Страница 170 из 207
добрейший и покладистый человек. Как водится, хозяева
накрыли стол, да и мы с собой прихватили кое-каких
столичных продуктов. Пока мы обменивались новостями и
тостами, зашел приятель Никитина, тоже отставной моряк-
пограничник капитан третьего ранга. Его здесь ждали и до его
появления Никитин еще в машине по пути в Алушту - а он нас
встречал на своей машине на вокзале в Симферополе, -
рассказал необыкновенную историю этого человека
трагической судьбы. А разговор начался с Хрущева,
подарившего Украине Крым, который никогда не принадлежал
Украине. Фактически самодур Хрущев, хитрый, коварный и
дурковатый сатрап совершил государственное преступление,
единолично решив судьбу целой области, даже не спросив не
то что мнения жителей Крыма, но и верховной власти союза. Я
рассказал Никитиным, как это "дарение" происходило. Дело в
том, что я был в дружеских отношениях с тогдашним
министром иностранных дел, членом Политбюро Дмитрием
Шипиловым, ныне уже покойным, который так изложил мне
саму процедуру "дарения".
"Было заседание Политбюро. Обсуждали разные
текущие государственные дела, - рассказывал Шипилов. -
Закончилось заседание, мы уже начали расходиться, как вдруг
Никита, задержавшись у двери, сказал: минуточку, товарищи,
есть еще один небольшой вопрос: - есть предложение к
юбилею Украины сделать нашим братьям-украинцам подарок:
присоединить Крым к УССР. Я думаю, возражений не будет? И
никто не возразил". ""Почему?" - спросил я Шипилова.
"Бессмысленно было возражать. Так решил диктатор, так и
должно быть. Такова была традиция в высшей власти".
- Никита был палач. Он расстрелял рабочих в
Новочеркасске, - сказал я. - И его примеру последовал такой
562
же палач Ельцин. И такой же коварный, как Ельцин. Вспомни,
как он распорядился с Народным Героем маршалом Жуковым.
- Как Ельцин с Лебедем, - сказал Никитин.
- Ну, сравнил: Жуков и Лебедь - слон и моська. Лебедь
просто говно, самолюбивый авантюрист.
- К сожалению, порочная, преступная традиция, -
печально сказал Никитин. -Она была сверху до низу, от
Политбюро до райкома партии. Вы сегодня познакомитесь с
моим другом, который на своей судьбе испытал эту традицию.
Сергей Сергеевич командовал пограничным сторожевым
кораблем здесь, на Черном море. Партийным боссом, или
хозяином на Черноморском побережье был личный друг
Брежнева, а вернее сатрап или лакей, который считал, что ему
все дозволено, он здесь был царь и воинский начальник. Да-да
- и воинский, поскольку он был и членом военного совета. Он
часто устраивал пьяные оргии с собутыльниками и женщинами
легкого поведения в своих особняках как на приморских
пляжах, так и в горах. Однажды ему взбрела мысль устроить
бардак на море, на подведомственной ему, естественно,
государственной вахте. Словом - публичный дом на морских
волнах. Собрав известную компанию своих приспешников и,
конечно, приспешниц и не предупредив об этом
пограничников, - а как же, он плевал на законы и пограничный
режим, - и вышел в море. Естественно, коньяки, водки и вина
на яхте лились рекой. Не важно, кто - то ли строптивая
дамочка, то ли сам босс решил лицезреть турецкие берега и
приказал капитану яхты нарушить государственную границу и
выйти в нейтральные воды. Пограничники наши держали под
наблюдением и контролем этот плывучий бардак, и Сережа, то
есть мой друг Сергей Сергеевич, догадывался, кто командует
этим летучим голландцем, и вышел ему на перехват, чтоб
воспрепятствовать нарушению государственной границы. Как
потом рассказывал мне Сергей, и такая мысль его осенила: а
вдруг эта банда преступников захватила яхту и решила
эмигрировать в Турцию. А что? - мысль вполне резонная. И он
решил действовать по закону, как велит инструкция
пограничной службы.
