Страница 44 из 81
Мурсилис пристально посмотрел на купца:
— А как ты думаешь, твой царь Адад Нирар поддержит меня, коли я решу
напасть на армян?..
— Мне не дано знать, каково божье провидение, царь-солнце! —
Таги-Усак снова отбил низкий поклон. — Одно только знаю, что Адад Нирар
обратился к Уганне с просьбой дать ему тридцать мер меди...
Мурсилис подскочил на месте:
— Да я подчиню себе всех богов Уганны! Как сделал это в Нерике!.. Я,
я... Он еще узнает!..
Он долго и раздраженно и невнятно что-то все бурчал. Лицо его, и без
того сухое, заостренное, еще и пожелтело. Весь бред и все зло были
обращены к царю Уганне.
— Этот старец мешает мне во всем, не дает взять под власть четыре
страны на четырех морях, кои должны принадлежать нам!.. Когда восемь лет
тому назад я был в вашей Ассирии и уже, почти полностью ею завладев,
собирался следовать на Каргамиш, вдруг явился гонец и сообщил, что царь
Уганна напал на мои города Иштиттун и Канувар, уничтожил гарнизоны и засел
там со своим войском. Мне ничего не оставалось, как немедленно покипуть
вашу землю. Вот так-то. Своим набегом Уганна помешал мне утвердиться в
Ассирии. Потому и ваш Адад Нирар ищет союза с Уганной. Но я им обоим еще
покажу!..
Мурсилис, забыв обо всем, потребовал немедленно позвать к нему
царевича Наназити.
— Готовь к бою войско столицы! — приказал он сыну.
Мари-Луйс встревожилась, но ни в лице, ни в глазах это не отразилось.
А Мурсилис все бушевал:
— Воля моя такова, Наназити: ты возглавишь войско и выступишь в поход
на Хайасу, на ее города! Нашествие твое должно быть разрушительным!
Понятно?
Царевич покорно внимал отцу. А Мари-Луйс при этом измерила его
взглядом и, остановившись на горящих страстью пухлых, еще полудетских
устах, подумала: «Как, интересно, Каранни встретит войско этого юноши?..»
Царевич удалился. А вскоре после него в зал вошел воин и,
распластавшись у ног царя, сообщил, что армяне отбили Нерик и захватили
хеттский город Иштиттун.
Нежданная весть не сразу дошла до сознания присутствующих в зале. Она
сначала как бы зазвенела, ударившись о каменные стены, увешанные шкурами и
старинным оружием, а уж потом заполнила все пространство помещения...
— Армяне разрушили храм в Иштиттуне, статую богини Лелван! Они
утверждают, что город этот в давние времена принадлежал им и теперь, мол,
по праву отвоеван ими! И в заносчивости своей дошли до того, что грозятся
обратить царство Мурсилиса в прах и развеять по ветру!..
Обстановка накалилась до предела.
Мари-Луйс думала только об одном: «Да сопутствует удача деяниям
Каранни!..» Она не смотрела в сторону Таги-Усака, но представляла, какое
ликование скрывает он сейчас под купеческой личиной.
Тишину взорвал голос царя:
— Да неужели все это правда?! Когда же он успел столько всего
разрушить и так глубоко вклиниться в пределы моей страны?
Окружающие не осмелились ответить царю. Но тут он словно глас неба
услышал. Кто-то как колом вколачивал ему в мозг: «В мире ничто не вечно. И
Хаттушаш твой рано или поздно будет разрушен, может, людьми, а может,
богами. Ничего от него не останется».
От всего этого царю Мурсилису было не по себе.
Мари-Луйс оставалась внешне спокойной. Она сумела, затянув Мурсилиса
в сети своих чар, задержать его, отвлечь от мысли о необходимости идти
войной против армян, пока не вернется Каранни. Теперь ей уже легче. О себе
она не думает. Важно, что теперь перевес на их стороне и они непременно
победят. Мари-Луйс уверена в этом. «Благодарю вас, о всесильные боги
Мажан-Арамазд и Эпит-Анаит, за то, что вы помогли мне одурманить
Мурсилиса, сделали этого страшного изверга мягче воска и бросили к ногам
моим!»
