Страница 32 из 55
весело хохотал. «Ну с чего я взял, что его убили? Ну не кретин ли?! Ведь
ранили! Подумаешь — горло перебили! Сейчас что угодно пришивают: руки,
ноги, сердце. Подумаешь, горло им зашить!» Он оглядывался и так, чтобы
лейтенант не видел, смотрел на его горло. Лейтенант ворчал и,
кажется, не видел, куда смотрит Саня. На горле его был синий неровный
рубец. «Избушка-избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом!» —
приказывал лейтенант. И Саня понимал, что он от него хочет. Требовал,
чтобы развернулся на пушку лобовой броней,— он всегда так шутил.
Саня разворачивал свою БМП, но все не в лоб, все не в лоб, все
промахивался как-то. Но это нисколько его не беспокоило. В голове
вертелась веселая песенка на мотив Высоцкого, и он иногда выкрикивал ее
вслух:
Мой юный друг, сними бронежилет! Поверь, дружок, он жмет тебе в
коленках!
Машина крутилась на месте, Саня напевал под нос песенку, а
уснувшее намертво контрольное «я» все длило и длило его сонное счастье.
ПОВЕСТИ
«ВНИМАНИЕ: ВСПЛЫТИЕ!»
1
Собака гавкала без увлечения, но методично, и Коля решил, что завтра
он обязательно разберется с ее хозяйкой, этой вечно размалеванной тетерей с
пятого этажа, потому что псина была ее, это Коля знал точно; он давно уже
различал по голосам все дворовое собачье братство. Нельзя же так
распускать!.. Можно было встать и чем-нибудь запустить в собаку прямо
через форточку, но не хотелось. И телевизор выключать не хотелось, хотя
хоккей давно кончился и по экрану мельтешил красно-сине-зеленый «снег».
Свет автомобильных фар обозначил на дальней от Коли стене решетку
окна и начал смещаться влево, в угол; на следующей стене он прошелся по
стеклам книжного шкафа, затем выхватил несколько репродукций из
«Советского фото» и замер на распятом Христе, вырезанном из куска березы.
Левее Христа висели часы-кукушка. Коля вгляделся в циферблат. Двадцать
три пятьдесят.
Машина стояла под самым окном. Мотор работал на малых оборотах,
и в комнате скоро запахло отработанным газом — форточка была приоткрыта.
«Не ходи босый, не живи на первом этаже»,— зачем-то вслух проговорил
Коля и стал ждать, когда хлопнет автомобильная дверца. Из машины вышли
минуты через три. Он услышал знакомое: «Ну ладно, чао!» — и встал с
дивана.
Коля стоял в коридоре, прислонившись спиной к стене, и молча
смотрел, как Люся раздевается.
— Кони сытые бьют копытами,— наконец
сказал он. И, чуть помедлив, добавил:—
Все наетые и напитые... Ну как повеселилась?
Люся молча прошла в спальню. Оттуда донеслось недовольное
покряхтывание Алешки, потом звякнула крышка горшка. Сыну было шесть
лет, но он все еще не вставал по-маленькому сам; они с Люсей уже несколько
раз обращались к врачу.
— Я говорю, как повеселилась? Гене
рал-то был? Или доцент какой завалящий? —
снова спросил Коля жену, когда та прошла мимо него в ванную.
Она опять промолчала.
Коля сходил в комнату, выключил телевизор и пошел в кухню. Когда
Люся пришла туда, он встретил ее новыми вопросами:
— А кому «чао»? Ленке, что ли?
— Да нет, дяденьке одному,— спокойно ответила Люся. И так же
спокойно, без раздражения, спросила сама: — Чем мы опять недовольны? Я
ведь тебя, кажется, звала? Чего завелся опять?
— А кто говорит, что мы недовольны? Мы радые. Слава богу, сегодня
пришла, а не завтра. Или завтра? — Коля взял левую руку жены — на ней
были часы — и поднес ее к своим глазам.— Ноль-ноль-пять. Значит, вчера
пришла. Молодец. Нормально, все довольны. Люся резко выдернула руку.
—
Я сколько раз просила — без рук!
Тема ссоры была привычная: Люся опять
«гуляла».
