Страница 210 из 233
что, пробираясь сюда, Евхиму не надо было опасаться встречи с кем-нибудь
из куреневцев или олешникойцев. Следовало остерегаться разве что
любопытных взглядов из хат да из дворов, но мало ли кто и по какой
надобности мог идти переулком, свернуть в хату! Евхим совсем и не
испытывал беспокойства; и когда подходил к местечку, и когда спускался с
горы, и когда шагал переулком, он чувствовал себя очень спокойно.
Привыкший ходить по свету уверенно, не прячась, любящий порой даже
рискнуть, он считал, что вся эта зубричевская осторожность ни к чему, и
если только придерживался ее правил, то лишь потому, что на это был
твердый приказ Зубрича, и потому, что сердить Зубрича не было никакого
расчета. Правда, его нисколько не беспокоила мысль о том, чтобы не
разгневать Зубрича; чем ближе подходил к месту встречи, тем меньше
теплилась в нем надежда и на Зубрича, и на этот поход, в который он
отправился больше йотому, что просил отец. Во всей этой затее Евхиму
виделся теперь только тот смысл, что будет или не будет польза, а
попробовать - можно. Чтоб не гадать потом. Иного выхода все равно нет.
В хате Пелюха были только жена с ребенком на руках да девочка лет
девяти. Черненькая, похожая на отца, девочка сразу, как только вошел
Евхим, спряталась за мать, тараща из-за материной юбки диковатые,
настороженные глазенки.
Внимательно, не очень радушно смотрела и жена Пелюха, невысокая,
полнеющая, нечесаная, в расстегнутой грязной кофте. Может быть, ее
рассердил ребенок, которого она держала, - она и теперь нервно
подбрасывала его, - но Евхиму, казалось, ничего хорошего не обещал этот
взгляд. Когда Евхим сказал, что ему надо поговорить с мужем, она, будто
сердясь, велела девочке позвать отца. Без приветливого слова повернулась,
грузно ступая босыми ногами, покачивая ребенка на полных руках, ушла в
отгороженную боковушку.
Не пригласила даже сесть. Евхима это нисколько не смутило: он спокойно
осмотрелся, выбрал место на лавке, у окна.
Сел, как в отцовой половине.
Пелюх пришел скоро. Черный, небритый, живо вбежал, всмотрелся, не
узнавая: видно, ждал кого-то другого, потому что, когда узнал, - Евхим это
заметил - в юрких, с блеском глазах мелькнул холодок разочарования. С
разочарованием на лице появилась настороженность: опасливо, искоса глянул
в сторону боковушки. Это было одно мгновение. Пелюх почти сразу же
превозмог растерянность: как перед самым лучшим другом, заюлил перед
Евхимом, выражая радость, которую может доставить только гость, давно и
нетерпеливо ожидаемый. Евхим, удивленный таким умением притворяться, хотя
и чувствовал обычную неприязнь ко лжи, всячески поддерживал ее: догадался,
что жена не знает, ради чего он появился здесь, и не должна знать.
Запинаясй, выдавил из себя тут же придуманное: виноват, что не заходил
долго, но был очень занят, работа навалилась - не переработать. Вот только
теперь вырвался, и то на минуту. Только когда жена вышла, чтобы принести
закуску к бутылке, что поставил хозяин на стол, Пелюх открыто уже, не
скрывая беспокойства, спросил Евхима, чего ему надо.
После этого с полчаса еще сидели за столом. Пили сначала с хозяйкой,
которая, охотно опрокинув чарку самогонки, уже более приветливо присела у
краешка стола. Она, видно, сидела бы долго и выпила б еще не одну чарку,
если бы в боковушке не захныкало настойчиво-требовательно дитя.
Женщина снова сердито, грузно двинулась в боковушку.
Мужчины пили и закусывали одни, пока бутылка не опустела. Тогда только
Пелюх, уже непритворно веселый, возбужденный, вышел из хаты, приказав
Евхиму сидеть, ждать.
