Страница 119 из 216
сохранения за собой права беззастенчивого грабежа соседних
стран правящие круги США готовы пойти на все.
Гальвиц говорит, что примерно в одно время с
Джонсоном, т. е. в 1965 году, военный министр США Роберт
Макнамара заявлял: "Жизненно важной задачей наших
стратегических ядерных сил является их способность
обеспечить гарантированное уничтожение... уничтожение,
скажем, одной трети или одной четверти населения и
примерно двух третей промышленных мощностей противника".
Гальвиц привел откровенно циничное высказывание
американского публициста Ф. Кука: "Любая тактика, даже
первым прибегнуть к атомной войне, дозволена, если она
может привести к истреблению миллионов во имя благородной
цели сохранения и распространения нашей системы".
Глеб Трофимович был приятно поражен, прочитав далее
полные убийственного сарказма строки Вилли Гальвица: "Итак,
что это за система, во имя которой дозволено истребить
миллионы ни в чем не повинных людей? Хозяева этой
системы именуют ее "свободным миром". На самом же деле за
ширмой свободы скрывается несколько необычное
полицейское государство, необычное тем, что в нем слиты
воедино капитализм янки и империализм сионистов
(последний маскируется первым). А некоторые свободы,
которыми так кичится официальная Америка, - просто блеф,
видимость, обман общественного мнения через средства
дезинформации. Любая система, - продолжал далее Гальвиц, -
начинается с нравственного разложения общества, духовного
опустошения, убожества и примитива. Возьмите Рим времен
Цезаря. Саллюстий в своих "Письмах" к Цезарю считает
главной причиной разложения римского общества
нравственное несовершенство граждан. В наши дни США, да и
вообще капиталистический мир, переживают период духовного
упадка и разложения, подобно тому состоянию, в каком
находилась Германия в начале сороковых годов. Милитаризм -
это бодряческая маска, прикрывающая социальную и
духовную гниль. Русские победили Гитлера потому, что были
нравственно выше и чище. Они и сейчас превосходят
кичливых американцев и вообще так называемый Запад в
нравственном отношении. Это понимают некоторые
политические боссы Америки, но, вместо того чтоб попытаться
лечить свою систему, подняв ее в нравственном отношении,
они бросились изо всех сил подтачивать силу русских. Идет
великая идеологическая война, которая поглощает едва ли
меньше сил и средств, чем поглощает их гонка вооружений и
содержание армии".
Прочитав эти строки, Глеб Трофимович отложил книгу в
сторону и задумался. Мысленно продолжил слова Гальвица:
"Идет великая идеологическая война, стратегическая цель
которой - подтачивать нравственную силу советских людей, не
самим подняться до нас в моральном отношении, а опустить
нас до уровня их, американской, вернее, буржуазной морали.
Удивительно: немец понял стратегическую цель
империалистических идеологов, а мы? Все ли мы ее
понимаем? Например, Брусничкин? Непохоже, к сожалению".
Что это - беспечность или что-то другое, чему он, генерал
Макаров, еще не нашел названия? И тогда, словно подводя
чему-то итог, он вслух произнес:
- В наше время идеологическая беспечность
равносильна беспечности военной.
Пришедшая с работы Александра Васильевна, услыхав
голос мужа, решила, что он не один дома. Глеб Трофимович
вышел в прихожую и поцеловал жену. Губы ее были
холодными, а розовые щеки хранили волнение.
- У нас кто-то есть? - спросила вполголоса Александра
Васильевна.
- Никого, - удивленно ответил Глеб Трофимович. –
Почему ты решила?
- Я слышала, ты с кем-то разговаривал.
- Ах да, просто мысли вслух, - смущенно заулыбался Глеб
Трофимович, помогая жене снять плащ. - Как прошло
собрание? Ты выступала?
- Потом расскажу все по порядку. Ты ужинал?
- Ждал тебя. Сейчас поставлю разогревать. - И Глеб
Трофимович ушел на кухню, а Александра Васильевна - в
ванную.
