Страница 12 из 81
царицы. Все несли святую воду в кувшинах и кропили царицу и ее свиту.
Вокруг курился ладан. Приближаясь к Мари-Луйс, люди сбрасывали с ног
обувь. Царицу земными поклонами приветствовали и хетты, бежавшие от своего
царя и нашедшие убежище в Нерике. Одеты они были в женоподобные балахоны.
В сочетании с их бородатыми лицами это выглядело довольно-таки комично.
Один из них вдруг выкрикнул:
— О богоравная царица, не отдай нас нашим мучителям на истязание!..
Юноши-армяне ярко раскрасили свои полуобнаженные тела. Идущие впереди
царской процессии дворцовые рабы несли медные и глиняные подносы с огнем
для храма Мажан-Арамазда. Встречный люд, примыкая к шествию, громко
приветствовал свою царицу.
— Слава светоносной царице нашей!.. Слава!..
И каждый считал за долг и за счастье прикоснуться губами к полам ее
развевающихся одежд. Девушки и парни поспешно надевали на ноги цепи, как
бы спасаясь от недоброго глаза и от беды, когда будут проходить мост через
пропасть, называемую адовой. Царица время от времени снимала с себя то
одно, то другое из украшений и одаривала девушек, тянущихся к ней с
восторгом и поклонением.
— Иди, дочь моя, — говорила она при этом, — припади к священным
стопам Мажан-Арамазда!
Все, кто получал маленькие подарки царицы, чувствовали себя очень
счастливыми. Веселыми были все сопровождавшие царицу, от мала до велика.
Таги-Усак, опередив царицу, задолго до нее был в храме Мажан-Арамазда
и коленопреклоненно молился перед алтарем. Откуда-то сверху пробивался
узкий луч света и падал прямо на каменный лик великого бога, делая его до
ужаса грозным, словно бы ожившим.
— О, Мажан-Арамазд, всесильный и справедливый, вырви из моего сердца
черный источник греха! Сделай так, чтоб я стал для Мари-Луйс глыбой льда,
нежеланным и чужим! О единственный и всемогущий бог наш, сжалься надо
мной, будь милосердным!..
Шум на улицах все усиливался. Горожане выносили из дома навстречу
царскому шествию сухофрукты, сладкие напитки, пиво и наперебой стремились
угостить и царицу и ее свиту.
Улицы города чисто выметены и политы. На крышах домов выставлены
изображения разных идолищ-богов. «О пресвятая Эпит-Анаит, — думала про
себя Мари-Луйс, — какое множество богов у народа Хайасы! Зачем их
столько?»
Как заноза сидела эта боль в сердце царицы. Бог Митра, Шант, Лелван,
богиня Нуар и сколько еще других!.. «Кто ты, Шант, откуда ведешься? И за
что я должна почитать тебя богом?.. Легко сказать: поклоняйтесь только
одному богу. А как свершить небывалое?..» Хорошо, если бы Мажан-Арамазд в
подтверждение своей великой силы сам бы сотворил такое, что всех убедило
бы в его могуществе, чтобы все поверили в него, все те, кто не верит ей,
Мари-Луйс...
Процессия подошла к храму Мажан-Арамазда. Сотни жрецов встречали
царицу, воскуряя ладан.
Мари-Луйс не поспешила к ним навстречу. Мрачный взгляд ее черных глаз
говорил не столько об усталости, сколько о досаде и недовольстве. Она
словно бы вызывала на поединок и сонм богов, и весь мир. В ее длинных
черных ресницах сверкали иссиня-белые белки. Цвета вороньего крыла волосы,
разделенные на прямой пробор, были заплетены и уложены в высокую прическу.
На губах блуждала загадочная улыбка. Округлые плечи оголены, шея высокая,
и кожа такая тонкая и прозрачная, что кажется, выпей Мари-Луйс глоток
воды, будет видно, как он пройдет по гортани.
Внешне царица выглядела в этот день достаточно ровной и спокойной,
как Евфрат в Тегарамской долине, но душа ее бушевала. Не давали покоя все
те же волнения, все тот же внутренний голос. «В душе всякого смертного
противоборствуют и вера и неверие, и все это болит, как рана», — думала
Мари-Луйс. Видно, потому она и жила как бы двумя жизнями, враждующими одна
с другою. И примирить их, эти две ее жизни, может только могила.
