Страница 186 из 216
переживают: Флора их единственная внучка. Миссис Патриция,
услыхав сообщение Нины Сергеевны, ахнула, потом
расплакалась и под конец тоже изъявила желание вместе с
мистером Флемингом-старшим приехать к Раймонам, чтоб
собственными глазами увидеть письмо внучки и обсудить
дальнейшие действия.
Слова миссис Патриции о дальнейших действиях
вернули Нину Сергеевну к реальности и заставили теперь уже
трезво посмотреть на положение, в котором находится ее
внучка. "Она у хиппи", - это сказал Раймон, когда Нина
Сергеевна передала ему по телефону содержание письма.
- Хиппи... хиппи... - с грустью и тревогой повторила Нина
Сергеевна и представила себе этих волосатых, неумытых,
оборванных юношей и девиц.
После возвращения Виктора из Вьетнама, после письма
от Святослава в ней с необыкновенной силой пробудилась
ностальгия, острая, неумолимая и безысходная, щемящая
душу до физической боли. Ей снилась далекая родина, давно
позабытые картины детства. Она не знала, чем заглушить
внезапно открывшуюся ностальгию.
Рядом с ностальгией кровоточила в ней душевная рана -
ее Виктор с его трудной судьбой. Нина Сергеевна понимала,
что вьетнамская война выбросила ее сына из жизненной
колеи, сломала его физически и духовно, возмутила разум и
сознание. Виктор был ее болью.
В последнее время и Бен начал ее беспокоить.
Однажды, убирая его комнату, она нашла брошюру, в которой
прочитала: "Основной принцип постоянной работы сиониста
очень прост: сионист должен быть сионистом на каждом шагу
своей жизни. При всяком крупном или мельчайшем событии в
своей жизни он должен вглядываться и задумываться над тем,
нельзя ли как-нибудь использовать это событие на благо
нашего дела. Ни одна встреча, ни одна прогулка не должны
пропадать даром". Ее настораживали встречи и прогулки Бена
со своими дружками из банды Меира Кохане: она слышала о
поджогах, взрывах и выстрелах. Как вдруг исчезла Флора.
Новая душевная боль и тревога приглушили и затмили тоску
по родине и неустроенность Виктора.
В то самое время, как Нина Сергеевна читала письмо
Флоры, ее сыновья Виктор и Бен сидели на галерке для
публики в зале заседаний ООН. Виктор попал туда совсем
случайно. Все это время он жил как в тумане, не жил, а
существовал. Он лечился от наркомании. По заключению
врача лечение шло успешно, но самому пациенту успех этот,
напряженная изнурительная борьба с укоренившейся
привычкой, по сути дела, борьба с самим собой, причиняла
нестерпимые душевные муки. Виктор сейчас был похож на
дерево, корни которого лишились питательной среды. Он
слонялся по жизни, равнодушный ко всему окружающему.
Иногда на него находило просветление, и он обнаженно и
остро начинал подвергать анализу события, уклады, нравы и
обычаи, социальные явления и институты. Тогда его суждения
были резки и беспощадны, они смущали Оскара и раздражали,
приводили в бешенство Бена. Перепалки с Беном стали
постоянными. Горячему до агрессивности Бену нужен был
оппонент-противник, с которым он тренировался бы в
словесных баталиях. Виктора же эти споры и пикировки
забавляли, будоражили его апатию, вносили что-то новое в его
скепсис. Пожалуй, единственный в их семье, кто по-
настоящему понимал Виктора и не просто сочувствовал ему, а
был его активным единомышленником, - так это Флора.
Исчезновение племянницы Виктор переживал по-своему. Он
догадывался, был почти уверен, что она добровольно ушла из
дома. Не она первая и не она последняя совершила такой
поступок: в тогдашней Америке это было модным явлением.
Виктор сочувствовал хиппи, он разделял настроения
молодежи, но действия и поступки их не разделял и считал,
что Флора ушла из океана лжи и несправедливости в грязное
болотце такой же лжи и самообмана.
