Страница 44 из 216
командиром дивизии была неустойчивой. Полосухин
находился на своем НП недалеко от кургана Раевского и
фактически был отрезан от своего левого фланга
прорвавшимися вдоль железной дороги танками неприятеля.
Телефонная связь непрерывно рвалась. Со стороны деревень
Фомкино, Ельня и Волуево немцы тоже перешли в
наступление. К счастью, только что покрывшиеся тонким
ломким льдом речушки Война и Колочь, а также мелкие ручьи
несколько затрудняли продвижение их танков,
бронетранспортеров и артиллерии, а бросавшаяся в атаку
пехота, попав под шквальный пулеметный огонь из дотов, неся
большие потери, откатывалась назад, ожидая ночи, чтобы под
покровом темноты ворваться в наши траншеи и окопы и
обойти доты с тыла. Избегавшие прежде ночного боя
гитлеровцы теперь сами пытались отрядами автоматчиков
атаковать наши артиллерийские позиции и доты ночью.
Фельдмаршал Бок решительно требовал от командующих
армиями не останавливаться ни на минуту - наступать,
наступать и наступать, до последнего вздоха. Он считал, что
каждый час задержки и промедления на руку русским. По его
убеждению, Москву необходимо захватить с ходу, любой ценой,
не давая неприятелю ни малейшей передышки. Когда ему
докладывали о тяжелых потерях в танках и людях, он
недовольно морщился и, не желая дослушивать до конца,
прерывал генерала ядовитой репликой:
- Мы потеряем гораздо больше, если не возьмем Москву
до начала большой русской зимы.
Утром 16 октября Игорь Макаров в госпитале по радио
услышал тревожное сообщение Совинформбюро: "В течение
ночи с 15 на 16 октября положение на западном направлении
фронта ухудшилось. Немецко-фашистские войска, бросив
против наших частей большое количество танков и
мотопехоты, на одном участке фронта прорвали нашу
оборону".
Игорь уже ходил без костылей, опираясь на легкую,
изящную трость, которую подарил ему Остапов. Выслушав
сообщение, он, не теряя времени, направился в кабинет
главврача. Борис Всеволодович, тоже только что
прослушавший сообщение Совинформбюро, встретил Игоря
сурово-вопросительным взглядом. Игорь же старался быть
веселым и беспечным, чтобы только не выдать своего
замысла. Учтиво поздоровался и на вопрос главврача, как он
себя чувствует, бодро ответил:
- Великолепно! Думаю, что через день-другой смогу
вернуть вам эту клюшку из-за ненадобности. Я к вам, Борис
Всеволодович, с большой просьбой. Родителям моим не
терпится видеть меня со Звездой. Ну, сами понимаете, старики
гордятся. Не могли бы вы отпустить меня ну хотя бы часа на
два-три домой.
- Когда? - спросил Остапов, ничего плохого не подозревая
в такой естественной просьбе.
- Сейчас. Отец сегодня в вечернюю смену, и мама дома, -
солгал Игорь.
Остапов согласился. А спустя полчаса Игорь,
нарядившись в военную форму, с Золотой Звездой, орденом
Ленина и медалью "За отвагу" на гимнастерке в
сопровождении несколько недоуменной, но обрадованной
Вари на санитарной машине выехал из госпиталя. Но поехал
он не домой, а на завод "Борец", где работал Трофим
Иванович.
- Ты ж сказал, что папа дома, - насторожилась Варя.
- На всякий случай. Откуда я знаю. Я предполагал, -
ответил Игорь, и Варя успокоилась.
Она, как и Борис Всеволодович, не подозревала, что
Игорь решил таким образом бежать на фронт. Это решение
зародилось в нем с тех пор, как он стал на костыли,
окончательно созрело, когда Щербаков вручил ему орден
Ленина и Звезду Героя, и он с той минуты искал удобного
случая, вернее, благовидного предлога, чтобы выйти за ворота
госпиталя.
В городе Игоря и Варю поразило необычное оживление.
У подъездов многих домов суетились люди, торопливо
вытаскивали на улицу тяжелые чемоданы, пузатые узлы и
впопыхах грузили в машины. Во всем чувствовалась
атмосфера нервозности.
