Страница 40 из 216
сказал просто:
- Завтра будет ветреный день.
Но до завтра еще надо было дожить.
Ворвавшийся в Артемки разведбатальон капитана
Корепанова вышвырнул немцев из деревни, но удержаться не
мог и под напором танков вынужден был оставить этот
населенный пункт, расположенный на автостраде. Полосухин
же на радостях поспешил доложить командарму, что Артемки в
наших руках, и теперь не знал, как ему быть: доложить в штаб
армии, что противник снова занял Артемки, или повременить?
Он бы, пожалуй, повременил, но в это время позвонил сам
командующий. Пришлось сообщить неприятное. Командарм
рассердился.
- Ты что, комдив! Под трибунал захотел? Какое ты имел
право отходить?! - кричал Лелюшенко в телефон. -
Приказываю: любой ценой выбить фашистов из Артемок! Ты
меня понял? - И когда Полосухин негромко повторил приказ,
командарм добавил: - Да смотри - береги людей. Избегай
напрасных жертв.
Виктор Иванович еще не знал о смерти Гоголева, как не
знал в этот вечер и Глеб Макаров. Командиру полка в разгар
боя у Шевардинского редута доложили, что комиссар ранен во
время атаки и отправлен в медсанбат. И хотя от Шевардино до
часовни Тучкова каких-нибудь три километра, обстановка не
позволяла Глебу оставить КП и навестить раненого, по крайней
мере в этот день. Связаться с медсанбатом по телефону он не
мог. В результате усилившегося огня немецкой артиллерии
было много повреждений в проволочной линии связи,
связисты не успевали ее исправлять, и Глеб приказал своему
адъютанту скакать в район Спасо-Бородинского монастыря и
там, в медсанбате, разузнать все о состоянии раненого.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Варя получила от Олега всего два письма: первое - из
учебного отряда, второе - с фронта. В первом он писал о ней, о
Варе, о своих чувствах, о большой любви своей. Во втором
письме главным мотивом была Родина, ее судьба, Россия,
красоту и величие которой он по-настоящему понял лишь
сейчас, когда так обнаженно встали рядом вопросы жизни и
смерти: быть или не быть?.. Заканчивалось это письмо
словами: "Перед нами озверелые банды фашистов, за нашими
плечами Бородинское поле и Москва. Через это поле, мимо
гранитных обелисков, наш отряд шел на боевые рубежи, на те
самые, которые сооружала ты со своими подругами. Мы
сделали десятиминутный привал у памятника лейб-гвардии
Финляндскому полку. Может, помнишь такой на холме? Могила
и надпись надгробная: "Капитан лейб-гвардии Финляндского
полка Александр Гаврилович Огарев. Родился в 1785 году,
скончался от раны, полученной в Бородинской битве в 1812
году". Наш политрук сказал: "Священна слава российская. Она
поможет нам одолеть- Гитлера". И я, дорогая Варенька,
поверил в его простые, обыкновенные слова, - поможет.
Политрук сказал то, что думал и чувствовал я сам".
Варя читала это письмо по нескольку раз и плакала,
испытывая наслаждение, полное радостных мук. Сразу после
ухода Олега на фронт она пошла работать в госпиталь свекра
и перебралась к ним на квартиру: тоскливо было одной у себя,
пустынной и печальной казалась их комната, где все
напоминало ее милого, славного Олега. Перебраться в дом
Остаповых предложила Варе свекровь.
- Что тебе там одной маяться, - говорила Наталья
Павловна. - Перебирайся к нам, вместе легче будет пережить
это трудное время. Да и нам, старикам, веселей. - Она хотела
добавить "и спокойней", но не сказала, не обидела невестку.
Варя глубоко уважала родителей мужа и охотно согласилась
перейти на время к ним.
Как-то поздно вечером, когда в доме Остаповых, придя с
работы, собрались все за ужином, Борис Всеволодович, по
своему обыкновению, открыл номер "Правды" - газеты он
читал дома, на работе, в госпитале, не было для этого
времени - и в списках Героев Советского Союза увидел
фамилию старшего лейтенанта Макарова Игоря Трофимовича.
