Страница 194 из 216
продолжая читать.
- Я хочу прочитать эту книгу.
- После меня. Только она не для тебя. Тебе не
понравится.
- Почему ты думаешь?
- Скучная, потому что серьезная.
- По-твоему, я несерьезная, легкомысленная девчонка.
- Я этого не сказал.
- А я люблю серьезное. Я хочу, чтоб все было серьезное,
- с вызовом сказала она, точно хотела утвердить себя.
Роман Джозефа Келлера она тогда же прочитала скорее
назло Виктору и не была от него в восторге. Ей нравились
отдельные, живо схваченные бытовые сценки. Психоанализ ее
не интересовал, и она пропускала целые страницы и даже
главы. О Келлере она вспомнила потом, скитаясь по странам
Европы со своими приятелями, вспомнила случайно, в минуты
горестных раздумий, предаваясь самоанализу, и находила
нечто знакомое в характере дочери главного героя романа.
Теперь, войдя с книгой в руках в свою комнату, она легла
на постель и, включив у изголовья свет, начала листать. На
полях некоторых страниц кричаще выступали прочерки,
сделанные толстым синим фломастером. Отдельные абзацы
были жирно обведены. Она сразу узнала манеру Бена: это он
отмечал заинтересовавшие его места. Решила перечитать
роман, но пометки на полях и подчеркнутые строки
интриговали, и она начала листать страницы, читая лишь
помеченное. Было любопытно, что же привлекло внимание
Бена.Интерес Бена не оставлял сомнений. Ее же чувств
прочитанное нисколько не задевало, лишь вызывало в памяти
минувшее, которое хотелось забыть. Сексуальное
раскрепощение прошло через нее как низкопробный спиртной
суррогат со всеми тошнотворными последствиями горького
похмелья.
В прихожей послышались разговоры - кто-то приехал.
Похоже, что Виктор, его голос. Ей хотелось выйти, встретить
его, но она поборола в себе это желание, знала - сам зайдет. И
Виктор действительно зашел к ней через четверть часа.
Флора по-прежнему лежала с книгой в руках и, когда
вошел Виктор, спустила на пол босые ноги и поправила
халатик, соблазнительно обнаживший ее острые коленки. Она
обрадованно улыбнулась и спросила, что нового в городе,
спросила просто так, без определенного интереса. Виктор это
понимал и ответил тоже неопределенно:
- Холодно. Ты превосходно выглядишь, дитя мое, -
прибавил он заранее приготовленные слова. Она не ответила,
и он продолжал, садясь в низкое кресло напротив Флоры: - А
я, поверишь, скучал тут без тебя. Как-то не хватало мне тебя.
- Мне тоже, - тихо отозвалась Флора, и голос ее звучал
искренне и нежно.
- У тебя были твои приятели.
- У тебя тоже были приятельницы.
- Они мне не могли заменить тебя.
- Что так?
- С ними скучно.
- Не припомню, чтоб ты веселился со мной.
- С тобой интересно. А с ними говорить не о чем, с ними
можно только забавляться.
- Значит, они забавные? В наш век это уж не так плохо.
- Я имел в виду не те забавы, о которых ты говоришь, -
уточнил Виктор - и сразу, без перехода: - Читаешь Келлера?
- Так, смотрю и вспоминаю. Тут пометки Бена. Он, видно,
активно забавляется и не скучает, в отличие от тебя.
- Его на все хватает, на всевозможные забавы. Вчера он
затащил меня на заседание в ООН.
- И ты там скучал?
- Представь себе, было чертовски весело.
- Даже? Что тебя там развеселило?
- Сионизм приравняли к расизму и расовой
дискриминации. Большинством голосов.
- Это хорошо или плохо? - наивно спросила Флора.
- Бен взбешен. Он объявил войну всем, кто проголосовал
за резолюцию, осуждающую сионизм.
- Это неинтересно. Расскажи лучше, чем ты занимался
все эти долгие-предолгие месяцы?
- Все тем же. - Виктор смотрел на племянницу
пристально, и в его взгляде было что-то интригующее.
- У тебя появились новые увлечения? - словно отвечая на
его взгляд, спросила Флора.
