Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 77 из 207



вертлявый, захлебывающийся, в восторге кричит: "Давите их,

Виктор Степанович!" "Это нижегородский губернатор Немцов",

- поясняет Маша. Потом на экране появляются омоновцы. Их

лица крупным планом - озверелые, обезумевшие от водки и

крови, те, кто выполнял приказ главных убийц. В моем

сознании всплывает образ фашистских эсесовцев, убивающих

русских детей. Они стреляли в будущее великой державы, как

и эти. До чего ж они похожи - эсесовцы и омоновцы. И те и эти

кровожадные твари убивали безвинных людей только за то,

что они любили свою родину. Убивали патриотов. А на экране

новый кадр: во дворе какого-то дома на грязной земле

раненый юноша, совсем еще мальчишка. Лицо в крови. Он

пытается подняться, но сил не хватает. Испуганный взгляд его

просит о помощи. Но вокруг - никого из людей. Он истекает

кровью. В умаляющих глазах жажды жизни. Откуда-то из угла

появляются двое в черных одеждах и черных масках с

пистолетами в руках. Они останавливаются возле раненого и,

осмотревшись кругом, хладнокровно стреляют в русского

юношу. "Да это же бейтары!", - в ужасе воскликнула Маша. "Кто

такие, что за бейтары?" - спросил я, совершенно подавленный

увиденным. "Еврейская молодежная организация, - ответила

Маша и добавила: "Бесенята, жаждущие русской крови.

Дождались своего часа". А я подумал: придет ли когда-нибудь

возмездие? И в ответ услышал голос Ангела: "Вы русские

умеете прощать и любить. Пора бы вам научиться ненавидеть

и мстить". И с этими словами погас экран.

2

В расстрелянной Москве

Нас высадили в шесть утра недалеко от платформы

Семхоз Ярославской железной дороги. Было еще темно, но

электрички уже ходили. Алексей предлагал сразу пойти на

нашу дачу и осмотреться, разобраться в обстановке. Я

предлагала сразу же ехать в Москву. Во-первых, у нас не было

от дачи ключей, а мама обычно уезжала с дачи на московскую

квартиру в середине сентября. Сейчас же, судя по прохладной

погоде, должно быть, заканчивается сентябрь, и мы могли не

попасть на дачу. Конечно, можно было зайти к соседям,

подсказал Алеша, выяснить обстановку и потом добираться до

дома. Я отвергла и этот вариант: мы были одеты по-летнему,

пледом, который оказался при нас, мы укутали Настеньку. И

пока мы дискутировали, стоя на платформе, подошла

электричка, и мы сели в полупустой вагон. У пассажира узнали,

255

что сегодня вторник 5 октября. Первое, на что обратили

внимание, было мрачное, какое-то подавленное состояние

пассажиров. Значит, свершилась трагедия, частицу которой мы

видели из космоса.

В Москве у трех вокзалов было много вооруженных

людей: военных, милиции. Мы спешили домой. Мы понимали,

что наше появление на пороге собственной квартиры будет

ударом для мамы. Надо бы предварительно позвонить по

телефону. Но у нас не оказалось монет, у нас вообще не было

ни копейки денег, и потому мы не могли воспользоваться

метро, - пришлось добираться наземным транспортом с тремя

пересадками. Наш звонок в квартиру, тем более в такую рань

встревожил маму:

- Кто? - настороженно спросила она.

- Мама, это мы, - сказала я, и, наученная нами,

повторила Настенька с радостным возбуждением:

- Это мы, бабушка.

Ну, конечно, слезы, рыдания, радость. Нас считали

пропавшими без вести и не чаяли нашего воскресения. Мама

за этот год очень сдала, постарела, осунулась. Наше

исчезновение здорово ее подкосило. Гипертония, астма,

радикулит, словом, целый набор недугов обручился на нее.

"Будем лечить", - прочла я мысль Алексея и сказала вслух:

- Мы тебя подлечим, мама, поправим твое здоровье.

