Страница 30 из 55
беспомощно закрутились на одном месте. Саня резко сбросил газ.
—
Разулись!— хрипло крикнул он.
В ларингофоне звучали отрывистые команды лейтенанта.
Сбросив танкошлем, Саня схватил сумку с инструментами, каску и
выбрался наружу. Сзади из десантного отсека выскакивали на дорогу ребята.
А через секунду, раскатывая по горам эхо, с правой стороны дороги сверху
ударил пулемет. За ним второй. И следом —
автоматная трескотня. Пыль фонтанчиками брызнула позади машины.
Почти мгновенно ожила башня его «бээмпэшки» — Костя Волков «настраивал
свою балалайку». Затявкала его автоматическая пушка, ей отозвалась пушка
подошедшей сзади «восьмерки», и все утонуло в грохоте... Саня больше
ничего не видел и не слышал. Его разутая гусеница дорожкой тянулась позади
машины, и он понял, что сейчас ему придется попотеть до кровавого пота.
— Ну что?! — кричал Саенко.— Будешь делать или — металлолом?
—
Попробуем! Сейчас подтащим ее...
Ребята помогли ему подтянуть гусеницу к
задней «звездочке». Он полез в машину и включил на малых оборотах
скорость. И вот тут «бээмпэшку» сотрясло еще раз. Саня даже не понял, что
произошло. В голове зазвенело, и он вдруг увидел, как справа и сзади валится
из своего сиденья Костя Волков. Отсек стал наполняться гарью. Ох схватил
Костю и стал выталкивать его в люк. Кто-то снаружи помог ему.
Ни тогда, ни потом Саня так и не понял, почему он не вылез из
машины. Или его оглушило, или показалось, что он засек вверху вспышку. О
том, что по машине ударили из гранатомета, он узнал уже потом. Пока же ему
нужна была только Костина пушка.
Когда стало нечем дышать и он наконец выбрался наружу, ребята под
прикрытием «восьмерки» отходили назад, к повороту. Между ним и машиной
было не больше шестидесяти метров. Он рванулся за ней. Но вдруг что-то
толкнуло его в левый бок, и в голове словно грохнул колокол. Он упал на
четвереньки и пополз за машиной...
Его привел в себя крик лейтенанта Саенко:
— Фетисов! Назад, Фетисов! На-за-ад!
Едва соображая, но повинуясь голосу лейтенанта, Саня пополз под
прикрытие своей БМП. Оттуда он видел, как Саенко что-то кричал по рации,
как шарил по скалам пушечный ствол «восьмерки». А Саенко уже снова что-
то кричал ему.
Саня обернулся. И пришел в себя окончательно. Спереди, справа вдоль
дороги от валуна к валуну к нему продвигались фигурки людей. Он ужом
крутнулся в ту сторону и, почти не целясь, полоснул по ним из своего
«Калашникова».
Впереди других, чуть пригнувшись и изредка постреливая от пояса из
автомата, каким-то мягким кошачьим шагом бежал человек в широких
шароварах и в чем-то зеленом на голове — не то феске, не то тюбетейке.
Перебежки его были спокойны и несуетливы; казалось, что вся эта пальба
вокруг касается кого угодно, но только не его. Саня прицелился — их
разделяло метров сто — и дал по нему короткую очередь. Без толку... Он
опять стал старательно его выцеливать.
«Дух» был словно заговоренный. Уже сзади него кто-то, дернувшись,
ткнулся в камни, уже трое или четверо залегли меж камней у обочины, а этот
все перебегал. Саня сатанел от злости, пытаясь в него попасть,— и не мог!
Сзади, с «восьмерки», вдоль дороги ударил пулемет, и «дух» на какое-то
время тоже исчез из поля зрения. Но сверху обрушился настоящий шквал
огня, и пулемет замолк. Саня оглянулся. «Восьмерка», чуть выйдя из-за
поворота, разворачивала пушку в сторону скал. Все ребята, кто залегши у
левой обочины, кто из-за машины, вели огонь в том направлении.