- Пожалуй, нет. Ничего интересного. Они все
поразительно похожи, точно сошедшие с одного конвейера.
- И ты до сих пор не нашел ничего достойного твоего
внимания?
- Мне кажется, что это вообще невозможно. По крайней
мере, у нас, в Штатах.
- В Европе то же самое, - с грустью ответила Флора, и
печальный вздох помимо воли вырвался из ее груди.
Прибавила: - Ложь, лицемерие, эгоизм. Свобода! - невесело
усмехнулась она. - Для кого? Мы были свободны, так мы
считали. Свободны и независимы, пока у нас водились деньги.
Свободны в любви. Любовь мы сделали своим знаменем и
хотели пронести ее по всему миру, размахивали им перед
лицом всего человечества и кричали: "Любите друг друга!"
Человечество нас не поняло и отвечало презрением или в
лучшем случае выражало сострадание, нас жалели. И в
общем-то были правы: то, что мы называли любовью, в
действительности был обыкновенный секс, как у Келлера. -
Она кивнула на книгу.
- У тебя был мальчик?
- Был. Бесхребетный, бесхарактерный мечтатель.
Сначала он мне нравился своей нежностью и добротой. Потом
вызывал жалость. В нем не было ни капельки мужчины.
Вскоре мы разошлись.
- Короче говоря, ты изменила ему.
- Это не считается изменой.
- И у тебя появился другой мальчик.
- Полная противоположность Бобу. Эгоист с садистскими
наклонностями. Считался только со своими желаниями.
Фанатик и мистик, истерик и наркоман. Не стоит об этом,
Виктор.
- Ну а где вы жили? Это интересно.
- Я расскажу тебе потом. В другой раз... Сегодня ночью.
Хочешь? - И в голосе и во взгляде сквозило греховное
таинство, давно желанное, но совершенно неожиданное для
Виктора. - Ты придешь ко мне? - спросила она, не сводя с него
тающих, влажных глаз.
Виктор понимающе кивнул, поднялся и, уходя, ласково
потрепал ее волосы, сказав вполголоса:
- Кажется, Бен заявился. Неожиданно и странно.
- Я буду ждать, - полушепотом напомнила Флора.
4
Встретив в прихожей Бена, Нина Сергеевна ужаснулась.
- Что с тобой, сынок, где ты так вымазался? Будто за
тобой гнались, - сказала она по-русски.
- На дворе дождь и грязь, - грубо и недружелюбно
ответил Бен по-английски. С матерью у него в последнее
время назревал конфликт. Ей не нравилось поведение сына.
Она пробовала как-то повлиять на него, предостеречь, но все
ее разговоры вызывали у Бена новый бешеный взрыв протеста
и возмущения, в котором уже открыто сквозила ненависть к
матери. В такие минуты он не только не считал ее
американкой, но готов был видеть в ней врага Америки.
Нине Сергеевне почудилось, что ее фраза "Будто за
тобой гнались" попала в точку и потому взбесила сына. Живя в
постоянной тревоге за детей, и главным образом за Бена, с
которым, по ее мнению, должно что-то недоброе случиться,
она в эту минуту с ужасом решила: случилось.
- Что случилось, Бен? - спросила она натянутым от
подступающего волнения голосом.
- Ни-че-го! Понимаешь?! Ровным счетом нуль! -
раздраженно вскричал Бен прямо в лицо матери. В этот
момент Виктор вышел от Флоры и появился в прихожей,
услыхав такой напряженный разговор, который его всегда
возмущал.
- Не смей так с мамой разговаривать, - стараясь
сохранить спокойствие и в то же время строго оборвал брата
Виктор. Суровый взгляд его выражал непреклонную
решимость. Бен обратил на это внимание и ответил,
оправдываясь:
- Пусть она не пристает. Что ей от меня надо?
- Мама не пристает, мама спрашивает, потому что она
права, - так же строго, но уже повысив голос, сказал Виктор. -
И ты обязан ей ответить, спокойно, по-человечески объяснить,
а не орать. Я ведь знаю, где ты был и что делал и почему у