Страница 202 из 233
Миканор заметил: Гайлис повернул голову к нему, строго и требовательно
ждет, - в ропоте, что не хотел уняться, объявил:
- Слово по данному вопросу имеет председатель сельсовета товарищ Гайлис.
Гайлис встал, подтянутый, аккуратный, в туго подпоясанной, застегнутой
шинели, с ясным, открытым взглядом голубоватых глаз. Стоял, ждал, пока не
утихли все. Только когда воцарилась нерушимая тишина, с обычной своей
аккуратностью и точностью начал объяснять:
- Землеустройство, который проводится теперь, не есть простой фокус,
как думают некоторые люди. Землеустройство проводится не потому, что
кому-то нечего делать и он выдумал снова переделить землю. Нет,
землеустройство есть серьезный и необходимый кампания, который имеет
серьезное политическое значение. Землеустройство проводится потому, что
теперешнее положение с землей не соответствует новому положению на селе.
Старый положение с землей был установлен при старом порядке, который
теперь изменился.
Новый положение требует и нового землеустройства. Теперь на смену
единоличным хозяйствам пришел коллективный хозяйство - колхоз. На смену
мужицким полоскам должно прийти широкое колхозное поле. Колхоз будет
работать на тракторах, сеялках, жатках - ему необходимо широкое поле.
На узких полосках колхоз работать не может! Это землеустройство и
должно дать колхозам широкое поле, простор для техники, для счастливой и
культурной жизни. Это имеет важное значение для всего села и для всего
народа, потому что в этом единственный путь мужика к культурной жизни.
Потому что колхоз должен показать всем, как надо идти по этому пути!..
После такого вступления Гайлис повел речь в практическом направлении,
сказал, что для землеустройства сельсовет и партячейка создали комиссию,
что комиссия и будет всем руководить. Он определил вопросы, - расстегнув
шинель на груди, достал аккуратно сложенную бумажку, начал читать, из кого
состоит комиссия. Люди настороженно слушали: он читал выразительно,
стараясь выговаривать четко, приостанавливаясь после каждой фамилии; были
в комиссии Гайлис, Миканор, Хоня, Чернушка, Грибок. Когда он свернул
листок, по хате пошел ропот недовольства, слышались и голоса одобрения:
"Ето комиссия: одни колхозовские!..", "А колхозники что - не люди?..",
"Одного Чернушку от всего села!..", "Правильная комиссия!..", "Хитро
составлена!..", "Такая наделит, черта!.."
Гайлис спокойно переждал шум, сказал, что комиссия будет работать
вместе с землемером, который специально прислан из района: он показал на
землемера, державшегося так, будто речь шла о ком-то другом. Комиссия,
объявил Гайлис, начнет работать завтра и постарается сделатб все быстро и
хорошо. Все материалы оформлены, необходимый инструмент привезен, все
подготовлено, чтобы начинать.
- А какое поле под колхоз? - не выдержал, крикнул от печи Евхим.
Евхима поддержал дружный, нетерпеливый гомон: чувствовалось, что это
больше всего волнует многих в хате.
- Сейчас скажу. - Гайлис невольно глянул в ту сторону, откуда
выкрикнули, упрекнул нетерпеливого: - Не надо спешить поперед батька.
Всему своя очередь. - Глядя уже на других, сказал с дружеской
откровенностью: - Мы этот вопрос думали. Для колхоза будет отведено поле,
которое называется Пилипов рог.
- Are! - вырвалось сразу у кого-то из женщин. Ядовитое, несдержанное.
Вмиг хата загудела, забурлила беспорядочными горячими голосами: все в селе
по слухам знали уже про это; многие пришли на собрание с твердым
намерением помешать переделу, уберечь свое; все время ждали этого момента.
Шумели, кричали так, что сначала все тонуло в сплошном гуле. Вырывались
только отдельные выкрики: "Выбрали! ..", "Нашли!", "А другим что?!",
"Решили!", "Других - на пески!", "Правильно!", "Дулю!", "Не дадим!"
