Страница 165 из 207
сбросила его на ковер, а сама в ужасе соскочила с тахты и
убежала почему-то на кухню, где быстро привела себя в
порядок. Когда я вернулась в зал, Игорь метался по комнате,
обхватив руками поникшую голову и бормотал:
- Это ужасно, жестоко, несправедливо! Довести мужика
до высшей точки кипения и отбросить, отшвырнуть. - Он
поднял голову с легким смущением глядя на меня, продолжал:
- Ты ж сама уже была готова, созрела, ты хотела меня, и потом
этот ужасный вопль "Егор!" Какая змея тебя ужалила?
Я не отвечала, я молча надела сапоги и пальто, решив
поскорей выйти на воздух. Я не сожалела и не раскаивалась в
своем поступке, я даже мысленно похвалила себя. А он стал у
двери, преграждая мне путь и примирительно заговорил:
- Ты извини меня. Я виноват и отчасти шампанское.
Впредь ничего подобного не повториться. Ты идеальная
женщина, и я рад за Лукича, по-хорошему завидую ему. И жду
тебя завтра в одиннадцать. Портрет напишем классический и
подумаем о "Майском утре". А Лукичу не рассказывай, не
тревожь. Он тонкая натура. Еще раз прости. Ты действительно
мне нравишься. - Похоже он был искренен.
Домой, то есть к Лукичу, я возвращалась в растрепанных
чувствах. Я мечтаю о ребенке, мое желание разделяет и Лукич,
во всяком случае на словах. Мы даже говорили с ним о
545
"производителе"", не называя никого конкретно. И его
последнее слово, когда я шла в мастерскую Ююкина,
"производитель", можно было истолковывать по разному: и как
благословение Игоря на эту роль, и как ревнивое осуждение.
Если благословение, то я упустила хорошую возможность.
Ведь я в какие-то минуты была готова уступить Игорю и
испытать шанс. Я не могла себе объяснить, почему не
воспользовалась. В чем тут дело? Что помешало? Думаю, моя
привязанность к Лукичу, которая, как мне кажется, уже
перевала в любовь. То, что он меня искренне, горячо, или как
говорится, безумно любит, у меня нет сомнения. Мне с ним
хорошо, как никогда. Ничего подобного в жизни я не
испытывала. Он человек особенный, редкостный. И дело тут
не в таланте, а скорее в человеческой личности, в обаянии и
характере. Его нежность, ласка, внимание меня очаровывает.
И вот подходя к его дому, я спросила себя: что я ему скажу?
Игорь посоветовал скрыть, не волновать. А я не сомневаюсь,
что он расстроится, вся эта история, которой в сущности и не
было, огорчит его, вызовет недоверие, подозрительность. И я
согласилась с Игорем: не стану рассказывать, скрою. Пусть это
будет ложь во спасение. Разве мало нам приходится что-то
скрывать, утаивать? Даже от родителей, от друзей? Ведь наша
связь с Лукичом - это же строжайшая тайна для моих
родителей, что называется "совершенно секретно". Хотя
говорят, что нет таких тайн, которые бы рано или поздно не
открывались. Но о своей тайне, родительской, я пока что не
думаю.
Квартиру я открыла своим ключом, и Лукич в ту же минуту
появился в прихожей и как всегда помог мне снять пальто и
сапоги. Впрочем, не совсем, как всегда. Обычно прежде чем
снять пальто, он целовал меня в губы. На сей раз этот ритуал
был опущен, что не прошло мной незамеченным, насторожило.
Я решила проявить инициативу, обняла его и поцеловала
горячо, страстно. Я почувствовала с его стороны какую-то
настороженную отрешенность, холодок. Или мне это только
казалось. Я сама была напряжена, и думаю он это заметил. Он
всегда внимательно следил за моим настроением, все
замечал и даже угадывал. Такова способность тонких,
чувственных натур. Еще в прихожей Лукич обратился с
обычным:
- Кушать будешь? Не проголодалась?