На все расспросы мамы мы отвечали, как условились:

мол, совершали свадебное путешествие.

- Да разве ж так можно: раздетые, с одним пледом? Да



что ж это за путешествие? - недоверчиво проговорила мама,

глядя на нас подозрительно. Но от дальнейших вопросов мы

отвлекли ее расспросами о кровавой бойне в Москве. И она

начала рассказывать об ужасах, творимых бандой Ельцина в

эти октябрьские дни в столице. Тут и Настенька совсем не к

месту встряла в разговор:

- Бабушка, мы видели застрелянную девушку и

мальчика, которого застрелили два бандита в черных масках.

По телевидению...

- Ты помолчи, дай нам поговорить с бабушкой, -

оборвала я ее, но мама что-то заподозрила и снова пошли

вопросы: какое телевидение и где? И почему больше года не

давали о себе знать? И все это очень странно и совсем не

понятно. Могли бы хоть письма, хоть коротенькую записку

прислать.

256

- Не могли, мама, в том-то и дело, что не могли, и давай

эту тему навсегда исключим из нашего разговора. Лучше

займемся твоими хворями. Сегодня же.

Мне действительно не терпелось испробывать свои

лекарские способности, которыми нас одарил Ангел. И я с

каким-то необычным душевным подъемом, как

наэлектризованная тотчас же занялась этим благородным

делом. Даже мама удивилась: зачем такая спешка? Но я не

могла себя остановить, я должна была, обязана, я

подчинялась какой-то внутренней энергии заняться

врачеванием, точно это было теперь главное в моей жизни

Первые три дня мы не выходили из квартиры: надо было

"акклиматизироваться". На четвертый день Алеша решил

сделать выход в город, прежде всего надо было зайти в

Сбербанк и получить пенсию за год с лишнем, и посмотреть

мастерскую. Он возвратился к вечеру с кучей денег. Побывал в

своей мастерской, наводил там порядок после "визита" туда

грабителей. Я думаю, в мастерской мы сделаем нечто

лечебного пункта, будем там принимать больных.

На другой день Алеша позвонил владыке Хрисанфу. Тот

очень обрадовался его звонку и пожелал встретиться у него на

квартире. Мы решили навестить архиепископа вдвоем.

Настеньку оставили с бабушкой. За прошедший год Москва

еще больше захирела. Грязные улицы заставлены сплошь

торговыми палатками, в которых восседают молодые

откормленные, самодовольные, наглые парни и девицы,

предлагая импорт на любой вкус, а главное - несметный выбор

спиртного с яркими кричащими этикетками. Цены

фантастические. Это и есть рынок, в который кнутом, как скот,

загоняют народ демократы. В подземных переходах и в метро

сидят и лежат нищие, среди них много детей, в том числе и

школьного возраста, истощенных, голодных, больных. И это

новая Россия, страна рабов, страна господ!.. С замиранием

сердца я смотрю на этих обездоленных, обреченных,

ограбленных, униженных и оскорбленных, до которых никому

нет дела И в памяти всплывает святой образ девочки на

асфальте, расстрелянной бесами, и юноши, приконченном

бейтарами. Эти образы преследуют меня, как и то сонмище

душ наших соотечественников, витающее в высоком небе над

Россией И почему-то в сердце стучат некрасовские строки: "Ты

и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная,

матушка Русь!" Да, была могучей и обильной совсем недавно,

как бы не лгали и не клеветали сионистские борзописцы. И

257

сделали ее, насильно, вопреки воли и желанию народа, убогой

и бессильной западные спецслужбы с помощью сионистов.

Владыка Хрисанф встретил нас очень радушно. На его

расспросы о нашем исчезновении мы отвечали уклончиво, он

это понял, и не стал допытываться. Кровь, пролитая в октябре,

заставила его пересмотреть свои прежние политические

взгляды, особенно на роль патриарха в эти трагические дни.

Святейший, переполненный ядом антисоветизма, не