- Ну и как же поступили пограничники? - не утерпела
Лариса.
- Приказали яхте дать обратный ход. Яхта, вернее ее
капитан, не подчинился, потому что его босс так решил: мол,
не обращай внимание. Пограничники в ответ дали
предупредительный выстрел - все по уставу. Тогда яхта
563
остановилась, и партийный босс потребовал к себе на яхту
командира сторожевого корабля. Сергей поднялся на яхту и
увидел босса, пьяного вдрызг. Тот обрушился на Сергея с
грубой матерщиной, пригрозил ему суровой карой и
демонстративно сорвал с него погоны и приказал вместе со
своей "посудиной" скрыться с его глаз. "Здесь я хозяин - куда
хочу, туда и плыву!" - куражился партийный вельможа. Сергей -
офицер-пограничник. А пограничники они имеют характер и
достоинство. Он не мог простить такого унижения и
оскорбления. Сойдя на свой корабль он дал еще
предупредительный выстрел из пулемета по удаляющемуся в
сторону Турции взбесившемуся плавучему дому терпимости.
Но тот проигнорировал и это предупреждение. Тогда Сережа
пошел на крайний шаг: он саданул из пушки по рубке яхты. Это
отрезвило обитателей борделя. Они поняли, что с ними не
шутят. И повернули восвояси.
Мы добрались до перевала. Никитин остановил машину,
предложил нам выйти, размяться.
- До сей точки мы поднимались вверх, в гору, - пояснил
он Ларисе. - А теперь пойдем на спуск, к морю. Чувствуете,
какой здесь свежий воздух и не жарко?
- Да, заметно, дышится легко, - с удовлетворением
согласилась Лариса. - Но что же было дальше? Чем кончился
эпизод в море, столкновение закона с произволом?
- Нередко произвол и в советское время оказывался
сильнее закона. О нынешнем я не говорю: сейчас господствует
сплошной произвол и беззаконие, - ответил Никитин.
В машине когда начался спуск по просьбе Ларисы
Александр Петрович продолжал:
- Была созвана комиссия, дело хотели замять, но оно
получило огласку. Преступник, то есть партийный босс
благодаря поддержке Брежнева, был оправдан, а Сергей
Сергеевич осужден на семь лет и лишен воинского звания.
Пока он отбывал срок, жена от него ушла, нашла себе замену,
а он, выйдя на свободу так и не женился.
- Почему? - поинтересовалась Лариса.
- Кто знает, - ответил неопределенно Никитин. - Причины
могут быть разные, целый букет. Но одну знаю: он разуверился
в женщинах. Говорит, только в книгах, да в песнях они ангелы.
А в жизни, как верно заметил Маяковский, все бабы -
трясогузки. Верить им нельзя. А вечной преданности и любви в
природе не существует. Ее выдумали поэты.
564
Я пытался догадаться, что думает об этом Лариса, мне
хотелось проникнуть в ее мысли. И почему-то я невольно
подумал: а искренна ли Лариса передо мной, и насколько
крепки ее чувства ко мне? Я вспомнил Эру, вспомнил других
женщин, с которыми у меня были флирты, мимолетные связи.
Ни они мне, ни я им не клялись в вечности и верности. Я
сравнивал их с Ларисой и с женой того пограничника.
Осуждает ли ее Лариса, я ждал ее осуждения, но она молчала.
Я думал о ее характере: сдержанная на эмоции, искренняя, в
чем у меня не было сомнения, открыта и самозабвенна, нежна
и ласкова. А разве этого мало? Тем более я говорил ей: она
свободна. И тем не менее не одобрял и не поощрял эту
свободу. Я ревновал, тайно, скрытно. Я знаю: она мечтает о
ребенке, которого я не могу ей дать. Я виноват перед ней. Но в
чем моя вина? Что я люблю ее и буду любить всегда, даже
тогда, когда она выйдет замуж - если выйдет, что еще
проблематично. Однажды она сказала: даже если выйду
замуж, я тебя не брошу. Понимай как хочешь, как красивые