Тайна папок Йонсона

— Быть может, они искали что-то другое, — заметил Бернардсен и принялся читать материалы папки. Увидев в кратком введении имя Гарри Йонсона, он улыбнулся. С Гарри он когда-то был хорошо знаком и высоко ценил его прямоту и честность. Фамилия Нефедова ничего ему не говорила. В папке было страниц двадцать. По мере того как он читал, интерес его возрастал.

Пока Бернардсен был занят, Патриция быстро разделывалась с документами, лежавшими у нее на столе. Время от времени по ее звонку входил молодой Авель Борундсен и забирал очередную пачку бумаг. Она работала быстро.

— Ну, что ты об этом думаешь? — спросила она Бернардсена, покончив с делами.

— Все ясно, — ответил министр координации. — Это как раз то, о чем я тебя как-то предупреждал. Если мы отпустим государственные вожжи, ВВФ и другие наши арсеналы иностранцы захватят в мгновение ока.

— Это — общие слова, — возразила Патриция. — А конкретно что мы должны делать?

— Во-первых, проверить данные, по возможности более тщательно. Хотя в Йонсоне я не сомневаюсь.

— Я его тоже знаю, это — солидный человек, — подтвердила она.

— Далее, — продолжал Бернардсен. — Меня очень интересует участие в этой операции нашего друга Ленартсена. Ты в последнее время с ним часто встречаешься. Что подсказывает тебе чутье женщины?

— Логика политического профессионала говорит мне, что чутье женщины здесь не поможет. Ленартсен — хитрый и умный бизнесмен. Но он же и совершенно беспринципный делец. Меня не удивляет его участие в скупке нашего ВВФ. Не удивлюсь, если он связан и с делом «Любберс». Поэтому совсем недавно я сама предложила ему купить часть принадлежащих государству акций ВВФ.

Бернардсен от неожиданности побледнел. Он тупо глядел на Патрицию, будучи не в состоянии сказать слово.

— Выпей воды, дорогой, а еще лучше — виски со льдом. Олаф говорит, что мужчинам это помогает. Итак, успокойся, речь шла не о сегодняшнем и завтрашнем дне. Я просто хотела узнать, как он себя поведет, если будет проведена частичная денационализация. Все же лучше, когда в ключевом концерне господствует не какой-нибудь американец Фесс, а коренной иксляндец.

— Этот иксляндец давно уже живет в своей стране меньшую часть года. Больше половины его капиталов в Америке. Это подтверждает и Йонсон. — Тут министр ткнул пальцем в одну из своих закладок.

Гунардсон хитро подмигнула собеседнику.

— Я ему предлагала, но ничего не обещала. Пускай он пока лелеет надежды. А как решит парламент, это уж не полностью от меня зависит. Да и в кабинете министров продажа акций ВВФ может встретить возражения. Например, твои, министра обороны, министра труда.

— Ты спрашивала о мотивах, — Бернардсен был серьезен и, казалось, вовсе не намерен был сейчас шутить. — У меня нет сомнений, что вся операция была затеяна из-за К-оружия. Что за ним усиленно охотятся, совершенно ясно. Вопрос в том, кто именно. В папке упоминается «Кальмар», который как раз работает именно в этой области. И эта фирма связана со всеми, кто участвует в операции по захвату ВВФ.

— А эти террористы? — спросила Гунардсон.

— Их выдает вертолет, — ответил Оле. — По всем описаниям охраны и отзывам наших военных, это новейший тип, который еще нельзя купить на рынке. Он может быть либо русским, либо американским. Скорее всего, последним. С утра мне дали справку, где четко показано, какие именно вертолеты и у кого находятся на вооружении. Я, конечно, не исключаю советский вариант…

— А у меня тут серьезные сомнения, — перебила его Патриция. — Видишь ли, папку, которую ты только что читал, я получила не без помощи русских. Да, да, я и сама не склонна верить им на слово. Но дело в том, что мне ночью звонил наш представитель в Нью-Йорке Генстром. Гарри Йонсон был у него несколько дней назад и на словах рассказывал приблизительно то же самое. Он обещал все стройно изложить и документировать. Генстром ждал его три дня и только вчера узнал, что Йонсона сбила машина. Генстром предупредил меня, что русский коллега Гарри дал ему копию папки, которую он, не откладывая, через своих друзей отправил мне. У меня нет оснований сомневаться в достоверности этих сведений.