Великий жрец Хайасы Арванд Бихуни, а за ним и другие жрецы,
почтительно кланяясь, приблизились к царице. Дочери властителя Нерика с
отвращением отпрянули. Омерзителен был им вид жреца, иссохшего и словно бы
змеиной кожей обтянутого. Такое впечатление производила пятнистость кожи
лица — темные точки среди серебрящейся щетины. Мари-Луйс сумела скрыть
свое отвращение.
— Подойди, великий жрец Арванд Бихуни. Не лишай меня твоего
приветствия и себя возможности поклониться своей царице.
Великий жрец, подобрав полы своего хитона, низко склонился перед
Мари-Луйс. Приблизились и хеттские жрецы. От армян они почти ничем не
отличались.
После длинных приветственных речений Арванд Бихуни торжественно
возгласил:
— Бог Нерика Шант доволен, что ты прибыла к нему на поклонение,
великая царица наша! Золотом осенило солнце рождение сегодняшнего утра!..
Царица в упор посмотрела ему в глаза:
— А я вовсе не к Шанту, а к единственному и неколебимому богу
Мажан-Арамазду прибыла на поклонение, о великий жрец Хайасы! Разве тебе
это неизвестно?
Армянские и хеттские жрецы еще ниже опустили головы. Никто не
предполагал, что будет свидетелем такого упорства царицы.
— Что делают в нашем городе хетты, досточтимый Арванд Бихуни? —
спросила Мари-Луйс.
— Они паломники, великая царица. Это давний обычай. Соседи-хетты
исстари приходят с великими дарами в Нерик поклониться нашему общему
покровителю богу Шанту. Так заведено.
Из хеттов вышел вперед один из жрецов и, отбивая земные поклоны,
сказал:
— Я великий жрец Верхней земли хеттов Кама Вараш, из рода
возлюбленного богами солнцеподобного нашего царя Мурсилиса!..
— Однако что вы, хетты, потеряли и что ищете в Нерике? — прервала его
царица.
— Бог Нерика Шант очень почитается хеттами, прекрасная царица. Мы
прибыли к нему с жертвоприношениями. Он ведь прежде был только нашим
богом, а уж потом и вы, армяне, стали ему поклоняться.
Царица подняла свой жезл.
— Может, скажете, что и этот Нерик некогда был вашим?! А?..
— Такого у нас на уме нет, волею богов прекрасная царица! Утверждать
эдакое было бы греховно. А грехи ведь караются богами...
Мари-Луйс сочла излишним вести дальнейший разговор при всей людской
толпе. И Арванд Бихуни взглядом молил ее о том же. Хетты прибыли со
щедрыми дарами, и ему не хотелось их обижать.
Царица первой подошла к распахнутым вратам храма. Арванд Бихуни молча
снес эту дерзость. По извечной традиции, при свершении ритуальных обрядов
первыми в храм ступали только жрецы. Никто, даже цари, не имел права
нарушать этот обычай. Мари-Луйс пока единственная, кто отважился на
подобное. Да простится ей!..
Сейчас у царицы был такой вид, словно она идет на охоту в камышиные
заросли на Евфрате и верит в удачный ее исход. Однако, первой переступив
порог двери, она дождалась, пока с ней поравняется Арванд Бихуни.
— Хетты собираются принести жертву богу Шанту? — спросила она.
— Да, великая царица. Именно затем они и прибыли к нам в Нерик.
Мари-Луйс не взглянула на него.
— Что бы нас ни ожидало впереди, Арванд Бихуни, мы не должны
забывать, что страна армян никому и ничем не обязана. Мы сами себе
хозяева. Вся наша жизнь — это солнце, этот храм, наши познания, все, что
мы имеем, — от нашей родной земли. И нам надлежит оберегать от бед нашу
землю, наш народ! Тебе понятно?..
— Понятно, — прохрипел в ответ Арванд Бихуни.
Грудь у него была узкая, впалая, живот вздутый, рот беззубый, веки
воспаленные.
В числе паломников был и Таги-Усак. Своей красотой и стройностью он
резко выделялся среди всех. Глядя на него, Мари-Луйс негодовала и сама на