Угрожал, готовый ринуться в бой, Евхим. Горланил, помогал Евхиму, будто
похваляясь силой голоса, Бугай. Кипел злобою, даже вскакивал с лавки Вроде
Игнат. Тяжко, как в бочку, бухал Прокоп Лесун; чисто, проворно сыпала
недобрыми присказками Сорока. Чернушиха махала руками, качала головой,
обращаясь к женщинам: кричала больше всего потому, что кричали Сорока и
другие. По дружескому долгу. Старый Глушак, болезненно тряся головой,
сипел тихо, сдержанно: помнил себя и тут, побаивался; от сдерживаемой
злобы брызгал слюной, - если б мог, разорвал бы латыша и рябого.
В голоса недовольства, возмущения врывались крики, одобрявшие передел
земли, - крики колхозников: Хони, Хведора Хромого, Зайчика, Зайчихи. Их
распаляла ярость тех, кто возмущался: они, как бойцы в битве, сражались
тем более отчаянно, чем больше на них наваливались Может быть, кричали еще
горячее, громче: их быЛо все же меньше, а перекричать - пересилить они
должны были!
Кричал и Василь: горячий гул, водоворот криков поднял, вырвал из. груди
тревогу и злость, что давно мучили его. Не отступился рябой - лучшую
Василеву землю забрать хочет!
Один настоящий кусочек, который так трудно достался! На который вся
надежда! С которого только и живешь!
- А нам чем жить? - вплетал Василь в другие свой крик, в котором были
одновременно и упорство и страх. - Нам - зубы на полку?!
- Не дадим! - причитал рядом багровый от злобы, от крика Вроде Игнат.
- Хватит вам одним! Напанствовались уже! - визгливо врезался вопль
Зайчихи.
- Привыкли - на хорошей земле одни!
- Нет такого закону - отнимать!..
- И другим надо жить! Все хочут жить!..
- Пожили уже!
- Идите в колхоз! Дак и у вас будет! Хорошая земля! - пробился звонкий
голос Хони.
Ему ответил кто-то в злобной запальчивости:
- . Идите! С вашим колхозом!
- Дак нечего рот разевать! Молчите!
- Не будем! Не пустим!..
- Судиться будем!
- Не отдадим!..
Почти сразу, как начался этот содом, Гайлис сел. Не впервые был на
собрании, не впервые сталкивался с беспорядочной, жаркой схваткой. Разные
голоса слышал, и хорошие, одобрительные, и злые,-полные ярости, ненависти.
Всего наслышался и навиделся на собраниях не только в Куренях и Олешниках,
во многих ближних и дальних, за лесами, болотами деревнях сельсовета. Но
не только потому, что это было не внове, спокойно сел, терпеливо ждал,
когда уймется вопль, не в характере твердого латыша было кричать,
неразумно отвечать на крик криком. Гайлис отвечал на ярость спокойствием,
выдержкой. Выдержкой, непоколебимым спокойствием показывал, что никакие
крики его не сбивают с толку и не собьют. Положив крепкие, обветренные
руки на стол, подтянутый, собранный, прямой, будто выточенный из крепкого
дуба, смотрел он в хату пословно не слышал ничего. Ни одна черточка не
изменилась на обветренном, худощавом лице.
Землемер теперь сидел не так безразлично, чистые, прозрачные юношеские
глаза бегали по рядам с интересом. Он останавливался на лицах тех, кто
кричал, всматривался с каким-то затаенно-веселым оживлением; его словно
потешала эта буря разноголосицы. Миканор стоял, стучал ладонью по столу,
надрывая до хрипоты голос, приказывал замолчать.
Наконец выкричались, раскрасневшиеся, потные, начали утихать.
- Товарищи, - неторопливо поднялся Гайлис, - этот шум не дает никакая
польза.. Это точно. Есть решение, и райком партии и райисполком этот
решение одобрил. Оно есть уже - закон... Это решение - законное. Оно не
выдумано самоуправно. Оно принято на основании решение правительства, чтоб