Страница 33 из 207
110
- Да возьмите любого кандидата в президенты России,
которые баллотировались вместе с Ельциным, исключая разве
Жириновского, - ответил Якубенко, - хоть Рыжков, Тулеев или
Макашов. Это честные патриоты, порядочные и, как вы
говорите, совестливые. Особенно Николай Иванович Рыжков.
Будь он президентом, страна уже вышла б из этого бардака.
- Возможно, вы правы. Но вот почему-то избиратели
предпочли Ельцина, - сказал владыка.
- Избирателям заморочила голову продажная, желтая,
сионистская пресса. Мировой сионизм, масонство, западные
спецслужбы бросили все свои силы и средства - только чтоб
провалить Рыжкова. Оболгать, опорочить. Они же понимали,
что Николай Иванович - это шанс для России, чего не могли
понять обыватели с куриными мозгами и совсем безмозглые
юнцы. - Друзья, товарищи, господа, вы опять начинаете новую
дискуссию, которой не будет конца. А не лучше ли нам,
дорогой генерал, поблагодарить владыку за гостеприимство и
откланяться? - предложил Иванов.
- Нет, друзья, так не годится, - засуетился владыка. - А
чай, кофе? Праздничный торт. Да вы что? Нет, я вас не отпущу
пока не отведаете торт.
Кофе пили в кабинете за длинным журнальным
столиком. Здесь, как и в гостиной, было много книг и две
старинные иконы без окладов. В углу также горела лампадка
за красным стеклом. Пахло глицерином и еще каким-то
благовонием. Над письменным столом в небольшой изящной
рамочке цветная фотография покойного патриарха Алексия
(Симанского). На столе в раскрытых двух коробочках два
бронзовых медальона: один с рельефным изображением
святого князя Владимира, отчеканенный в память тысячелетия
Крещения Руси, другой - барельеф покойного патриарха
Пимена. Про себя Иванов отметил, что Алексий (Симанский) и
Пимен были почитаемы в этом доме. За кофием о политике не
говорили.
Простившись с епископом, Иванов и Якубенко вышли на
улицу. Вечерело. Над Москвой по-прежнему висела плотная
пелена моросящих туч. До метро шли молча. Возле арочного
входа в метро, прежде чем проститься, Якубенко спросил:
- Как у вас прошла встреча с Тамарой? Что-то она не
звонит. .
- И правильно делает. Я же не просил тебя присылать ее
ко мне. Это во-первых. Во-вторых, ты сказал мне по телефону,
111
что вы едете. Вы - значит вдвоем. Ты это сделал
преднамеренно. И совсем некстати.
- Но я не хотел вам мешать.
- Чему мешать?
- Я думал, что вам лучше будет без меня.
- Ты плохо думал... обо мне и о ней.
- Случилось что-нибудь?
- Вот именно - "что-нибудь", - мрачно и раздраженно
ответил Иванов. - Я прошу тебя - не пытайся, пожалуйста,
набросить на меня семейный хомут. Я не созрел еще для него.
А когда созрею - сам влезу в этот хомут без посредников.
- Ну, извини, приму к сведению.
- Привет супруге и будь здоров. Кстати, портрет твой
отформовал. Надо решить, в каком материале переводить. Но
об этом потом. Созвонимся.
Войдя к себе в мастерскую, Алексей Петрович
почувствовал усталость. Он решил вздремнуть с часок и уже
было пошел в спальню, как зазвонил телефон. Звонил швед -
коллекционер изобразительного искусства, с которым Иванов
встречался у себя в мастерской. Этому господину приглянулась
на выставке его "Первая любовь" и он пожелал купить ее для
своей коллекции. Выставка уже закрывалась, и теперь
скульптура опять возвратилась в обитель своего творца,
поскольку у нашего Министерства культуры не нашлось денег,
чтоб приобрести ее у автора. Иностранец предложил Иванову
три тысячи долларов наличными, прямо из рук в руки. Алексей
Петрович сказал, что он подумает, и дал ему свою визитную
карточку, попросив позвонить через неделю. Он не спешил
расстаться со своей "Первой любовью", он знал ее подлинную
цену. Но в то же время нелегко жить на пенсию, особенно
сейчас, когда наше искусство оказалось в финансовой
несостоятельности. А швед, видно, был очень заинтересован
поскорее заполучить - и по дешевке - подлинный шедевр.