Пришел он не очень скоро. В хате была снова жена с ребенком на руках, и
он с притворной веселостью заговорил о том, что на складе порядок, была
одета подвода - так он отпустил ее и вернулся. Жена, видимо,
почувствовала, что он что-то скрывает, приглядывалась и вслушивалась очень
внимательно и недоверчиво; только, выйдя проводить, в переулке у забора
Пелюх передал, что Зубрич велел ждать его возле дороги, которая ведет в
Крыты. В лесу, километра за два от местечка. Через час...
Дорога была тихая, безлюдная. Навстречу тянулся вначале березняк, позже
сосны вперемежку с березами. Уже когда подходил туда, где, по его расчету,
надо было ждать, Евхим уловил впереди поскрипывание телеги, ехавшей со
стороны Крытов; сошел с дороги, спрятался в зарослях. На телеге сидело
двое мужиков: один управлял, а другой, ropj бясь, дремал. Тот, что
управлял, был в свитке, в старой шапке, с рыжей бородой - деревенский
мужик; дремавший - молодой, в пальто с поднятым воротником. Со стороны
видно было - городской гость, какой-нибудь уполномоченный...
Зубрича пришлось ожидать долго. Услышав легкий бег колес, Евхим не
вышел на дорогу, смотрел из-за дерева, сквозь чащу зарослей; решил выйти,
когда удостоверится, что это именно Зубрич. Ехал действительно Зубрич, на
легкой, с рессорами, бричке, в полотняном плаще с капюшоном, в выгоревшей,
с помятым козырьком фуражке. Сидел так, что можно было подумать - скучает
дорогою, дремлет, однако Евхим издали заметил,что посматривает он
озабоченно.
Евхим, неторопливо раздвигая ветви, вышел на дорогу.
Зубрич спокойно, медленно подъехал. Исподлобья прострелил взглядом
дорогу впереди.
- Подвезете, может? - сказал Евхим со скрытой насмешкой.
- Садись, - Зубрич придержал коня. Не принял игриво-насмешливого тона
Евхима, ответил сдержанно, серьезно.
Зубрич деловито шевельнул вожжами, бричка тронулась.
- В чем дело? - Зубрич взглянул на Евхима строго, требовательно.
Евхим коротко, грубовато объяснил.
- Я знаю это, - ответил Зубрич, отворачиваясь от него.
Евхим заметил: и в тоне его, и в том, как отвернулся, смотрел куда-то
вперед, - недовольство} будто его побеспокоили изза пустяка.
Евхим разозлился. Почувствовал неприязнь к Зубричу, в нем появилось
желание противиться.
- Дак чего ж не сделали ничего! Пальцем не пошевелили! - сказал грубо,
требовательно.
- Не могу. - Зубрич будто не заметил Евхимова тона.
Или не посчитал нужным унижаться до этого тона. Мягко и как бы свысока,
поучая, растолковал: - Решение сверху. Решение Центрального Комитета! И
Советского правительства! ..
- Дак ничего и сделать нельзя? - тем же тоном спросил Евхим.
- Можно бы, - мягко объяснил Зубрич. - Да товарищи у вас шибко
грамотные. Товарищ Гайлис и ваш новый председатель колхоза...
Исключительную, можно сказать, похвальную активность проявил новоявленный
председатель!
Дошел до секретаря райкома товарища Башлыкова! Договорился с
председателем райисполкома товарищем Апейкой!.. Договорился не вообще, а
конкретно!.. Конкретно договорился, какой участок выделить! Мне сообщили
только решение! Конкретное! Я был бессилен!..
Зубрич развел руками. Евхима злило не только то, что он сказал, а и его
манера: кривляется, как на спектакле, как перед мальчишкой, когда такое
происходит!
- Что ж вы можете? - сказал Евхим с презрением. Зло подумал про себя:
нашел на кого надеяться!
- Не надо истерики, - уже без наигранности, холодно произнес Зубрич. -
Терпение и выдержка - вот что необходимо! - Он заговорил сдержанно,
деловито: - Мы не можем не считаться с обстоятельствами. Обстоятельства
пока что, к сожалению, сильнее нас. Нам, независимо от наших желаний,
остается пока одно - ждать. Ждать, когда обстановка изменится. Станет
более благоприятствующей нам.
- Как же ето ждать? Жить уже невмоготу! - возмутился Евхим. Возмутился