- Попозже, - ответила я и вошла в гостиную. Следом за
мной вошел и Лукич. На журнальном столике я увидела в
546
конвертах пачку моих писем, которые я посылала Лукичу из
Твери. Не имея возможности часто встречаться из-за
недостатка свободного времени и подолгу разговаривать по
телефону из-за дороговизны, мы раз в неделю обменивались
письмами. Это вошло в нашу привычку, письма нас сближали,
согревали, и мы тосковали и беспокоились, когда почта их по
непонятным причинам вовремя не доставляла.
- Чем ты занимался? - спросила я, решив овладеть
инициативой.
- Перечитывал твои письма, - сухо и вяло ответил он.
- Зачем?
- Хотел лучше понять тебя.
- И как? Понял?
- Человек узнается не сразу. Время и опыт открывают в
нем новые грани, - уклончиво ответил он. А я подумала: вот и
ты открылся для меня сегодня новой гранью, ты какой-то
другой, или чем-то озабоченный, недовольный или
равнодушный.
- Как ты себя чувствуешь? Ты чем обеспокоен? -
спросила я, садясь к нему на колени, как это делала раньше.
Мне нравилось сидеть на его крупных теплых коленях и
целоваться, обняв его за шею. В ответ он спросил:
- Расскажи, как случилась?
- А что должно было случиться?
- Не что, а кто, - с ударением на последнее слово сказал
он. - Ты же на случку ходила.
Такого я не ожидала. Это прозвучало у него не
остроумно, а грубо.
- Можешь не волноваться: не случилось, - с вызовом
ответила я, и сделала попытку сойти с колен. Но он удержал
меня, крепко обхватив за талию.
- Должен признаться: я волновался. Места себе не
находил. Ничем не мог заняться. Только когда обратился к
письмам, немного успокоился.
- А почему волновался?
- Не знаю, родная, не смогу объяснить. Это не в моих
силах. - Тогда и я должна признаться: чуть было не случилась.
Но в последний момент я сама не пойму в ужасе выкрикнула
твое имя - Егор! - и ничего не произошло. Он только целовал
меня и от моего толчка свалился на пол. Хорошо, что на ковер,
а то мог бы ушибиться. - Мы оба засмеялись. А он все-таки
полюбопытствовал:
547
- От кого же исходила инициатива?
- Естественно, от Игоря. Он и в любви объяснился и
даже жениться предлагал.
- Для меня это не новость: не одной тебе он предлагал.
И даже затевал раза три бракоразводный процесс, а потом
забирал заявления обратно.
- Вот какой гусь. А у него это получалось искренне, -
удивилась я.
- Да, ему можно посочувствовать. Настасья не дала ему
счастья. Женился он не по любви, а скорее по расчету. А для
серьезной любви Игорь не создан. Нет У него для этого
таланта... А теперь, дорогая, пойди в ванну, а я тем временем
приготовлю тебе поесть.
- А ты не проводишь меня в ванну? Я забыла дорогу.
- С удовольствием.
- Ты мне веришь? - спросила я ненужно.
- Конечно, дорогая. Как и ты мне.
Теперь передо мной был прежний Егор, родной, нежный,
ласковый. Я сказала ему, что Игорь очень извинялся, сожалел,
что сорвался, просил не говорить, чтоб не расстраивать,
обещал, что ничего подобного не повторится и пригласил
завтра продолжать работу.
- Ты видела, что он там намалевал?
- Видела. И мне кажется даже очень не плохо. Пока что
лицо написал. Ты не против продолжения?
- Конечно же нет. Я хочу иметь твой прекрасный портрет.
После раннего ужина мы не включая телевизионные
новости, пошли в спальню. Там, уже лежа в постели, разговор
продолжили уже более откровенный. Я спросила Лукича,
напрямую:
- А представь себе, если б с Ююкиным у нас получилось,
и я уступила его притязанию ради ребенка? Как бы отнесся?
Ты перестал бы меня любить, отказался б от меня?
Он ответил не сразу. На какой-то миг я думаю у него
мелькнуло подозрение, что у нас с Игорем "получилось", и я
сказала ему неправду. Я ждала ответа и повторила свой