Страница 17 из 29
восхождения от абстрактного к конкретному есть способ, при помощи
которого мышление воспроизводит духовно конкретное. Стало быть,
последовательность категорий выражает последовательность ступеней
процесса познания, а также воспроизведение исторического процесса
развития мысли и предмета.
VII.
Если отвлечься от указанных нами основных недостатков
гегелевской логики, то мы должны признать, что в общем гегелевское
построение надо считать правильным и с материалистической точки
зрения. Этим мы вовсе не хотим сказать, что все категории у Гегеля
стоят незыблемо на должном месте, что никакие передвижки их
абсолютно недопустимы. Нам важно только подчеркнуть, что основные
линии в гегелевской логике намечены правильно. Мы здесь не
касаемся еще целого ряда вопросов, в которых мы расходимся с
Гегелем. Нами даже не затронут вопрос о связи между системой и
методом, о переходе категорий друг в друга и пр. Все это потребовало бы
слишком много места. Что касается, в частности, вопроса о переходах
категорий друг в друга, то их искусственность и надуманность
объясняются прежде всего тем, что Гегель имеет дело с чисто логическим
процессом, при котором категории, как логические сущности,
переходят друг в друга. Естественно, что в этих переходах, более чем где бы
то ни было, чувствуется влияние системы на метод. Категории
переходить друг в друга вообще не могут. У Гегеля категории, в
качестве законов мышления, носят вообще априорный характер и
действительно навязываются природе и истории. Но, с другой стороны, надо
понять, что категории даже у Гегеля на самом деле выведены из
действительности. Здесь мы опять–таки имеем ту мистификацию, о
которой говорят Маркс и Энгельс. Но мы, материалисты, должны
сознательно выводить законы диалектики из действительной природы и
истории. Для Гегеля природа и история являются прикладной
логикой. Для материалиста дело обстоит иначе: категорий являются
абстракциями, идеальными выражениями реальных отношений; Но
раз эти законы, или категории, выведены, открыты и установлены, то
они, естественно, применяются в дальнейшем как орудие
исследования. Закон превращения энергии, например, будучи раз открыт в
самой природе, впоследствии применяется к различным областям;
LVI
он становится предпосылкой научного исследования. Вовсе не
требуется каждый раз заново открывать этот закон. Это обстоятельство
и заставляет многих полагать, будто законы диалектики представляют
собою априорную конструкцию, — схему, которая якобы
навязывается мышлением природе. Ни о каком априоризме здесь речи
быть не может. Все законы выведены из действительности. Но
будучи раз выведены или открыты, они становятся прочным
достоянием теоретического мышления и превращаются уже в орудие
исследования.
Итак, на место саморазвития идеи мы ставим саморазвитие
материального мира, на место логических переходов мы ставим реальные
переходы в процессе развития. У Гегеля мы имеем, несмотря на
искусственность переходов категорий друг в друга и на идеалистический
характер всей его логики, абстрактную теорию диалектики, которая
в общем все же выражает — пусть в мистифицированной форме —
реальный процесс развития.
Энгельс сводит всю диалектику к трем основным законам. Отсюда
отнюдь не следует, будто Энгельс отвергает все вторичные законы
диалектики, как они формулированы Гегелем. Достаточно
проанализировать «Капитал» Маркса, чтобы убедиться в том, что мы здесь
имеем все основные законы диалектики в применении к политической
экономии. Энгельс лишь резюмирует содержание гегелевской
диалектики в трех основных законах: закон перехода количества в качество,
и обратно; закон взаимного проникновения противоположностей и
закон отрицания отрицания. «Все эти три закона, —говорит Энгельс, —
были развиты Гегелем на его идеалистический манер как простые
законы мышления: первый в первой части «Логики» — в учении
о бытии, второй занимает всю вторую и наиболее значительную
часть его «Логики», учение о сущности, наконец третий фигурирует
в качестве основного закона при построении всей системы. Ошибка
заключается в том, что законы эти не выведены из природы и
истории, а навязаны последним как законы мышления. Отсюда
вытекает вся вымученная и часто ужасная конструкция: мир — хочет
ли он того или нет — должен согласоваться с логической
системой, которая сама является лишь продуктом определенной ступени
развития человеческого мышления. Если мы перевернем это
отношение, то все принимает очень простой вид, и диалектические
законы, кажущиеся в идеалистической философии крайне
таинственными, немедленно становятся простыми и ясными. Впрочем, —
спешит прибавить Энгельс, — тот, кто хоть немного знаком с
Гегелем, знает, что Гегель приводит сотни раз из естествознания и
истории поразительнейшие примеры в подтверждение диалектических
законов» *).
Таким образом, Энгельс, критикуя идеалистическую основу
гегелевской логики, признает вместе с тем общую ее структуру
правильной, сводя сущность первой части «Логики», трактующей о бытии, к
закону перехода количества в качество и качества в количество, со
всеми относящимися сюда «вторичными» категориями. Содержание
учения о сущности Энгельс совершенно правильно сводит к основному
закону взаимного проникновения противоположностей, причем суть
диалектики Энгельс видит именно в учении о сущности. Закон
отрицания отрицания проходит, собственно, через всю «Логику» как один из
наиболее всеобъемлющих и широко действующих законов.
VIII.
Мы лишены возможности дать более или менее полный обзор
гегелевой логики; мы не намерены также заниматься здесь
материалистической ее критикой и интерпретацией. Единственное, что мы
считаем нужным сделать, — это высказать ряд критических замечаний
относительно гегелевского построения в целом. Вдаваться же в
подробности представляется нам совершенно невозможным, ибо это
потребовало бы слишком много места.
Нами выше было уже подчеркнуто, что гегелевская логика носит
по существу априорный и идеалистический характер. Развертывание
категорий совершается чисто логическим путем. Это развертывание
есть не что иное, как процесс саморазвития идеи, которая
раскрывает свои определения в определенной логической
последовательности. Одно понятие идеи, вследствие своей односторонности и
ограниченности, само переходит в другое понятие, которое, в свою очередь,
оказывается противоречивым и вынужденным, в силу этогоi перейти
в другое понятие и т. д. Таким образом, понятие берется как реальная
сущность, которая якобы движется и развивается. На самом же деле,
такая постановка вопроса не выдерживает критики. Понятия сами
по себе не переходят и не могут переходить друг в друга. Только
мыслящий субъект имеет дело с понятиями, поэтому и переход друг
*) Энгельс^ Диалектика природы, стр. 221
LVIII
в друга, их поступательное движение есть работа нашей мысли; это
мы заставляем их переходить друг в друга и вообще двигаться,
развиваться, развертываться; мы фактически имеем дело с процессом нашей
мысли, с развитием наших логических понятий при помощи нашей
мыслящей способности, но приписываем этот ход развития мысли
объективной действительности, гипостазируя его и превращая его
в реальный процесс. Это и есть та мистификация, о которой говорит
К. Маркс.
Поэтому логика Гегеля по самому существу своему построена
неправильно; она действительно стоит на голове, рассматривая