И снова между камней замелькало семь или восемь фигурок. «Живым
хотят...» — отрешенно, словно не о себе, подумал Саня. И снова стал ловить в
прицел того, зеленого. Все, что он запомнил из тех мгновений,— это
огромное, нечеловеческое желание кончить того зеленого «духа»; не было ни
мыслей, ни боли, ни чувства опасности — а только это: во что бы то ни стало
кончить!
Сзади взревел мотор, и он снова на мгновение оглянулся. «Восьмерка»
на большой скорости двинулась к нему. На броне у башни, пригнувшись,
сидели лейтенант Саенко и Сергей Попов из его отделения. Башенный
пулемет прижал к земле Санину ватагу.
Машина не дошла до него метров двадцать. Сверху из-за крутой
каменистой осыпи ярко блеснула вспышка, и перед самой гусеницей
«восьмерки» поднялся столб камней и пыли. Машина крутнулась на месте и
замерла. Саня видел, как выпрямился перед прыжком лейтенант Саенко и как
он несколько раз неестественно дернулся; он видел, как Саенко падал и как
Сергей тащил его за машину. Теперь машина Ары, как и его, стояла на дороге
неподвижной мишенью. Но наводчику ее, кажется, удалось сделать то, чего не
удалось Сане. Несколько разрывов на гребне осыпи, было похоже, подавили-
таки гранатометную точку. Во всяком случае, «восьмерка» жила. Стоя голой
мишенью на дороге, она изрыгала из себя всю свою огневую мощь, и на
перевале установилось шаткое равновесие. Ребята от поворота вели огонь по
скалам, по осыпи, но не могли двинуться к машине — простреливался
каждый метр дороги,— а наводчик с «восьмерки» намертво прижал к земле
«зеленого» с его людьми... Сколько времени это продолжалось, Саня не знал.
Когда сзади, из-за поворота, до него донесся рокот моторов, он сперва даже не
понял, что это спасение. Важнее для него оказалось то, что из-за камней вдруг
выскочил его зеленый вражина, и он, слабея от ненависти, всаживал в него
очередь за очередью.
Скалы словно раскололись от залпа танковых
«стодвадцатимиллиметровок». Вверху между камней замелькали серые тени
вылезавших из укрытий «духов»; частой тяжелой дробью с дороги начали
бить сразу несколько пулеметов. Через несколько минут все было кончено. В
памяти Сани осталось только, как на большой скорости, обходя обе их БМП,
по дороге к группе «зеленого» пронесся головной Т-62, и оттуда слышались
нестройные крики.
Ребята начали собираться у «восьмерки». Когда Саня подошел к ним,
над лейтенантом Саенко склонились командир первого отделения и Сережа
Попов. На тело лейтенанта было страшно смотреть. Вся грудь его и живот
были мокрыми от крови. Каски на нем не было. Голова, неправдоподобно
отброшенная назад, словно у него не было горла, тоже лежала в кровавой
луже. Глаза лейтенанта были полуоткрыты. Сане показалось, что смотрит он
на него. «Из-за меня!» — прошептал Саня. И сел. Какой-то танкист подбежал
к нему,
стал снимать с него бронежилет. Расстегнул гимнастерку. «Ты что,
земляк, ранен? Эй, земляк!» Саня снова посмотрел на лейтенанта Саенко.
Судорожно вздохнул — и зевнул. Мучительно, до боли в челюстях. Еще
несколько раз вздохнул — и снова зевнул...
В вертолете, когда его с Костей и Леней Дубининым везли в
госпиталь, он потерял сознание. И это было хорошо. Потому что в госпитале
снова началось. И только после порции уколов отошли и головная боль, и
зевота.
А так на нем не было ни царапины. Был синяк величиной с чайное
блюдце под левой подмышкой да длинная вмятина на каске напротив затылка.
Саня стоял перед пьяным соседом и зевал. Ждал, что еще скажет этот
седенький духарик. На какой-то момент его отпустило, и он успел спросить:
— Дед, слышишь, дед? Слышишь, старый недобиток? Тебе мамка в
детстве зеленую тюбетейку не покупала?
Деда Гриша посмотрел на него бессмысленными глазами и ткнулся в
стол.
Саня повернулся к двери и, держась за подбородок рукой, вышел в
коридор. Там он оделся и пошел в больницу. Он знал, что ему нужно было