Неуравновешенный, психопатический, с резкими
переходами настроения, Виктор метался в поисках идеала в
жизни. Добрый от природы, но надломленный войной во
Вьетнаме, нравственно опустошенный, похожий на выжатый
лимон, он разочаровался во всем, потерял интерес к жизни,
которая казалась ему бессмысленной. Оскар попытался
пристроить его к делу, дать цель и предложил работу в своей
газете. Однако Виктор наотрез отказался и отказ свой
мотивировал с грубой откровенностью: он не разделяет линию
газеты, ему противно ее фальшивое, лицемерное лицо. В
газете нет правды, в ней сплошное вранье, ложь. Обман и
лицемерие в нем вызывали физическое отвращение.
Оскар не стал ни спорить, ни возражать. Не хочешь, мол,
как хочешь - дело твое. Он относился к сыну как к больному
ребенку. Собственно, Оскар, да и Нина Сергеевна были
убеждены, что Виктор болен. "У него психика не в порядке", -
говорила Нина Сергеевна, и муж соглашался. Но когда Нина
Сергеевна заговорила о том, что, быть может, женитьба
помогла бы Виктору обрести душевное равновесие, Оскар
решительно не поддержал жену. Он считал, что женитьба
создаст и для Виктора, и для всей семьи новые осложнения и
неудобства, что брак этот не будет прочным. Так думал он, но
Нине Сергеевне говорил:
- А что, у него есть невеста? По-моему, он и не думает о
женитьбе. Да сейчас это ему совсем не нужно. Пусть сначала
придет в себя.
Слоняясь по Нью-Йорку, Виктор лицом к лицу столкнулся
с мчащимся суетливым братом.
- Ты на пожар или на биржу? - иронически спросил
Виктор.
- В ООН, - быстро, с необычным воодушевлением
выпалил Бен. - Там сегодня решается судьба... Судьба
великого народа и судьба самой ООН. Там будет грандиозная
битва. Пойдем?
- Объясни толком, что за битва.
- Понимаешь, сегодня Генеральная Ассамблея
обсуждает проект резолюции, объявляющей сионизм формой
расизма и расовой дискриминации. Это чудовищно! До чего
мы дожили! Невероятно! ООН санкционирует погромы. Такого
допустить нельзя, и мы не допустим. С нами весь
цивилизованный мир.
- С кем с нами? - с легкой подначкой спросил Виктор.
- С Америкой, - резко и раздраженно ответил Бен. - Ну
так идешь со мной?
Виктор согласился из любопытства. Все равно куда идти.
И вот они теперь сидят в зале ООН и слушают нервозно-
взволнованную, с нотками актерского истеризма речь
израильского представителя Герцога. Он мечет громы; и
молнии на Организацию Объединенных Наций, большинство
членов которой не желают поддерживать разбойничьи
авантюры Израиля.
- Испытываешь отрезвляющее чувство, думая о том, до
чего довели этот орган, если сегодня нас заставляют
планировать наступление на сионизм, потому что это
наступление является не только антисемитским наступлением
самого грязного свойства, но и наступлением в этом
всемирном органе на сионизм, одну из древнейших религий
мира, религию, которая дала миру библию, религию, из
которой проистекают две другие великие религии -
христианство и ислам.
- С каких это пор сионизм стал религией? - прошептал
Виктор на ухо Вену, но тот недовольно поморщился:
- Не мешай слушать.
- ...религию, давшую библию с ее десятью заповедями, -
продолжал истерично звучать голос Герцога, - великих древних
пророков Моисея, Исайю и Амоса, великих мыслителей
истории Маймонида, Спинозу, Маркса, Эйнштейна, многих
деятелей искусства и такую долю лауреатов Нобелевской
премии в области наук, искусств и гуманитарных знаний, какая
не достигнута ни одним народом на земле.
- Еще бы: сами себе даем Нобелевские премии, - опять
бросил реплику Виктор, и Бен грубо оборвал его: