Страница 34 из 135
гладко идет.
- Вот как? А что, например, не гладко? И от кого это
зависит?
- В частности, и от вас.
- Интересно! А почему я об этом ничего не знаю?
- Да я как-то на ходу хотела переговорить с вами...
- Кто хочет, тот добьется, - перебил он, - а на ходу,
уважаемый доктор, даже высморкаться как следует
невозможно, не то что более серьезное дело справить. Ты
заходи в канцелярию, там и потолкуем.
Это было сказано таким теплым, человеческим тоном,
что можно было простить все его грубоватые манеры.
И вот я сижу в кабинете Михаила Новоселищева,
торопливо выкладываю свои нужды и просьбы. Он слушает
меня внимательно, сидит неподвижно и смотрит мне прямо в
лицо. А потом вдруг:
- Вас кто-нибудь ждет?
- Нет, - отвечаю удивленно.
- А куда вы так спешите - тысячу слов в минуту? У нас с
вами в запасе еще сто лет на двоих.
- Вы оптимист, - говорю я ему.
- Если вы со мной не согласны, тогда какой же вы
доктор? Человек должен жить без докторов сто лет, а с вашей
помощью и все сто пятьдесят.
Я достала приготовленное мною заявление, в котором
были изложены все мои просьбы. Он взял карандаш,
подчеркнул самое главное и вернул мне заявление обратно со
словами:
- Все, что вы просите, сделаем. А бумажку заберите. Не
люблю этой канцелярщины.
Неожиданно он протянул свою крепкую руку через стол,
положил на мою руку и, не сводя с меня тихого упрямого
взгляда, сказал негромко, но внушительно:
- И вообще, прошу вас, заходите в любой час дня и ночи
- отказа не будет. Можете мной располагать. Председатель
всегда к вашим услугам.
Я поблагодарила и собралась уйти. Он сам на прощание
первым протянул мне руку, крепко сжал ее, задержал в своей
руке и спросил:
- Вас там хозяева ваши по квартире не обижают? Не
стесняете их? А то переезжайте ко мне - у меня дом
совершенно пустой. Как-нибудь уживемся.
Это неожиданное предложение, прозвучавшее так просто
и естественно, привело меня в растерянность, я даже
возмутиться не успела. Просто ушла, ничего не сказав ему. Я
долго не могла понять: что это - нахальство или "простота
душевная".
Слово свое Новоселищев сдержал: был произведен
довольно быстрый ремонт больницы, заготовлены дрова -
словом, сделано все, о чем я просила, и даже сверх того. Я
чувствовала, что председатель оказывает мне больше
внимания, чем положено по моей должности. Раза два он
заходил в больницу, смотрел, "как мы живем",
поинтересовался, не нуждается ли в чем доктор. Нет, я ни в
чем не нуждалась.
- Ч-то ж не заходите? В канцелярию, а то просто домой,
посмотрите, как живут руководящие товарищи. Поскучаем
вместе.
- А мне не скучно, - ответила я.
- А вы все-таки зашли бы.
- Предлога нет, - шутя сказала я. - Вот когда заболеете...
Примерно через месяц в субботу вечером ко мне на
квартиру забежал соседний паренек:
- Ирина Дмитриевна, вас председатель просит зайти. Он
заболел. Дома лежит.
- Что с ним?
Паренек пожал плечами, сказал равнодушно:
- Не знаю. - И ушел.
Я быстро оделась, взяла свой чемоданчик и,
предупредив Лиду, что я ушла к больному председателю,
вышла на улицу. Стояла полярная ночь, с моря дул ветер,
падал сырой снег. Было томно, лишь в бухте, в центре
поселка, возле клуба да у зданий научно-исследовательского
института горело несколько лампочек. Их матовый неяркий
свет с трудом пробивал пелену падающего снега. И хотя не
светил, но был своего рода ориентиром-маяком. Я довольно
легко нашла дом председателя - деревянный, добротно
срубленный, крытый шифером, он стоял недалеко от сельского
клуба. В занавешенных, окнах горел свет. Дверь не была
заперта. Я надеялась увидеть больного лежащим в постели. А
он, одетый по-домашнему, в темно-синем морском кителе,
расстегнутом так, что была видна полосатая тельняшка, сидел
один у стола, на котором горделиво возвышались две бутылки:
неоткрытая - шампанского и открытая - водки. Кроме того, тут
же в тарелках стояла всякая чисто оленецкая закуска: семга
собственного засола, нарезанная неумело, толстыми кусками,
маринованные грибы, засахаренная морошка, рыбные и
мясные консервы, колбаса, корейка, сыр - словом, весь
ассортимент нашего магазина. Нетрудно было догадаться о
наивной хитрости председателя: врачу здесь решительно
нечего было делать. Он ждал женщину. "А ведь это я случайно
подала ему такую мысль, когда сказала, что могу навестить
лишь больного", - мелькнуло в сознании, и я невольно
улыбнулась. Он, наверно, не так понял мою улыбку, поднялся
навстречу, нарочито развязно сказал, чтобы скрыть
неловкость:
- Все-таки пришли навестить больного. Спасибо,
уважаемый доктор, милости прошу, раздевайтесь и
присаживайтесь к столу.
Он не суетился, жесты его были спокойны и уверенны, и
это невозмутимое спокойствие, как ни странно, действовало в
какой-то мере обезоруживающе.
- Постойте, постойте! - решительно воспротивилась я. -
Что все это значит? Мне сказали, что вы больны, а я пока что
вижу совсем обратное.
- Увидите, все увидите. Я действительно болен. Только
вы не волнуйтесь, не возмущайтесь. И разрешите мне за вами
поухаживать.
Он довольно проворно помог мне снять пальто и опять
пригласил сесть. Я наотрез отказалась.
- Вы сначала объясните, что все это значит? - я кивнула
на стол.
- Это значит, что мы с вами сейчас выпьем и закусим, а
потом поговорим о болезни. О моей болезни, - повторил он с
неизменным спокойствием и вполне серьезно.
- Ну, если вы действительно больны, то, может быть, мы
поступим наоборот, - сказала я, несколько теряясь, - сначала
поговорим о болезни.
- А потом закусим?.. - добавил он.
- Там видно будет. Все зависит от состояния больного.
- Хорошо, пусть так. - Он вздохнул, опустил глаза, что-то
соображая, продолжал: - А вы все-таки присядьте. И поставьте
подальше свой чемоданчик. Тут градусники и прочие ваши
причиндалы не пригодятся.
- Вот даже как! - Я села. - А все-таки?
- Душа у меня болит, уважаемый доктор, - сказал он
тихо, с трагическими нотками и посмотрел на меня взглядом,
полным бездонной тоски. - Понимаете, ду-ша-а.
- Случай действительно из редчайших. Тут медицина
бессильна, и я вам ничем не могу помочь, - стараясь говорить
полусерьезно, но строго, сказала я. Можно было подняться и
быстро уйти. Но я не спешила: чисто женское любопытство,
что ли, задерживало меня: что же будет дальше? - Тогда
скажите, больной, где, по-вашему, причина болезни?
- Пусть врачи ищут причины болезней, это их дело, а вам
я скажу не как врачу, а как женщине, потому что ждал вас не
как врача, нет. Я ждал человека. Очень хорошего человека,
красивую женщину. Я вам скажу, только вы послушайте меня,
не перебивайте. Может, выпьем для настроения?
- Нет-нет, я пить не буду, - запротестовала я, но он, не
обращая на меня внимания, выстрелил шампанским в потолок
и, поливая деревянный, не очень чистый пол, наполнил
граненый стакан и подал его мне. В другой стакан налил водки.
- Выпьем за ваше здоровье, дорогой доктор, за то, чтобы
вы здесь жили не тужили.
Он залпом опрокинул стакан и закусил семгой. Я пить не
стала. - Что же вы, пейте быстрей, пока все градусы не
убежали. Шампанское положено пить, пока оно шипит, -
настойчиво предлагал он. - Ну что ж, как хотите, насиловать не
могу. Брезгуете компанией? Понимаю, не то общество.
- Да просто я не привыкла к такому. . - резко ответила я и