На этот раз выдавали замуж бухгалтершу из ее ОРСа. Бухгалтерше
было далеко за тридцать, замуж она выходила в первый раз, и манкировать
этим событием было никак нельзя.
— Что ты от меня хочешь? — злым голосом почти крикнула Люся.—
Чтобы я стала таким же домоседом, как ты?!
— Не ори,— тоже повысил голос Коля. Он встал с табуретки и закрыл
кухонную дверь.— Не ори,— повторил он тише.— Надоело. И похождения
твои надоели. До чертиков. И все, чего я хочу — так это прекратить их
наконец.
Люся склонила голову набок и, поигрывая спичками,— она
собиралась включить газ — насмешливо протянула:
— Ух ты-и! Давно надумал? Сегодня? Или
вчера? — она поднесла к глазам руку с часами.
Коля с ненавистью смотрел на жену.
— Прекрати ц-цирк, п-понятно? Тебе это
с-совсем не идет!
Он, когда волновался, начинал слегка заикаться. Это было с детства.
Заикой Коля себя не любил. Обычно, дойдя до этой точки, он замолкал.
Замолчал он и сейчас. Сел на табуретку, посмотрел в окно. По
черному экрану окна мельтешил мелкий колючий снег. Как в телевизоре. Коля
встал, медленно подошел к окну, задернул шторы. И пошел из кухни
вон. У самой двери он приставил указательные пальцы к голове, на манер
рожек, сказал «му-у!» — и толкнул дверь этими же рожками.
В Колином характере была одна очень сильная сторона: он умел
неожиданно переключаться. Со злой раздражительности — на
обезоруживающую мягкую улыбку. В одно мгновение. Или как сейчас:
выкинет нелепый фокус — и прочь с поля боя. За девять лет жизни с Колей
Люсе ни разу не приходило в голову, что эти переключения стоили ему каких-
то душевных усилий, что он насилует себя, настолько они были естественны и
неожиданны. Она давно привыкла к тому, что в характере ее мужа есть такая
вот маленькая счастливая странность. Без этого приятного украшения,
казалось ей, с ним просто невозможно было бы жить. Особенно в последние
полгода.
Тихо, чтобы не разбудить Алешку, Коля достал из тумбочки в спальне
простыню, взял с тахты подушку, покрывало — и постелил себе на диване в
большой комнате.
Минут через десять в комнату зашла Люся, спросила, не звонили ли ей
с базы; после короткого Колиного «нет» она еще с минуту походила по
комнате, пошелестела телевизионной программой, заглянула в книжный шкаф
и, ничего не взяв оттуда, протяжно зевнула и пошла к двери.
— Пожалуйста, не бери к себе Алешку,— попросил ее Коля, когда она
выходила из комнаты.
— Это еще почему? — не оборачиваясь, напряженно спросила Люся.
— Не бери. Пусть один спит.
— Но почему все-таки? — Люся быстро повернулась к Коле лицом и
прислонилась плечом к дверному косяку.
— Потому что вырастет весь в папашу. Я тоже лет до восьми с
матерью спал.
— А чем ты после этого плох?— спросила Люся.
— Ты лучше спроси: чем хорош,— равнодушно сказал Коля и
отвернулся к спинке дивана.
Люся долго стояла в дверях, видимо ожидая, что он скажет что-нибудь
еще. Но он ничего не говорил, и она наконец ушла.
Утром, собираясь на работу, Люся попросила забрать из садика
Алешку не позже шести: воспитательница очень недовольна, что они вечно на
грани опоздания. И еще попросила купить молока в подвальчике, лучше
разливного, потому что витаминизированное в последнее время — вообще ни
в какие ворота. Сама она обещала быть дома не раньше восьми: ожидаются
вагоны с яблоками из Чимкента, а принимать кроме нее некому.
— Это ничего, что я на мужика мово столько хлопот навешиваю? —
шутливо-деликатным тоном спросила она, целуя Колю в
свежевыбритую щеку.
Коля сказал, что ничего.
Люся выбежала из подъезда, и почти тотчас же под окнами тормознула
желтая «Нива» Вострецовых. Ленка сидела за рулем, Андрей — рядом. Коля
изобразил им через окно приветственный жест.
Им всем троим было по пути: Ленке с Люсей — в ОРС
стройуправления, они обе работал там товароведами, Андрею — в само