Варя в это время помогала Наталье Павловне накрывать на
стол. Свекор, не выпуская из рук развернутой газеты,
посмотрел на сноху поверх очков как-то по-особому. Варя
обратила внимание на необыкновенный искрящийся блеск его
светлых, всегда внимательных глаз, и этот слишком
пристальный и чем-то встревоженно-обрадованный взгляд
даже смутил ее.
- Варя, как вашего младшего брата имя? - спросил Борис
Всеволодович.
- Игорь. А что такое? - встревожилась Варя, уставив на
свекра широко раскрытые родниковые глаза.
- Вот тут указ о присвоении звания Героя. Среди других и
старший лейтенант Макаров Игорь Трофимович. - И подал
Варе газету.
Она смотрела и не верила своим глазам. Все как будто
совпадало.
- Игорь, - повторила она рассеянно. - Но он же был
лейтенант. - И вопрошающе смотрела на свекра.
- А стал старшим лейтенантом. Сейчас это быстро, -
ответил Борис Всеволодович.
- А может, он убит? - вдруг спохватилась Варя, и лицо ее
враз побледнело.
- Тогда б так и написали: "посмертно", - успокоил свекор.
Наутро, до того, как поехать в госпиталь, сунув в карман
газету, Варя помчалась на Верхнюю Масловку к родным, чтобы
порадовать их чрезвычайной вестью. Отца уже не застала
дома: ушел на работу, а Вера Ильинична, как только Варя
переступила порог, ошарашила ее слезливо:
- Игорек-то наш раненый лежит, в Туле. Письмо вчера
получили, собиралась сегодня к тебе поехать. Навестить бы
его надо. Ты одна у нас только и можешь съездить. Отпросись
у Бориса Всеволодовича. Дело-то какое.
И она суетливо пошла за Игоревым письмом, чтобы
показать его дочери, а Варя сразу порадовала мать приятной
новостью, подавая взамен письма газету:
- Вот, читай: твой сын, дорогая мамочка, Герой
Советского Союза. Поздравляю тебя, - и поцеловала ее в
смоченные слезой морщины.
И хотя Игорь писал, что ранение его пустяковое, что
больше недели он не пролежит, что ему вообще нечего делать
в госпитале, так как рана быстро заживает, все же на другой
день с письмом профессора Остапова Варя помчалась в Тулу.
И действительно, ранение было неопасным, дело хоть и
медленно, но шло на поправку. Приезду сестры Игорь
несказанно обрадовался. Главным врачом госпиталя, в
котором лежал Игорь, оказался бывший ученик Бориса
Всеволодовича, и поэтому он без всякой канители разрешил
Варе перевезти брата из Тулы в Москву для дальнейшего
лечения у профессора Остапова. В столичном госпитале Игоря
навещали мать и отец, подолгу беседовали с ним и
радовались тому, что сын выглядит и чувствует себя
молодцом. Игорь не унывал, был со всеми общительным,
веселым, правда, немножко возбужденным.
В госпитале старшей сестрой отделения работала Саша
Фролова. Впрочем, Сашей она была только для Вари, с
которой как-то сразу подружилась и близко сошлась, а для всех
остальных - Александра Васильевна. Варя была моложе Саши
на восемь лет, но для дружбы такая разница в возрасте не
имеет значения. Да Саше никто и не давал тридцати двух; эта
яркая, солнечная, зеленоглазая блондинка с тонкими чертами
лица, на котором часто светилась милая, очаровательная
улыбка, выглядела совсем юной. Она одевалась строго и со
вкусом, следила за собой; в ее привычках, жестах, манере
держаться, разговаривать, во всем внешнем облике не было
ничего нарочитого, искусственного. При всей своей хрупкости,
нежности и доброте она обладала сильным характером,
твердым и настойчивым, умела постоять за свои убеждения и
от принципов своих, от своего решения не отступала ни на шаг.