал свою оценку А. Лежнев. В статье
«Быт молодежи и современная литература. С. Малашкин, П. Романов,
Л. Гумилевский» (Красное студенчество, 1927, № 5) А. Лежнев
отмечал: «Луна с правой стороны» Малашкина и «Без черемухи» П.
Романова вызвали ряд оживленнейших диспутов и споров, не затихших
еще и сейчас. Конечно, не малую долю успеха надо приписать не
художественным достоинствам этих вещей, а просто остроте
затронутых вопросов. Но это еще лишний раз доказывает, что
идеологическая («учительская», по ироническому выражению
Третьякова) роль литературы далеко не кончилась» (с. 51).
«Без черемухи» П. Романова лишена того налета сенсационности и
бульварщины, который свойствен «Собачьему переулку». Идеология в
ней не так оторвана от художественного ядра. Та же тема, что
послужила Гумилевскому основой для большого романа, здесь
развернута на каких-нибудь восьми страницах. Лирическая установка
рассказа, форма письма-излияния позволила П. Романову удобнее и с
большей естественностью, чем Гумилевскому, ввести большие дозы
идеологии в «чистом», почти публицистическом виде. Любовь нельзя
свести к физиологическому отправлению. Известная сложность и
поэзия отношений здесь необходимы, как чистота в жилище,
опрятность в одежде, стремление как-нибудь украсить комнату, в
которой живешь, платье, которое носишь...
В рассказе П. Романова, хотя он и сделан «честнее», проще и
внутренне теплее, чем роман Гумилевского, пробивается все та же
суховатая, рационалистическая схематичность, что и там» (с. 52).
Некоторые крупные критики взяли Романова под защиту от
обвинений в аморализме и эротизме.
Так, Вяч. Полонский в «Заметках журналиста» (О проблемах
«пола» и «половой» литературы) (Известия, 1927, 3 апреля), хотя и
отмечал некоторые художественные просчеты Романова, поддерживал
его идейные позиции.
«Я не принадлежу к тем читателям, которые умаляют значение
этого писателя,– писал Полонский.– Я полагаю, что упрекнуть
Романова в бесталанности нельзя,– и ведь в той же книжке «Вопросы
пола», которую я решительно не советую переиздавать в прежнем виде,
есть рассказ «Черные лепешки», далеко не плохой. Я мог бы указать на
ряд других произведений, достойных похвалы». Полонский
подчеркивает, что «пренебречь этим талантливым писателем просто
451
недопустимо», что «Романов хочет быть созвучным революции», что он
пытается «понять величие нашей эпохи и в меру своих сил сделаться
одним из ее выразителей».
Говоря о рассказе «Без черемухи», Полонский подчеркивает:
«В пользу Романова необходимо сказать, что цели себе он ставит
хорошие».
А. С. Гусев в статье «Пределы критики» (Известия, 1927, 5 мая)
полагал, что критическая сила романовского рассказа слабовата:
«Произведения Малашкина, Романова и Гумилевского чересчур слабо
критикуют уродливости в области половых отношений у нашей
молодежи. Слабость их критики объясняется тем, что они недостаточно
или совсем не подчеркивают противоречия между этими
уродливостями и нашим социалистическим идеалом. У них
недостаточно выявлено стремление своей критикой устранить эти
уродливости, чтобы расчистить дорогу социализму. Они изображают их
либо «объективно» (Романов), либо «панически» (Малашкин)».
В этих соображениях опять сквозит непонимание метода П.
Романова: как бы устраняясь от оценки фактов, самим «отбором» их и
их композицией, он выражает неприятие того или иного явления.
Но даже при всей осторожности оценок Гусев все же видит
объективную социальную значимость рассказа Романова.
Отмечая, что критика наших недостатков встречает энергичный
отпор, он пишет, что «в настоящей конкретной обстановке польза от
произведений Малашкина, Романова, Гумилевского, несмотря на
несомненную односторонность, значительно превышает вред. Эти
произведения значительно больше помогают в настоящий момент
нашему социалистическому строительству, чем вредят ему».
Рассказ «Без черемухи» оставался одним из наиболее популярных
произведений на протяжении нескольких лет. И страсти вокруг него не
утихали. Особенный резонанс имел диспут в Академии
Коммунистического воспитания им. Н. К. Крупской. О нем писали
многие газеты и журналы (наиболее полный отчет о диспуте см. в
журнале «Молодая гвардия», 1926, № 12, с. 169–173).
Весьма показательна заметка «Что читает рабочая молодежь»,