Затем, умывшись и переодевшись в домашнее, за
ужином, все еще взволнованная, она рассказывала:
- Собрание прошло бурно, и я выступала. Может быть,
слишком горячо и резко, но, ты понимаешь, Глеб, иначе я не
могла. Кто-то должен был об этом сказать, потому что нельзя
так дальше, преступно, ты понимаешь? - С каждой фразой она
все больше возбуждалась, голос ее, обычно мягкий, певучий,
грубел, в нем слышался звон металла, а глаза округлялись и
холодно темнели, придавали ее лицу выражение
непримиримой суровости.
- Пока не понимаю, - мягко ответил Глеб Трофимович,
качая головой.
- Я говорила о заведующем хирургическим отделением, о
нашем достопочтенном Михал Михалыче, или, как мы между
собой его называем, Нахал Нахалыче. Хорошо: светило
хирургии, золотые руки, членкор. Но все это в прошлом.
Сейчас ему восемьдесят лет. Бывшие золотые руки не могут
вставить ключ в замочную скважину, они дрожат. А он
продолжает делать операции, рискуя человеческой жизнью. Он
обязан их делать по должности - две операции в месяц. Такой
порядок, а вернее, беспорядок. Оперирует плохо, об этом все
знают - и врачи и больные. Идут разговоры, люди
возмущаются. А он не может этого понять, он пользуется своим
прошлым авторитетом, эксплуатирует его. Ему бы давно уйти
на пенсию, с почетом...
- Брусничкин сказал, что сейчас на пенсию добровольно
не уходят, на пенсию выгоняют, - вставил Глеб Трофимович.
- Его не выгонишь, потому что он Нахал Нахалыч. В конце
концов он мог работать консультантом. Так нет же, держится
обеими руками за кресло заведующего отделением,
трясущимися руками, и продолжает делать операции. Не
понимаю я таких людей. Какой-то жестокий эгоизм сидит в них.
- Должностной эгоизм, - сказал Глеб Трофимович. - Да, ну
и что, тебя поддержали?
- Открыто поддержал только один человек - наш
рентгенолог. Двое меня осудили за резкость и неуважительный
тон. Но было молчаливое большинство. Это "молчаливое
большинство" подходило ко мне в перерыве и тайком,
украдкой благодарило: мол, правильно, молодец. А вот
рентгенолог оказался действительно молодцом. Он не только
поддержал меня в отношении Михал Михалыча. Он поставил
вопрос о лихоимстве и вымогательстве. Ведь до чего дошло:
некоторые хирурги уже открыто требуют с больных плату за
операции!
Все это знают, и все делают вид, что так и должно быть,
что ничего в этом плохого и порочного нет, что все это чинно.
За хирургами пошли дантисты, фармацевты. Попробуй достать
в аптеке дефицитное лекарство! Не всегда получишь даже по
рецепту. А по знакомству да втридорога - пожалуйста. И об
этом говорил на собрании рентгенолог. В этой части его
поддержали другие коммунисты, приводили конкретные
факты, называли имена. Словом, собрание было бурным и,
думаю, полезным. По крайней мере, и администрация и
партбюро сделают для себя выводы.
- И выгонят тебя вместе с рентгенологом на пенсию, -
смеясь, сказал Глеб Трофимович.
- Ну нет, такой номер со мной не пройдет. Вопрос о
пенсии я решу сама. Уйду вместе с тобой, через два года. Да,
кстати, по поводу "выгонят на пенсию". Есть у нас психиатр
Воронецкий. Специалист не ахти какой, лодырь, но с
претензией. Ему уже под семьдесят, и руководство наше
решило проводить его на пенсию, все как полагается, с
почетом. А он не хочет. Ему давно, еще лет пять тому,
предлагали. Куда там, встал на дыбы. Писал жалобы во все
инстанции, что его травят, от него хотят избавиться. Оставили.