— Гарри погиб? — с тревогой спросил Бернардсен.

— Он жив, но в крайне тяжелом состоянии. Врачи не дают гарантий.

Бернардсен внезапно встал и решительно подошел к столу Патриции.

— Ты знаешь, я не хотел обострять отношений, но все же больше молчать не могу.

Гунардсон молча и очень серьезно смотрела на него. Каким он ей больше нравился? Мягким и податливым? Решительным и резким, как сейчас? Сказать было трудно.

— В этом деле слишком много убийств, и все они идут в одном направлении. Ты знаешь, в каком. Почему мы должны все время молчать, когда нас берут за горло, когда совершают вооруженные нападения на наши военные объекты, когда убивают нашего премьера, когда убивают наших зарубежных представителей, когда тайком скупают нашу промышленность? Ни ты, ни я, ни один честный человек не должны это терпеть.

Она дала ему выговориться. Все, что он ей наговорил, она могла бы сказать и сама.

— Если ты закончил, то сядь и послушай меня. Поверь, я полностью разделяю твои чувства, но не твою политику. Что ты мне предлагаешь? Поехать на заседание Генеральной Ассамблеи ООН и там публично рассказать всю эту историю? Или потребовать созыва Совета Безопасности? Я думала о таком варианте. И с удовольствием произнесла бы соответствующую речь. Но в чем, собственно говоря, официально упрекнуть правительство Соединенных Штатов? В том, что фирмы и разные частные лица скупают акции нашего концерна, не нарушая при этом наших и своих законов? Максимум, что я могу при этом требовать, это проведения специального расследования комиссией по ценным бумагам и бирже. Твоя гора родит вот такую маленькую мышь.

Бернардсен слушал и в растерянности искал, но не находил аргументов против ее холодного благоразумия. Хотелось взяться за шпагу. Но и он понимал, что вышел из гусарского возраста.

— Обвинить их в организации налета на наш объект? Но среди убитых нет ни одного американца. Загадочный вертолет даже не заснят нашими фотокамерами. Хотя на нем наверняка не было опознавательных знаков. Так что, если бы мы и нашли эти фото в недрах ведомства Хансена (я не исключаю, что их там припрятали), все равно нам бы это ничего не дало. Еще надо сказать им спасибо, что они не вооружили своих людей русским оружием и не подсунули им удостоверения советских военнослужащих. Будь уверен, если бы было так, наша пресса уже кричала бы на весь мир и требовала крови. Почему она молчит? Думаю, что неспроста. Одним словом, с таким обвинением я только вызову насмешки и американцев, и своих. Скажут: Гунардсон совсем свихнулась или перекрасилась в красный цвет, продалась большевикам. Что можно еще ожидать, мол, от социалиста? Нет, Оле, так мы не выиграем.

Она перевела дух, встала и подошла к понурому Бернардсену, положила ему руку на голову.

— Или заявить, что нападение на Йонсена — это дело нью-йоркской полиции. Опять-таки в большой политической игре бедный Гарри — лишь самая последняя пешка, которую уже нельзя превратить в ферзя. Могут спросить: а почему ваш сотрудник в ООН и его советский коллега вообще занимаются этим? Суют нос в дела, стоящие на грани национальной безопасности? И действительно, зачем? Из честности, патриотизма? И не потому ли, что Йонсон попал под скверное влияние красного агента Нефедова? Ты меня понимаешь, это я все говорю за них, за своих противников. Я могу найти возражения, и очень убедительные. Но тогда мы рассоримся с ними по-настоящему. Готовы ли мы к этому? О Нильсоне я уже говорила. Спасибо Штромсену, что он помог убрать эту мразь с нашего пути. Рагнеру на новом посту придется хорошенько разобраться, кто есть кто. А пока я полагаю, что лучше спустить все дело на тормозах и разыграть из себя иксляндских простаков. Пусть делают следующий ход, а мы посмотрим.

Она поглядела на часы.

— Теперь нам предстоит встретиться с Якубсеном. Алекс звонил утром и просил его срочно принять. Останься. Наверное, новый председатель ВВФ скажет что-то о своем концерне. В свете того, что мы с тобой здесь обсуждали, это может быть интересно. Да, кстати, о папке Йонсона он ничего не знает и не должен знать.