- Непонятно, что все это значит? - сказал Игорь,
удивленно глядя на суматоху у подъездов. По улицам мчались
грузовики, "эмки" и даже санитарные машины, груженные
всяким барахлом. У Игоря было хорошее настроение человека,
который вдруг вырвался на свободу, в жизнь.
- Да, что-то странное, - недоуменно отозвалась Варя.
Когда рано утром они ехали на работу, ничего подобного
не было.
Шофер, пожилой мрачный человек с небритым лицом,
сказал:
- Сводку Информбюро слышали?
- Ну и что? - не сразу понял Игорь.
А Варя не слышала сводку, спросила с настороженным
интересом:
- А что передали? Что в сводке?
- А то, что Гитлер фронт прорвал, - ответил водитель.
Тревожное положение на фронте толкнуло Игоря сделать
этот решающий шаг, к которому он готовился: бежать на фронт.
Сердцем бывалого воина он чувствовал, что сейчас там, в
этом невиданно грандиозном сражении, дорог каждый
человек, а тем более танкист, прошедший, как он считал, огни
и воды.
В Марьиной роще, где расположен завод "Борец", в узких
улочках и переулках, мощенных булыжником, среди
деревянных домов и бараков не было той атмосферы
панического бегства, которую они наблюдали, проезжая по
Садовому кольцу. В бюро пропусков возле проходной завода
ему не долго пришлось дожидаться отца. Он вышел в
замасленном ватнике и черной цигейковой ушанке,
оценивающим глазом осмотрел сына с ног до головы,
задержав взгляд на его инкрустированной трости, сказал,
обнимая:
- Ну, поздравляю, сынок. Жив, и слава богу.
И, конфузливо пряча мокрые глаза, он как-то неловко
засуетился, не зная, что еще сказать. Потом кивнул на трость,
спросил:
- А без посошка, выходит, еще не можешь?.. Ты, как я
понимаю, выписался, излечился, а теперь куда?
- На фронт, отец, - ответил Игорь, задорно кося
смеющимися глазами в сторону Вари.
- И когда ж думаешь? - скрывая внутреннее волнение,
спросил Трофим Иванович.
- Сегодня. Вот заехал проститься.
Игорь всегда удивлял своими неожиданными поступками,
но такого Варя от него не ожидала. Она смотрела на брата
широко раскрытыми глазами и вдруг, к своему ужасу, все
поняла, разгадала его уловку. Она стояла в немом оцепенении,
не в силах что-либо сказать, а Игорь продолжал:
- Может, отпустят тебя на часок? Как там у вас
обстановка?
- Обстановка, считай, серьезная. Народ возмущен,
потому как кто-то панику поднял. Говорят, на дорогах к востоку
от города кутерьма творится. Бегут паразиты всякие. А наши
рабочие хотят заградительные отряды выслать.
- Это еще зачем? Пусть бегут, - легкомысленно ответил
Игорь.- Как это - пусть? - Мохнатые брови отца сурово
сдвинулись, голос зазвучал твердо и властно: - В городе и так
не хватает рабочих рук, а шкурникам, выходит, скатертью
дорога? Забирайте транспорт, грузите свое добро и спасайте
шкуры? Так, по-твоему, получается?
- Ну, на это есть милиция, НКВД, - уступчиво ответил
Игорь. - А рабочие что могут сделать?
- Рабочие? Рабочие перво-наперво революцию сделали,
советскую власть отстояли и теперь Отечество спасают, не
шкуры свои, а Отечество. А у милиции и так забот полон рот.
Да и какая она теперь, милиция? В юбках. А мужчины, кто
помоложе да поздоровей, те в окопах.
- Ну ладно, отец, не будем время терять, считай, что ты
прав, а я беру свои слова обратно. Пойди к начальству
отпросись. Или, может, мне с тобой сходить?
- А у тебя это тут, при себе?
Трофим Иванович дотронулся корявой в ссадинах
ладонью до груди сына. Под меховой курткой звякнул металл.
Игорь лихо дернул "молнию", распахнув полы, и на груди его