Она взглядом дала понять Таги-Усаку, чтоб он удалился, и тот
торопливо попятился к двери и вышел. На ковре остался открытый ларец
эбенового дерева, в котором сверкали диковинные камни.
Мари-Луйс легким движением сбросила с плеча пурпур своей тоги,
полуобнажив грудь, и стала ластиться к растерянно-беснующемуся Мурсилису,
даже губами к нему потянулась.
— Не огорчайся, о великий, о божественный, возлюбленный властелин
мой! — страстно нашептывала она ему. — Перед твоею мощью все падет! Я
негодую вместе с тобой, узнав о случившемся, единственный мой, властелин
души и тела моего! Положись на меня, я все сделаю для того, чтобы звезда
твоего царства сияла подобно солнцу!..
Она сбросила с ног шитые золотом сандалии, дабы молиться босой,
опустилась на колени и стала истово отбивать поклоны.
Царь снова взъярился:
— Да разве мир не ведает, что имя его завоевателя и правителя
Мурсилис?! Я залью страну Уганны кровью его подданных и утоплю в ней всех
армян!..
А Мари-Луйс продолжала успокаивать его:
— Все желаемое тобою свершится, о великий царь! Ведь этого жаждут и
боги, тебе покровительствующие! А раз так, отринутый богами Каранни,
вторгшись в твою страну, найдет здесь свою погибель...
Мурсилис, не унимаясь, ревел зверем:
— Силой своего оружия я заставлю этого Каранни служить мне!.. Царь
рабов!.. Он еще узнает!.. Я сам пойду войной на армян! Это решено!..
Ликованию Мари-Луйс не было предела: свершается задуманное ею! Во
всем свершается!.. Вспомнила о Таги-Усаке: «Жаль-то как его. Пришлось
бедному перед этим ничтожеством на коленях ползать. Он достоин награды.
Дорогой мой, властелин неба и души моей!..»
В Хаттушаше все было поставлено с ног на голову. Словно буря над
городом пронеслась. Шла лихорадочная подготовка к походу против Страны
Хайасы.
* * *
В один из вечеров, когда уже стемнело, Ерес Эпит обрядила Таги-Усака
в женское платье и тайно провела его к Мари-Луйс. По знаку царицы сама она
тотчас покинула ее покои.
Мари-Луйс долго молчала, взирая на своего астролога в нелепом бабьем
облачении, и наконец проговорила:
— Я позвала тебя, Таги-Усак, затем, чтобы расплатиться за привезенные
тобою драгоценности...
Она пригласила его за стол, уставленный кипрскими винами, блюдами из
рыбы, что водится в Верхнем море, всем тем, чем потчевала Мурсилиса,
принимая его у себя.
— А ты разве не могла подмешать яду в вино тому, кто держит тебя
пленницей?
Царица усмехнулась:
— Я вижу, бог отнял у тебя разум и набил голову глупостью?.. Кто бы,
по-твоему, в таком случае повел на гибель воинов Хеттского царства?..
Таги-Усак с искренним удивлением посмотрел на нее. Догадка озарила
его:
— Мне нравится твоя задумка!..
— Неважно, нравится она тебе или нет! — пожала плечами царица. — Хуже
то, что, начиная или задумывая важное дело, я не ищу помощи и у
Мажан-Арамазда. Если и обращаюсь к нему, то не движением души... Когда ты
в последний раз видел моего супруга?
— В день отправления сюда.
Мари-Луйс верила, что Каранни очень тревожится и беспокоится о ней...
Но ведь и она не меньше страдает... Человек должен быть богом, чтобы уметь
увидеть затаенную в своей груди отраву, злой яд, черную кровь, жалкий
страх и всю оборотную сторону своей сути. Но он не бог...
— Царственный супруг твой, — оторвал ее от раздумий Таги-Усак, —
которому боги определили тысячу лет жизни — если верить богам, — поручил
мне устроить твой побег.
Огромные, горящие огнем глаза царицы наполнились слезами. И от этого
она стала еще прекраснее: «Неужто я еще нужна своему супругу? — с
удивлением размышляла она. — Если да, то я откажусь исполнить его
желание!..»
— Все готово к твоему побегу, божественная. Со мной есть еще люди в