Страница 212 из 216
он чего-то подсознательно ждал. Подполковник доложил:
- Звонил генерал Думчев. Приказал передать вам, что
вам нужно срочно прибыть в штаб и потом вылететь в Москву.
"Проклятые сувениры", - сверкнула неприятная мысль, и
Святослав спросил:
- Больше ничего не сказал генерал Думчев? Что
случилось?
- Отец ваш в тяжелом состоянии. Как будто инфаркт.
- Понятно, - медленно, растягивая слова, произнес
Святослав упавшим голосом.
Пришлось немедленно возвращаться.
У штаба их встретил Думчев. Но по выражению лица
Святослава понял, что тот догадывается о случившемся,
обнял его, говоря:
- Крепись. Нет слов... Он прожил большую и прекрасную
жизнь. Нам с тобой разрешили вылететь на похороны.
Отдадим последний долг. Самолет через три часа. Билеты у
меня.- А знаете, Николай Александрович, хотите верьте, хотите
нет, а у меня было сегодня такое состояние весь день - места
себе не находил. Предчувствие, что ли? Когда это произошло и
как? - спросил Святослав вполголоса, когда они вошли в
кабинет Думчева.
- Вчера днем. Обширный инфаркт. Сегодня утром мне
звонил Олег. Похороны завтра. На Ваганьковском кладбище, -
так же вполголоса кратко ответил Думчев.
- Как это ни странно кажется, но непосредственной
причиной смерти я считаю приезд гостей из Америки, - сказал
Святослав. - Да-да. Стресс, излишние эмоции. Отец никогда не
жаловался на сердце. Этой зимой ходил на лыжах, плавал в
бассейне, любил баню с веничком. И вообще выглядел
молодцом. А тут смесь разных эмоций - положительных и
отрицательных. Произошло столкновение, разряд. Несмотря
на свою внешнюю суровость, отец имел чувствительное
сердце.
- Да, он не был равнодушным в жизни, - согласился
Думчев. - Все воспринимал горячо, болезненно, за все
переживал, не щадил себя, забывая про возраст. А годы есть
годы, их не сбросишь со счетов. Особенно годы войны. Их
недаром год за три считали.
2
Поминки. Эта древняя традиция не нравилась покойнику,
Глеб Трофимович осуждал ее. Александра Васильевна и
Святослав знали об этом, хотели как-то избежать скорбного
сборища, но ничего не вышло. "Вас не поймут", - сказал
Думчев Святославу, и тогда наскоро решили собраться на
поминки в небольшом кафе недалеко от Ваганьковского
кладбища. В поминках есть неприятная для родных покойного
сторона: всегда найдется один или несколько человек, не
умеющих контролировать себя, выпьют лишнего - и пошло.
"Шумел камыш", разумеется, крайность, хотя и такое бывает.
Но оживленных, веселых разговоров - где вино, там и веселье -
не всегда удается избежать. Притом найдутся и такие, которые
ничего в этом бестактного не видят и в свое оправдание
говорят: а что, мол, здесь такого - покойник любил и пошутить,
и повеселиться, и выпить любил, и песни ох как пел. Им
невдомек, что родным и близким не до веселья.
Александра Васильевна в кафе не пошла. Сразу же с
кладбища ее, Варвару Трофимовну и Галю Лена отвезла
домой. Величава и спокойна, в глубокой печали, внешне она
еще держалась благодаря природному мужеству и силе воли.