Швед уверял, что неожиданные обстоятельства вынуждают его
срочно возвращаться на родину, и поэтому он хотел бы сегодня
получить скульптуру. Иванов сказал, что за три тысячи он не
продаст свою работу.
- А за сколько вы хотите? - послышался не очень
любезный вопрос.
- Десять тысяч долларов, - твердо сказал Иванов.
- Пять тысяч и ни цента больше. - Голос шведа
раздражен.
После небольшой заминки Иванов сказал: "Приезжайте".
112
Так состоялась эта сделка, и "Первая любовь" Алексея
Иванова уплыла за рубеж.
В тот вечер он поздно лег в постель, но сон пришел к
нему только в четвертом часу. Он не находил себе места.
Какие-то не связанные мысли атаковали его и отскакивали, как
горох от стенки, оставляя на душе неприятный осадок. И
прежде всего - уплывшая в Швецию скульптура. Конечно, по
нынешним временам и пять тысяч долларов - это большая
сумма, по рыночному курсу - полмиллиона рублей. Но что на
них купишь? Приличный автомобиль, который через несколько
лет выбросят на свалку. А настоящие шедевры искусства
бессмертны. А он продал шедевр, может, первый и последний
взлет неповторимого таланта. И что значат пять тысяч, когда
там, "за бугром", платят миллионы долларов за какой-нибудь
"Подсолнух".
"Продал первую любовь, - горестно подумал Иванов,
иронизируя над самим собой. - За доллары продал. Кто меня
осудит? Лариса? А по какому праву? Она первая предала
меня, так что мы квиты". Но это "квиты" не давало утешения:
он ощущал в себе что-то ноющее, трудно объяснимое, словно
он неосознанно оторвал от самого себя какую-то дорогую
частицу и так, походя, бездумно выбросил ее, а теперь
спохватился и пожалел. Не денег пожалел - просил десять,
получил пять тысяч, - пожалел об утрате того, что было для
него больше, чем удачная скульптура. Это была очень важная
частица его биографии, его жизни. "Она предала, а я продал -
вот и расквитались", - повторил он вслух навязчивую фразу.
За полночь он встал с постели и вышел в зал. Тумба, на
которой стояла его "Первая любовь", была пуста и напоминала
квартиру, из которой навсегда уехали хозяева, и эта пустота
рождала щемящую тоску. Тогда он пошел в "цех" и сразу - к
незаконченной композиции "Девичьи грезы". Изящная
безликая фигура молодой женщины с ромашкой в руке,
казалось, умоляла его быстрее "олицетворить" ее, вдохнуть в
эту застывшую классическую плоть душу, оживить ее. Когда ж
она придет - молодая, красивая, с лицом и взором, осененным
небесной мечтой? Она обещала, но вот же не спешит. Маша
обещала прийти посмотреть его работы, но согласится она
позировать, это еще вопрос. А он почему-то верил и был
убежден в положительном ответе. Он вспомнил ее чарующий
голос, неторопливую речь, вспомнил загадочный блеск ее глаз.
Он представил уже законченную композицию "Девичьи грезы",
увеличенную в пять раз, отлитую в бронзе и установленную у
113
городского пруда южного города (был такой заказ городских
властей), а также беломраморную музейную, небольшого
размера и подумал: "А может, завтра позвонить Маше,
напомнить, что глина сохнет?"
И с этой мыслью он удалился в спальню.
Глава шестая
ДЕВИЧЬИ ГРЕЗЫ
1
Очередной брифинг в Министерстве внутренних дел, как
и все другие, был посвящен борьбе с преступностью,