Но это только казалось посторонним. Никто не знал, что
происходило в ее душе. Смерть мужа потрясла и надломила
Александру Васильевну, женщину сильную, мудрую,
наделенную смелым умом и твердым характером. Она казнила
себя и считала, что она виновата в смерти мужа. Не пойди она
в магазин и в аптеку, не оставь больного одного в квартире - и
можно было бы предотвратить трагический исход: вовремя
сделать укол, массаж сердца, да мало ли что. Александра
Васильевна изводила себя самобичеванием. Она уходила в
кабинет мужа, бросалась на диван, на котором скончался Глеб
Трофимович, и рыдала так, как когда-то на фронте, когда
узнала, что ее сын Коля схвачен немцами. Ее пытались
успокоить, увещевать - ничего не помогало. Тогда Лена,
посоветовавшись с Варварой Трофимовной, дала ей таблетку
снотворного. Александра Васильевна успокоилась и вскоре
уснула. Женщины, собравшись в комнате Лены, тихо и
бессвязно разговаривали. Вид у всех был усталый,
удрученный, скорбный. Ждали Святослава, Колю, Олега и
Думчева, которые оставались в кафе. Никто не зная; зайдут ли
они сюда, как предполагали. Ждали час, полтора - мужчин не
было.- Может, они пошли по домам? - предположила Варвара
Трофимовна.
- Папа, наверно, домой зашел, - решила Галя.
- А правда. Вы все устали. Галинка с дороги, Валя и тетя
Варя тоже не спали всю ночь. Идите-ка вы отдыхать, -
предложила Лена. - А я с мамой останусь. Правда. Ну что вы
будете мучить себя.
Валя и Галя послушались ее совета - уехали домой, -
Варвара Трофимовна осталась. А примерно через полчаса
пришли Святослав и Коля. Они последними уходили из кафе.
- А где Олег? - сразу спросила Варвара Трофимовна.
- Он неважно себя почувствовал, глотал валидол и уехал
домой, - ответил Коля. - А что с мамой?
- Она уснула. Вы постарайтесь не тревожить ее, пусть
отоспится, - сказала Варвара Трофимовна обеспокоенно. То,
что Олег прибегнул к валидолу, ее встревожило. Она знала его
впечатлительный характер, его глубокую нежную
привязанность к усопшему и опасалась за его состояние. И
потому поспешила домой.
- А где Галя? - спросил Святослав Лену, как бы давая
понять, что не жена его интересует, а дочь.
- Они были здесь и перед вашим приходом уехали домой,
- ответила Лена и после паузы сочла нужным добавить: - Валя
решила, что ты сюда сегодня не зайдешь.
- Так решила она, - ледяным тоном сказал Святослав. - А
я решил наоборот: туда сегодня не заходить. Я останусь
ночевать здесь.
В его словах звучало неукротимое безрассудство. Лена
сочувствовала брату в его семейной неурядице и даже
потворствовала ему. Спросила:
- Где тебе постелить?
- В кабинете отца.
Коля тоже изъявил желание остаться ночевать в
квартире отчима, но Лена учтиво и решительно отговорила его
от такого намерения, и он, выпив рюмку водки, уехал к себе
домой, усталый и хмельной.
Святослав вошел в кабинет отца. Здесь все было без
изменений, как и год тому назад. На стене висела знаменитая
фотография - Сталин и Жуков на трибуне Мавзолея во время
исторического Парада Победы 1945 года. На отдельной
подставке в углу у письменного стола уникальная фарфоровая
скульптура работы Бориса Едунова - Сталин и Василевский за
оперативной картой. А на столе - толстая книга Г. К. Жукова
"Воспоминания и размышления". Святослав машинально
открыл титульный лист и в который раз прочитал знакомую
дарственную надпись автора. Задумался, мысленно повторяя
слова легендарного полководца: "В сущности, вся наша жизнь
есть Бородинское поле, на котором решается судьба
Отечества".
- Судьба Отечества, - вслух вполголоса повторил
Святослав. И в усталом мозгу плыли неторопливые думы об
отце, для которого не было превыше долга, чем служение
Отечеству, и жизнь его, как верно сказал маршал,
представляла собой нескончаемое Бородинское сражение.
А мысли все плыли и плыли, густые и болезненно-
скорбные, хаотично громоздились в памяти отдельными, не
связанными друг с другом эпизодами, обступали со всех
сторон, нестерпимо давили горло, сжимали сердце, и он не
гнал их, не противился - давал волю расслабленным чувствам.
Отец... Только сейчас Святослав по-настоящему понял,
разумом осознал, что больше никогда не увидит его
озабоченного лица, всегда освещенного мягким светом